Владимир Гриньков - Я – телохранитель
Про цены – это было уже совсем неинтересно. Анатолий повернулся к своему товарищу:
– Возьми с собой еще одного человека, и дуйте в этот магазин. Сколько они за последние полгода продали снегоходов, кому продали, когда именно продали – все надо выяснить. Если возможно, установите фамилии покупателей и их адреса. Через два часа я жду тебя здесь.
– А второго снегохода уже нет, – вдруг сказал Ильич. – Его купили.
– Кто?
– Не знаю. Но я заезжал туда недавно по своим делам. Не было его.
– Цвет у него какой был?
– Зеленый такой, с переливом.
– Спроси про этот аппарат у продавцов, – сказал товарищу Китайгородцев. – Кому они эту зеленую жабу впарили?
* * *
Короткие зимние дни сгорают быстро, как спички. Полыхнул огонек солнца ненадолго – и вот уже день догорает. Анатолий взглянул на часы. Всего лишь три. А за окнами уже плывет зыбкий призрачный сумрак.
…Тапаев сидел за столом при свете настольной лампы и жег какие-то бумаги. Поджигал их с помощью зажигалки, бросал на металлический поднос, где уже накопилась целая гора черных, скукожившихся в огне листков, и в кабинете от всех этих манипуляций стоял устойчивый запах горелой бумаги.
– Что у тебя? – спросил клиент, не прерывая своего занятия.
– Я по поводу Пастухова.
– Что там Пастухов? – даже не повернулся.
– Его нужно сдать милиции.
– Я же тебе уже говорил!
– Генрих Эдуардович! – твердо сказал Китайгородцев. – Завтра пройдут праздничные мероприятия. У нас много работы. А тут еще этот Пастухов…
– Мешает?
– Мешает, – честно признался Анатолий.
– Ну так сделайте что-нибудь. Решите проблему.
– Вот я как раз и пытаюсь ее решить.
– Ты не пытаешься ее решить, – вздохнул Тапаев, поджигая очередную бумагу из лежащей на столе стопки. – Ты хочешь просто от нее отмахнуться.
Он поднял глаза на телохранителя. Не даст согласия на то, чтобы сдать Виктора. Не даст. По глазам видно.
– У меня – проблемы с местной милицией, – сказал клиент. – Не любят они меня. Я им – не по зубам, так они по мелочи мне норовят напакостить. То кого-нибудь из моих охранников в баре зацепят, спровоцируют и в кутузку упекут, то машины комбинатовские тормозят одну за другой, придираются почем зря, да на штрафплощадку загоняют… Ты хочешь какие-то проблемы с их помощью решить? Не получится. Проблем только добавится, ты уж мне поверь.
«Конечно, добавится, если все так и обстоит, как он рассказывает. Если у него трения с местными ментами, то им только повод дай! А повод такой, что будь здоров – стрельба плюс незаконное хранение оружия плюс наркотики. Они воспользуются представившейся возможностью – и будут хозяйничать тут, невзирая на лица. И об охранной работе на все время их пребывания можно будет забыть.
– А в чем причина? – осведомился Китайгородцев. – Почему у вас с ними трудности?
– Сами бы не решились, конечно. Кто они? Моськи. Это наверху им дали понять.
– «Наверху» – где?
– Из Москвы все идет, я думаю. У моих врагов есть покровители, почему бы не предположить, что они решили использовать МВД?
Получалось, что Пастухова нельзя отдавать милиции.
А жаль. Какая чудная цепочка вырисовывалась! Пастухова изолируют, сразу за ним наступит очередь доктора Вознесенского, которого тоже хотелось бы держать подальше от клиента. А вот не получается.
– Пастухов не может находиться рядом с вами! – проявил упрямство Анатолий. – Он – опасен! Это против всяких правил!
– Но он же под присмотром? – полувопросительно-полуутвердительно произнес Тапаев.
Как будто хотел сказать, что не понимает, в чем именно заключается проблема?
– У него за плечами – война и неплохая военная подготовка. При этом он психически неуравновешен. Наркоман. Любой из этих признаков для меня, как для телохранителя, является сигналом тревоги. А тут не один признак, а целый букет!
– Что ты предлагаешь?
– Он не может находиться рядом с вами! – твердо повторил Китайгородцев.
Клиент думал недолго.
– Хорошо, сделаем так, – вздохнул он. – Этого подонка вывезем на комбинат, закроем где-нибудь в бомбоубежище, посидит там денек. Я скажу Богданову, чтобы он вызвал охранников с комбината. Приедут и заберут этого молодца. Такой вариант тебя устроит?
– Вполне.
Тем временем Тапаев закончил свое пожароопасное занятие и сказал с невеселой улыбкой:
– А мне архитектор предлагал в кабинете сделать камин. Я отказался.
– Почему?
– Не знаю. Хотел, чтобы все здесь строго было. Без особых изысков.
Телохранитель с сомнением повел взглядом по стенам, увешанным оружием. Олигарх каким-то образом угадал направление его взгляда и снова невесело улыбнулся:
– Эти цацки появились тут позже. Когда я уже согласен был и на камин, да поздно было что-либо менять.
Анатолий так и не понял, что означают эти слова. То ли потому было поздно, что дом уже построен, то ли потому, что хозяин засобирался из этого дома прочь…
– Вы по поводу своего охранника выяснили? – спросил Китайгородцев.
– Дома он не появлялся, – сухо ответил Тапаев.
Сухость в его голосе была легко объяснима. Надо бы тревогу поднимать, обращаться с заявлением в милицию – а он тут бумаги огню предает, костер развел…
– Надо бы сообщить, – подсказал Анатолий. – Дело попахивает уголовным расследованием.
– А я не в курсе того, что он пропал, – буркнул олигарх. – Мне не докладывали. Не поставили в известность. Богданов, может быть, вообще думал, что охранник еще объявится. И тревогу объявит только завтра, поздней ночью. Или – вовсе послезавтра.
«Уже после отъезда Тапаева? Когда тот будет на безопасном расстоянии от ставшего вдруг неуютным дома?»
Вдруг клиент стал руками мять сгоревшие листы. Он превращал их в ничто, в труху, а его руки в одно мгновение стали черными. Сажа летела на светлый тапаевский костюм, но он этого, казалось, не замечал.
– Вы уже все продумали? – спросил бизнесмен.
– Что именно? – вежливо уточнил Китайгородцев.
– То, что вы будете делать завтра? Ведь все спокойно пройдет, я надеюсь?
Он улыбнулся какой-то кривой улыбкой – и только теперь Анатолий обнаружил, что Тапаев сильно пьян.
* * *
В этот час в приемной дежурил Костюков. Выйдя из кабинета, Анатолий плотно прикрыл за собой дверь, после чего выразительно щелкнул себя пальцем по кадыку.
– Репетирует, – негромко сказал Костюков. – Перед завтрашним днем.
Сказал с легким налетом осуждения. Телохранителю пьянство клиента – дополнительная головная боль. Как говорит Хамза, это – сплошные проблемы и никакой прибавки к жалованью.
– Останешься с ним на ночь, – решил Китайгородцев. – У него тут спальня на втором этаже. Сядешь в коридоре с газеткой, почитаешь до утра.
– Ждешь каких-нибудь неприятностей?
– Жду. Только не знаю – откуда, – недобро усмехнулся Анатолий.
– Сам же говорил – если по тапаевскую душу придут, то придут извне, из-за забора, – напомнил Костюков.
– А я и тут никому не верю, если честно.
– Это – профессиональное, Толик. А вообще-то дергаться нечего. Ничего подозрительного мы так и не нашли. И оружия нет.
– Отсутствие оружия меня с толку сбивает, – признался Китайгородцев. – Перерыли весь гостевой дом – ничего нет. Я чуть раньше просил Богданова осмотреть территорию… Это после того, как мы на Юриной рубашке обнаружили следы плечевой кобуры… Я Ильича в тот раз попросил поискать на территории спрятанное оружие. Он ничего не нашел. Нет ствола! А без ствола ему тут делать нечего.
– «Ему» – это киллеру?
– Киллеру, уважаемый коллега… А кому же еще? И я теперь теряюсь. То ли киллера тут действительно нет, и все дело – в одной только моей подозрительности, то ли я чего-то просто не понимаю. Киллер без оружия – что-то новенькое. Да?
– Каратист какой-нибудь? – засмеялся Костюков. – Убивает голыми руками?
– Голыми руками – это вряд ли. Если киллер есть, у него обязательно должно быть оружие. Обязательно! Или они все-таки придут оттуда, извне…
–
* * *
Уставший зверствовать мороз смягчился. С неба сыпал негустой снежок. Уличные фонари заливали все вокруг живым желтым светом. Такие идиллические картинки – с заснеженными елями и мягким светом фонарей – художники любят изображать на рождественских открытках.
…Алла Андреевна Скворцова – когда-то любимая женщина Тапаева, а ныне просто мать его сына – стояла у крыльца хозяйского дома, наблюдая за тем, как ее великовозрастный сынок увлеченно лепит снежную бабу. Немного в стороне прохаживался вооруженный карабином охранник из «Барбакана».
Китайгородцев подошел к женщине.
– Уже темно, – сказал он негромко. – Если хотите, я провожу вас до дома.
Говорил вроде бы мягко, но его слова воспринимались как указание, которое нельзя не выполнить. Скворцова передернула плечами, как будто ей вдруг стало зябко.
