Дмитрий Осокин - Причём тут менты?!
— «Астратур»…
Они замерли. Теперь стоило попытаться их рассмотреть. Как я и говорил, у обоих были характерные лица погибших от удушения культуристов. Водилу Стаса не отличало ничего, кроме золотых зубов, а у его приятеля и, видимо, босса оказались удивительно топорщащиеся бакенбарды по бокам плоской, словно расплющенной, морды, как в фильмах! И перстенек белого металла на безымянном пальце правой руки. Той самой, в которой он и держал свой кнопарь.
— Что ты сказал?
— Есть такая контора. Похоже, вы слышали. Я в ней застрахован.
— Обначь его, Стас… Так, деньги, ксива… ага, глянь, не врет, вот визитная карточка известного мужика, да! Корнев… слыхал о таком…
Он убрал ножик.
— Ну дела!.. Чего ты перессался-то, я ж шутил! Поехали, Стас, закинем его на Ваську.
— А чего, Лева?
— Да не хрен ссориться с такой конторой из-за шестидесяти баксов и сорока тысяч! А У него и нет больше. Эх, такая шутка не Удалась! Не убивать же его! Гы-гы!
Новых шуток у ребят в запасе не оказалось, и они исправно довезли меня до Васильевского. Мне даже удалось подуспокоить-ся, но желание вступить с беспределыциками в непринужденную беседу меня так и не посетило.
Я вылез на углу полутемного Малого и практически не освещенной черте какой-то линии. И с первого взгляда на угловой дом обнаружил, что «Тыр-пыр» уже закрыт.
Как я и предполагал, концерт успел закончиться, но, скорее всего, не так давно. На стене висела отпечатанная на черно-белом ксероксе листовка с уведомлением о концерте групп со странными названиями «Воплез-наки» и «Развело!». Так афишировать свои мероприятия несколько не в обычае «Тыр-пыра», тут пытаются сохранить атмосферу андеграунда, но тот факт, что нынче вечером здесь выступали две команды, только подтвердил мое предположение о том, что психоделическое действо продолжалось дольше обычного. Скользнув взглядом по стене дома, чуть ли не сплошь покрытой надписями типа «Кислота — DRUG человека», я, сделав решительное лицо, пошагал к ближайшему скверику неподалеку от клуба.
Сквер и действительно озвучивали голоса тинейджеров — любителей психоделического рока и психотропных препаратов. И в полном соответствии с теорией Скрябина этот звук сопровождался игрой огненных бликов: меломаны попыхивали гигантскими косяками, в ближайших ларьках перед концертом наверняка был отмечен повышенный спрос на «Беломор».
Девичий смех внушил мне новую уверенность, я раздраженно зашагал к скамейкам. «Ну если они здесь просто на «травке» загорают, не знаю, что я с ней сделаю!»
Огоньки папирос создавали необходимую подсветку и тыкать каждой даме под нос зажженную зажигалку мне не пришлось. Аленушкой здесь явно не пахло. В любом случае все ароматы заглушал терпкий одёр[4] анаши, а если мои несостоявшиеся гостьи и загуляли, то, очевидно, не в этом сквере. Завершив свой обход, я даже сплюнул от раздражения.
— Зря съездил!
— Это точно!
Уже предчувствуя недоброе, я оглянулся. Что-то, очевидно, произошло в скверике, парочки почему-то распались, дамы остались сидеть на скамеечках, а их кавалеры постепенно стягивались к одной точке. Я решил переместиться с нее на какую-нибудь другую, но и это не помогло. Они явно заинтересовались именно мной.
— Хулио ты тут наших теток осматривал, гинеколог!
Меня зовут не Хулио, и к гинекологии я не имел ни малейшего отношения… но объяснить это облагороженным музыкой парням я уже не успел.
— Я… э! Ну-ка, хватит!
Моему грозному призыву никто не внял.
— Дай еще!
И меня ощутимо хватили по уху.
— Да вы что! Я искал!
— Искал — получи!
— Эй! Стоп! Я не умею драться! И бегать быстро всегда было лень учиться! Довольно! Так, да? Ну так вот! Что не нравится? А? Своего бьете!
Они действительно били уже своего. Старый толстый китаец Лэй Цзинь не мог научить меня быстро бегать или высоко прыгать, чтоб использовать пятки для раздачи пощечин. Он и сам, думаю, этого не умел. Мне только удалось перенять от него умение «циньна» — заломов и захватов, и, случайно поймав за палец одного из атакующих, я смог провести болевую фиксацию, а затем, по-простому развернув парнишку и прихватив его второй рукой за волосы сзади, использовать его в качестве своего щита.
Огребя пару раз по печени и один раз по лбу, мой щит начал подозрительно дергаться и издавать звуковые сигналы, чем несколько меня отвлек. И я не успел развернуться и подставить его под очередной пинок, который уложил меня на землю. Я в буквальном смысле слова оказался «на щите» и, похоже, сломал ему ненароком палец. Только это меня и спасло. Хотя первые несколько мгновений, пока «щит» из-за шока не сообразил, что, собственно, это хрустнуло, показались мне пренеприятнейшими. Тот самый парень, что так ловко врезал мне носком ботинка под коленку, успел влепить мне по голове. Этот бритый так вошел в раж, что потратил какое-то время, чтоб оттолкнуть мешавших ему приятелей и попытаться пнуть меня третий раз, опять по голове.
Он не учел того, что я считаю необходимым беречь именно эту часть тела: голова хороша тем, что на ней есть рот, а ртом я ем.
Я скатился со «щита», и удар пришелся в него.
— Что ж вы все время меня-то бьете?! — наконец не выдержал парень.
Я уже вскочил на ноги и с криком типа «в мире нет бойца смелей, чем подбитый воробей» рванул на самого тщедушного из всей своры. Разумеется, в сторону от бритоголового активиста.
— Палец, мой палец! Из-за вас! Он бол тается!
Тщедушный благоразумно отскочил.
— Он болтается!
Мой «щит» продолжал свои деморализующие вопли, к тому же, поднявшись на ноги, оказался между мной и бритым, на время блокировав погоню. Теперь имело смысл напрячь ноги. Что я и сделал.
— Он болтается! Лучше бы по голове!
Выскакивая на Малый, я хмыкнул: палец оказался для кого-то важней головы, очевидно, потому что пальцем можно ковыряться. Я предпочитаю есть.
Только в тачке — ох, как мне повезло на нее быстро наткнуться, — до меня дошло, что один пинок по голове я все же схлопотал. И у меня появилось ощущение, что она болтается.
— Ты не собираешься меня убивать и грабить? — с надеждой спросил я у мужика за рулем.
Взглянув на меня странно, он чуть-чуть отодвинулся и попросил заплатить вперед.
Вечер невезения закончился? Алешке-то, во всяком случае, повезло, что она не подъехала за те сорок минут, что я с такой пользой для своего здоровья и общества провел вне дома. Я бы ее убил! Ничего, убью завтра! Но что же с ней все-таки?
Навернув хлеба с анальгином, я повалился на жесткую кровать и провалился в какие-то темные, неприятные сны.
— Нет, не надо! Ты что!
— Заткнись, дай ей разок!
— А-уу…
— Да что вы, подонки, делаете?
— И ты по почкам хочешь? Ну-ка, скинь юбчонку.
— Сукин сын!
— Какая лексика! Как раз для шлюхи! Смотри, детка, ты сейчас не только юбочку скинешь, но и ножки сама раздвинешь, это ведь лучше, чем всю жизнь кровью писать, вон, взгляни, как этой хреново!
— Ха-ха-ха, это ты ей красиво объяснил! О, другое дело!
— Ну иди ко мне, бери, придурок…
— Да ты посмотри, как она легла, она ж нас оскорбить хочет!
— Это точно, еще и обижает! Подбери шмотки, а я тут маленько поучу девочек. Ты, бля, королева Виктория, бревном-то не лежи, это для здоровья вредно.
— Одежда!!
— Будешь нежной, получишь. Потом когда-нибудь, а пока вот на, попробуй кое-чего другого!
— Да вы что, ублюдки… ай-а-аааа! Мальчики, милые, хорошие, не надо, нет, нет, нет, нет… ай… А! Ой-о-у-у…
— Не вой. В следующий раз будешь нежнее. И со мной, и с другими. С людьми нужно быть нежной, слыхала? Встань, утри подруге сопли, смотри, ничего кровью не перемажь…
Пропащий день
Наверное, голову мне все же сотрясли. Что мне снилось — не помню, но проснулся таким разбитым, словно мне всю ночь гоняли Хичкока. Разбитым! Это именно то слово! Над виском с правой стороны вздулась огро-менная шишка, голова гудела, как Царь-колокол, и казалась такой же пустой внутри.
Крепкий чай, еще чашка, еще… Мда, однообразный какой-то вечерок вчера приключился. Наверное, во всем виноват ветер? Но где же все-таки эта редиска?
Мое вчерашнее раздражение поулеглось. Если вчера мне верилось, что Аленушка просто загуляла, с утра пораньше я так же уверенно посчитал, что случилось что-то серьезное. Придурков озабоченных много, девочка она безалаберная, поймала с подругой не ту тачку — вполне могли завезти куда-нибудь да трахнуть, нынче, говорят, это модно.
Набирая Аленушкин номер, я был почти уверен, что услышу какие-нибудь неприятные, но конкретные новости. Моя уверенность от меня увернулась. Дома ее не было. И, самое поганое, мне пришлось объяснять ее маме «почему Аленушка не позвонила, как доехала, мы договаривались с ней, Дмитрий… "
