Б. Седов - Валет Бубен
Беседы, которые мулла Азиз вел с Алешей, касались в основном религии, то есть сравнительного анализа христианства и ислама. Поскольку ни тот, ни другой не были профессиональными теологами, их противоречивые аргументы были весьма неубедительны, а то обстоятельство, что оба были разморены и расслаблены жарой и бездельем, делал их богословский спор довольно благодушным.
Азиз излагал Алеше один из тезисов усуль ад-дина, то есть «корней веры», и как раз приступил к вопросу о воскресении мертвых, когда зазвонил спутниковый телефон, стоявший на самом краю мраморного бассейна. Извинившись перед собеседником, Азиз снял трубку и заговорил на арабском языке. Алеша тактично отвернулся и вытащил из ящика со льдом бутылку минералки. Открыв ее, он сделал несколько глотков из горлышка и устремил взор в мерцающую и манящую даль моря.
Разговор Азиза с невидимым собеседником был недолгим, и, повесив трубку он сказал:
– Дни твоего ожидания закончились. Твой брат готов встретиться с нашими людьми и произвести обмен. Через полчаса за тобой приедет машина и ты отправишься туда, где состоится встреча.
После этого сообщения, одновременно и приятного и тревожного для Алеши, он хлопнул в ладоши, и стеклянная стена его фазенды, выходившая к бассейну, раздвинулась. На пороге появилась наложница, одетая в полупрозрачное покрывало, и, устремив на своего господина подобострастный взор, изобразила лицом и всем телом готовность служить и повиноваться. Азиз сказал ей несколько непонятных Алеше слов, и она, поклонившись, скрылась в тени прохладного холла.
– Сейчас тебе принесут подходящую одежду, и ты будешь готов к тому, чтобы отправиться в путь, – сказал Азиз.
Алеша кивнул и снова поднес к губам бутылку с минералкой.
Мулла Азиз посмотрел на него и ушел в дом.
* * *
Шесть дней в Каире – не так уж и плохо.
Особенно, если ты ничем не занят и приехал сюда именно затем, чтобы глазеть на арабов, верблюдов и пирамиды. Но если ты прибыл по важному делу и североафриканские чудеса интересуют тебя не более, чем проблемы полового созревания персидских ишаков, то шесть дней вынужденного безделья в дешевом отеле «Аль Рахман» не приносят никакой радости.
Генерал Губанов сидел в гостиничном номере и пил пиво.
Кондиционер гнал в комнату прохладный воздух, и только это обстоятельство примиряло Губанова с тем, что в ожидании проклятого Знахаря, неожиданно укатившего неизвестно куда вместе с Наташей, он уже почти неделю парился в этом долбаном Каире, среди этих долбаных верблюдов и долбаных пирамид.
С утра, совершенно очумев от жары и безделья, Губанов решил приобщиться к мировой истории и, усевшись вместе со своими подчиненными в экскурсионный автобус, отправился смотреть пирамиды. Теперь, вернувшись в гостиницу, с облегчением осознал, что этот бред наконец закончился.
Уже через десять минут поездки Губанов понял, что лучшей одеждой для водителя этого автобуса была бы смирительная рубашка, а лучшей наградой за такую езду – полный шприц аминазина в жопу. Вцепившись в металлический поручень, огибавший спинку сиденья, находившегося перед ним, Губанов смотрел в окно и каждый раз, когда в нескольких сантиметрах от запыленного стекла проносился встречный автобус, непроизвольно отшатывался. Губанову приходилось бывать под пулями, уворачиваться от ножа, но это было давно, еще тогда, когда он был простым оперативником вроде тех ребят из управления, которые тряслись на продавленных сиденьях рядом с ним. Так вот, даже тогда он не испытывал такого страха за свою жизнь, как сейчас. Наконец гонка, показавшаяся Губанову бесконечной, закончилась, автобус, подняв тучу пыли, развернулся и остановился, и его двери с громким шипением открылись.
Туристы с шумом и гамом повалили из автобуса и тут же начали щелкать затворами фотоаппаратов и водить по сторонам объективами видеокамер.
Губанов, подождав, когда все нетерпеливые любители древностей, толкаясь, покинут салон, и лишь после этого, не торопясь, встал со своего места и пошел к выходу. Русский генерал был предусмотрительным человеком, и на плече одного из его подчиненных висела объемистая сумка, в которой был некоторый запас баночного пива, небольшой, но вполне достаточный для того, чтобы четыре человека могли чувствовать себя комфортно на протяжении нескольких часов.
Подойдя к подножию пирамиды, Губанов приложился к открытой банке и сделал несколько глотков. Потом, задрав голову, посмотрел наверх долгим взглядом, и в его голову пришла простая мысль – ну и что?
Ну пирамиды, ну большие, так что с того?
Нагнали рабов и сделали. И ничего в этом особенного нет. В тридцатые годы в Союзе и не такое можно было сделать. Миллион зэков построили бы такую херню года за три. А было бы мало миллиона – пригнали бы еще.
Губанов допил пиво и стал оглядываться, ища, куда бросить банку. Тут же рядом с ним образовался мелкий арабский мальчонка, который выхватил у него из руки пустую банку, сплющил ее несколькими ударами босой пятки и швырнул в объемистый холщовый мешок, висевший на его плече.
После этого мальчонка показал Губанову белые зубы и бросился к толстой тетке с варикозными ногами, которая не знала, куда деть пустую коробку из-под пирожных. Представив себе теплые сладкие пирожные, Губанов поморщился и, подойдя к носителю драгоценной сумки, вытащил из нее еще одну банку пива.
Открыв ее, он снова посмотрел на пирамиду и подумал, что уж лучше бы сидел он в номере и пил пиво там.
Пирамиды, блин!
Губанов приканчивал уже четвертую банку пива, с ненавистью глядя на суетившихся вокруг пирамиды жизнерадостных идиотов.
До конца экскурсии оставалось еще целых два часа, и, глотая успевшее согреться на солнцепеке пиво, он проклинал тот час, когда поддался на уговоры своих подчиненных, убедивших-таки его в том, что побывать в Египте и не посмотреть на пирамиды – непростительная глупость.
Допив пиво и швырнув пустую банку поймавшему ее на лету малолетнему старьевщику, Губанов сплюнул, и липкий от пива плевок попал прямо на носок его запыленного ботинка. Это было уже слишком. Громко ругаясь матом, Губанов направился куда глаза глядят, а глядели они прямо в пустыню.
Отойдя от пирамиды метров на пятьсот, он остановился и нагнулся, чтобы вытереть ботинок, и тут в его кармане тихо затрещал телефон. Выпрямившись, он достал трубку и раздраженно сказал в нее:
– Ну, что там еще?
– А ничего особенного, – раздался голос Знахаря. – Я звоню, чтобы сказать, что скоро настанет время действий. Вы там где сейчас?
– Блядь! – вырвалось у Губанова. – Пирамиды смотрим, чтоб им провалиться.
– Ну и как? – насмешливо спросил Знахарь. – Стоят?
– Стоят, – ответил Губанов. – Какие действия?
– Возвращайтесь в гостиницу и ждите моего звонка.
– Это будет не раньше, чем через три часа.
– Ничего, сегодня до вечера все равно ничего не случится.
– Хорошо бы, – ответил Губанов и отключился.
* * *
Проводив задумчивым взглядом джип, на котором люди Надир-шаха увезли Алешу, мулла Азиз снова вышел к бассейну и грузно опустился в шезлонг.
Все три его наложницы, которые одновременно были и служанками, и кухарками, и уборщицами, сидели в это время взаперти вместе с мальчиком-Аладдином. Когда к мулле Азизу приезжали по важным делам, он загонял обслугу в дальнюю комнату своей белоснежной фазенды и запирал на ключ. Никто не должен был видеть некоторых из его посетителей, а кроме того, уши находящихся в его доме людей могли принадлежать не только им. Восток всегда славился изощренным коварством, и уж кто-кто, а мулла Азиз знал это лучше многих, потому что по части коварства с ним мало кто мог сравниться. Вот и сейчас, отправив русского пленника туда, где он должен был превратиться в драгоценную в буквальном смысле этого слова книгу, он обдумывал свои дальнейшие действия, и извилистая нить его мысли вышивала затейливый узор замысла на полотне грядущих событий.
Мулла Азиз не сомневался в том, что Надир-шах справится со своей частью работы и технично обменяет русского мальчишку на древнюю книгу. По своей выгодности эту сделку можно было сравнить с обменом обыкновенного ишака на его золотую статую размером со слона. Предчувствие фантастического обогащения привело компаньонов в такое возвышенное состояние, что они великодушно решили оставить неверному Знахарю то, что у него осталось от увезенных из Эр-Рийяда камней.
Немаловажной частью задуманного ими плана было завладение тем экземпляром Корана, который находился во дворце Аль Дахара. Вспомнив этот «дворец», в котором было на четыре комнаты меньше, чем в его собственном, Азиз снисходительно усмехнулся и достал из ящика с почти уже растаявшим льдом бутылку американской «кока-колы».