Анатолий Гончар - Смертники
«Все, теперь живем!» – почти весело подумал Алексей и, преодолевая слабость, встал. Теперь оставалась самая малость: выглянуть из бойницы и найти цель.
Группа капитана Гуревича
Последнего бандитского снайпера, засевшего в глубине обороны и не слишком маскировавшегося со стороны тыла, удалось снять выстрелами из ВССа. А бандитов Ильяза, сидевших в окопах на правом вражеском фланге, Игорь со своими разведчиками смял в течение минуты – набежал сзади и буквально расстрелял их в спины, совершенно не думая об этичности подобного способа ведения боевых действий. Последних трех ильязовских боевиков, тех, что сидели в дальнем окопе, выцепили прямым попаданием реактивной противотанковой гранаты.
– Работаем! – Гуревич заменил магазин и, увлекая за собой бойцов, поспешил дальше в готовности атаковать основные силы противника.
Ваха
Вспыхнувшая сзади перестрелка – нет, просто стрельба «в одни ворота» застала Ваху врасплох. Он еще бежал вперед, когда сзади послышались истошные крики на дикой завывающей ноте:
– Окружили-и-и-и! – Ваха дернулся, секунду колебался между желанием увидеть тело ненавистного, ставшего уже личным врагом русского и необходимостью встретить навалившегося сзади противника.
– Забери его шайтан!
Из двух зол выбирают меньшее, и Ваха выбрал правильно – следовало остановить и уничтожить внезапно появившегося врага. А уже потом можно вернуться – хоть бы и к трупу, чтобы выколоть ему глаза и отрезать голову. Можно и повременить, никуда он не денется. Трупы не ходят. Здравая мысль и отданная команда:
– Противник сзади! – Крик, призванный организовать, воодушевить смешавшихся от непонимания происходящего воинов. – За мной! – а это уже призыв к действию. Ваха развернулся и побежал навстречу гремящей канонаде и доносящимся воплям умирающих моджахедов.
– Спецы!!! – заорал выскочивший навстречу Вахе боевик с широко раскрытыми, обезумевшими от страха глазами.
– Стоять! – взревел Ваха, но тот, не обратив на этот окрик никакого внимания, понесся дальше.
Ваха дернул в его сторону стволом автомата, повел, но на полпути остановил, плюнул на землю и, отвернувшись, побежал дальше. Следующего драпающего с такими же расширившимися от паники глазами он схватил за шиворот и резким рывком развернул в обратную сторону.
– Ты, жалкий сын шакала! У тебя оружие, ты воин! – выкрикивал Ваха, стыдя боевика, почти потерявшего от страха разум. – Соберись! – кричал он вновь, едва ли не пинками гоня его перед собой навстречу противнику. Боевик сжимался, дрожал, но все же, повинуясь окрикам, продвигался вперед.
За это время мимо пробежали еще двое боевиков, но Ваха уже не пытался их остановить. Ему хватало и этого одного, ни в какую не желающего встречаться с русскими, труса. Как говорится, грудь в грудь, глаза в глаза. Но этот трус так и не встретился с атакующими грудь в грудь – ему досталась одна из сотен шальных пуль. Почти уже на излете, потеряв среди листьев и тонких веток свою силу, она тукнула боевика в висок, проломила податливую кость и ушла далеко в мозг.
– Собака! – выругался Ваха, обходя бездыханное тело. В душе помощника командира боевиков, кроме презрения, никаких других эмоций не было.
Группа капитана Гуревича
Игорь скользнул за дерево и, поведя стволом, словно веером, охватил скучившуюся группку из трех «чехов». Один упал; второй, прижав раненую руку к груди, метнулся в сторону; третий отпрыгнул назад и полоснул ответной очередью.
– У, с-сука! – взревел Гуревич и, откатившись, не пожалел для своего противника всех остававшихся в магазине патронов. Тот притих. Еще не было окончательной ясности – убит боевик или еще жив, а Игорь уже вслушивался, выискивал глазами следующего и одновременно оценивал складывающуюся обстановку.
– Третий, скажи Косому, – Игорь назвал шутливое прозвище своего снайпера рядового Аверина, – слева пулемет, пусть займется.
– Работаем! – отозвался рядовой Данилкин, старший второй тройки ядра, и Игорь снова переключился на ближайшие подступы – его поняли. Чуть позже, когда он рванулся вперед, громкоголосое тявканье вражеского пулемета уже стихло.
– Максим, слева! – Крик, выстрел, откат в сторону.
Гуревич тоже выстрелил, но промахнулся. Внявший его предостережению Максим Мельников прянул влево, и выпущенная моджахедом очередь прошила оказавшийся на ее пути бук. Противники сблизились. Игорь размахнулся и бросил «РГД-5». Грохнул взрыв. Воспользовавшись замешательством бандита, он прыгнул вперед. Очередь – и еще один боевик сполз по стволу дерева, пачкая его темную кору красными полосами крови.
– Давай, Серега, давай!
– Прижми их, Гриша!
– Дерьмо! – У кого-то из бойцов заклинило затвор.
– Боитесь, сволочи! – и длинная-длинная пулеметная очередь.
– Мочи гадов…
Крики слышались со всех сторон. Накопившееся нервное напряжение, злость и страх за своих попавших в беду друзей с первой удачей вдруг вылились в непонятный, опьяняющий коктейль боевого задора. Кричали и орали почти все, подбадривая и направляя друг друга. Ругань, мат, почти шутки. Разве что не хватало боевого «ура», но как-то не принято было на этой войне применять боевой клич предков…
Младший Келоев
– Ты? – В ее голосе было столько презрения, что хватило бы на десятки таких Идрисов.
Барбара давно поняла, что скоротечный бой «с жалкими русскими собаками» (как обещали сильные, самоуверенные моджахеды) превратился в нескончаемую бойню. Она слышала, как кричали умирающие боевики, видела, как одного такого с бессильно болтающейся головой и обвисшими руками протащили куда-то в сторону ручья. Как потом тащившие вернулись, чтобы через несколько минут возвратиться снова. Но потом ушли и больше не приходили. А бой гремел. И Барбаре стало страшно. Хотя одержи победу русские, что ей стоило прикинуться захваченной в плен заложницей? Что же касается остальных членов телевизионной группы, так от них всегда можно было откреститься. Главное, чтобы поверили сразу и помогли выбраться на «большую землю». А там доехать до корпункта, и ищи-свищи. Барбара рассуждала и так и сяк, все складывалось вроде бы неплохо, но единожды появившийся страх не уходил. Он множился, постепенно заставляя дрожать руки и холодеть спину. И вот теперь пришел этот дикарь…
В нем не было той мужественности и силы, что излучал его старший брат, которого Барбаре так и не удалось заполучить в свои сети, но все же присутствие рядом человека с оружием придавало хоть какую-то дополнительную уверенность в собственной безопасности.
– Позволишь? – Идрис все еще пытался быть джентльменом.
– Хм, – принесла Барбара, поспешно отодвигаясь в угол своего топчана и подбирая под себя ноги. – Садись.
Воспользовавшись разрешением, младший Келоев сел и глупо улыбнулся. От этой его улыбки Барбара дернулась и отвернулась, она вдруг снова почувствовала себя беззащитной теперь уже перед вооруженным дикарем. Хотя что ей мог сделать этот… этот… она не находила слов, чтобы высказать свое отношение к сидящему перед ней мужчине. Мужчине? Неандертальцу, туземцу из прошлого, нежданно въехавшему на своем вонючем осле в двадцать первый век. Они думают, что Европе нужна свободная Ичкерия. Как бы не так! Европе нужна вечная война в несвободной Чечне. Война как средство давления на Россию, как способ ослабить и унизить ее народ – за все те унижения, что испытывала Европа последние десятилетия – побежденная и освобожденная. Досадно чувствовать обязанным своей свободой кому-то, особенно если это подсознательное чувство умело подогревать и направлять в нужное русло. А Барбара гораздо лучше разбиралась в хитросплетениях политики, чем многие известные общественные деятели. Она знала, почему Европа всегда ненавидела и ненавидит Россию. Нет, не за ее возможную агрессию, а именно за чувство своей обязанности ей за обретение собственной свободы от великих тиранов. Барбара это знала, но поведай она об этом миру как репортер, люди бы ей не поверили, и может быть, некоторое время спустя полицейские нашли бы труп репортерши в холодной пустой квартире. Она даже видела снимки и широкие надписи на первых полосах бульварных газет: «Известный репортер Барбара… покончила жизнь самоубийством». Нет, возможно, все было бы не так, возможно, вначале ее бы без лишнего шума уволили, а лишь потом… и не было бы никаких газет и снимков…
Особо близко раздавшийся разрыв заставил Барбару вздрогнуть и выйти из оцепенения, порожденного потоками собственных мыслей.
– Скоро? – У нее был сиплый голос, мятущийся взгляд.
– Боишься? – прищурился Идрис и наклонился вперед, всем видом пытаясь показать свое равнодушие ко всему происходящему.
