Виктор Доценко - Тридцатого уничтожить!
Савелий и так уже все запомнил, но еще раз внимательно осмотрелся по сторонам. Потом закрыл глаза, представил все, что увидел, открыл их и проверил себя. После этого повернулся к Шестому:
— Запомнил, Шестой!
— Ну-ну! — усмехнулся тот, недоверчиво покачав головой. — Твой первый противник, — он ткнул пальцем в грудь Седьмого. — Второй, — он указал на того, кто попал в огонь. Они вышли из строя. — Остальные — зрители!
Не участвующие в этом поединке, с жалостью поглядывая на Савелия, отправились на верхние скамейки, предвкушая интересное зрелище. Дождавшись, когда они расселись. Шестой сказал:
— Сейчас свет погаснет ровно на пять минут. Ты, Тридцатый, и один из твоих соперников должны оказаться на висячем мостике, третий должен будет страховать своего коллегу внизу. Начало боя — включение света, начало занятия исходных позиций — его выключение! Итак, приготовились!
— Он махнул рукой, и свет мгновенно погас.
Савелий, услыхав про новость со светом, сразу же прикрыл глаза и слушал Шестого уже с закрытыми глазами, чтобы легче было привыкнуть к темноте.
Он слушал Шестого и благодарил своего Учителя за то, что тот несколько месяцев заставлял Савелия ходить по знакомым и незнакомым местам с повязкой на глазах. Более того, он учил его схватке вслепую с одним, двумя, тремя и с большим числом соперников.
Кал только свет погас и в помещении воцарилась кромешная тьма, он открыл глаза и почти сразу же начал различать силуэты предметов, окружавших его. Освещение, чуть заметное, все-таки существовало, хотя происхождение его было неизвестно.
Савелий устремился к дальней лестнице, ведущей на висячий мост, решив, что время, проигранное в расстоянии, он выиграет у того, кто решит встретиться с ним наверху, за счет того, что какие-то доли секунды уйдут у противника на привыкание к темноте и принятие решения: кто пойдет наверх.
Он оказался прав: находясь уже на середине веревочной лестницы, почувствовал ее колыхание. Его противник тоже начал взбираться вверх. Савелий первым оказался на мостике и имел достаточно времени, чтобы внутренне успокоиться и собраться для поединка.
Когда его внутренние часы подсказали, что остались считанные секунды до истечения пяти минут, он крепко зажмурился и представил, что видит яркое солнце. Это оказалось как нельзя кстати: кроме обычного освещения были включены прожекторы, направленные на мостик.
Савелий открыл глаза и увидел перед собой мощную фигуру Седьмого, который щурился, ослепленный ярким светом. Он пытался рассмотреть соперника и махал руками, чтобы не быть застигнутым врасплох.
Мостик раскачивался из стороны в сторону, а держаться можно было только за толстый канат, натянутый в полутора метрах над мостиком. Балансируя руками, Савелий решил не использовать канат, чтобы руки были свободны. Он бросился на Седьмого, пытаясь сразу сбросить его, но тот успел отпрыгнуть назад. С трудом удержавшись на мостике, Савелий сделал вид, что вот-вот упадет и беспорядочно замахал руками, чуть наклонившись вперед.
Создавалось впечатление, что он едва держится, и Седьмой попался на эту удочку. Он бросился на Савелия, чтобы подтолкнуть его и завершить поединок. Но когда между ними остались какие-то сантиметры, Савелий вдруг резко выпрыгнул вверх, отталкиваясь от мостика в сторону, и Седьмой, совершенно не ожидая такого подвоха, нелепо взмахнув руками, стал валиться на бок.
Савелий ухватился руками за канат, толкнул Седьмого ногами в спину и тот рухнул вниз, покрывая матом весь белый свет.
Через мгновение Савелий прыгнул за ним — Седьмой приводнился боком и довольно сильно ударился о воду, подняв мириады брызг.
Савелий вошел в воду ногами, тут же обхватил за шею Седьмого, так и не успевшего прийти в себя, приподнял его, выскочил по грудь из воды и бросил свой первый нож, который воткнулся точно в центр черного круга первой мишени.
— Седьмой из поединка выбыл! — крикнул Шестой, и Седьмой, матюкнувшись грязно на прощанье, поплыл к бортику бассейна.
Не успел Савелий прийти в себя после одной схватки, как к нему подплыл под водой второй соперник, выдернул у него нож, укрепленный за спиной, и выбросил за бортик бассейна. Мгновений, потраченных противником на бросок Савелию хватило, чтобы легким ударом, незаметным для наблюдающих этот поединок, оглушить его и на несколько секунд лишить сознания. Затем он выхватил его нож и приставил к горлу.
— Четырнадцатый из поединка выбыл? — неуверенно крикнул Шестой, не понимая, почему тот не сопротивляется Савелию.
Савелий доплыл вместе с Четырнадцатым до края бассейна и вытащил из воды безвольное тело. Тот понемногу стал приходить в себя, не понимая, что с ним произошло.
Савелий подхватил свой нож, лежащий на кафельном полу, и взмахнул обеими руками: оба ножа точно вонзились в черный круг второй мишени, укрепленной в воздухе.
Это было так неожиданно, что несколько секунд стояла мертвая тишина нарушаемая лишь покашливанием Четырнадцатого. Потом вдруг кто-то из наблюдающих боевиков зааплодировал, а Седьмой, сидящий уже с ними, презрительно бросил:
— Клоун-циркач!
— Да, «циркач», — прошептал Психолог. — Лично я не хотел бы сталкиваться с этим «циркачом» в качестве противника.
— Зря ты, Седьмой, артачишься: он сделал тебя честно! — проговорил Двадцать пятый. — Одно слово — Рэкс! — уважительно произнес он, потом добавил: — И не курит.
— Подумаешь, Рэкс! — хмыкнул презрительно Седьмой. — Видали мы и «шариков» и «бобиков» почище этого!
— Не скажи, у меня дружок в Афгане парился: порассказывал, что такое Рэксы-десантники-афганцы.
— Ладно, хватит воспоминаний! — оборвал Шестой. — Тридцатый!
— Слушаю, Шестой!
— Переодеться и в зал, к Двенадцатому он сегодня там за «сэнсея». Через час тренировок в зале — в тир. Ясно?
— Так точно!
— Вперед! — бросил он с явной симпатией и повернулся к остальным.
— Вас разделю на две группы — трое против четверых. И не смотри на меня волком, Седьмой! Работать надо было! Двое таких опытных боевиков и не смогли справиться с новичком.
— Что ни говори, а я ставил на Тридцатого и выиграл! — усмехнулся Двадцать пятый. — Двадцать «гринов»?
Последние слова Савелий услышал, уже выходя из бассейна.
Когда он переоделся и подходил к круглому залу рукопашного боя, то наткнулся на Воронова, успевшего шепнуть ему одну фразу:
— Не очень усердствуй в зале, не раскрывайся до… — он оборвал себя на полуслове, заметив, что телекамера через мгновение повернется в их сторону. Он бросился в противоположную и скрылся за поворотом.
Савелий распахнул с усилием железную дверь с буквами «ТЗ» — тренировочный зал — и вошел внутрь.
Увидев его, Двенадцатый поднял руку, жестом предложив ему остановиться у входа.
— Раз! Два! Три! — отсчитывал Двенадцатый удары, которые один бойцов наносил ногой другому в живот. — Сильнее! Жестче! — командовал он. — Нога должна быть похожа на хлыст во время удара. Так! Так. Уже лучше! Поменяйтесь местами и повторите весь цикл. — Он взглянул на другую пару, недовольно буркнул. — А вы что балетом занимаетесь? Полный контакт! Я сказал: полный! Не нужно жалеть соперника!
— Так можно и почки отбить, — скривился один из них.
— Можно, если не научишься смягчать удары, — ехидно ухмыльнулся «сенсей» и тут же предложил. — Давай так: сначала ты бьешь меня в это же место, потом я тебя, идет?
— Идет! — с удовольствием согласился тот. — А как бить: в тренировочном или в боевом цикле?
— Разумеется, в боевом! Перед тобой враг: или ты его, или он тебя!
— Он взглянул на Савелия. — Снимай куртку, Тридцатый, и начинай разминку! — Затем снова повернулся к своему «противнику»: — Ну что, начали!
Снимая куртку, Савелий обратил внимание на то, что Двенадцатый действительно, был очень опытным бойцом, не зря его сегодня назначили «сенсеем», видимое он имел опытных наставников: его поза, взгляд, мышцы, расслабленные до удара, все мгновенно подчинялось его внутренней органике, и было заметно, что боли он не ощупает.
В какой-то момент Савелий подумал, что на месте партнера Двенадцатого он бы постоянно менял ритм и силу ударов, чтобы сбить того с толку, заставить быть в постоянной готовности, то есть поставить на измотанность, усталость.
А тот продолжал монотонно долбить Двенадцатого, и сам уставал все больше и больше, отчего удары становились все слабее и слабее.
Кончилось тем, что цикл из тридцати ударов он не довел до конца и остановился на двадцать четвертом ударе.
— Вот видишь, ты устал, задыхаешься, пот с тебя градом, а я хоть бы что, — он скорчил физиономию и передразнил парня. — Теперь ты становись, или отдых нужен?
Парень упрямо мотнул головой и встал в исходную позицию, пытаясь подготовиться к ударам Двенадцатого, но не успел, как говорится, и глазом моргнуть, как тот нанес ему сильный удар, потом другой, третий.
