Владимир Колычев - Судья и палач
— Я вас слушаю!
Герман сделал недовольное лицо.
— Старший лейтенант Кипятков, участковый, — вяло отрапортовал милиционер. — Проверка паспортного режима. Вы человек новый на моем участке, сами понимаете…
— Вам нужен мой паспорт? От сердца немного отлегло.
— Да, пожалуйста…
— Сейчас принесу.
— Да, конечно…
Герман хотел прикрыть за собой дверь. Но милиционер опередил его. Резким движением он выхватил из кобуры пистолет и направил на него. Ногу он подставил под дверь. Грамотно работает.
— Тихо, поц, не кипишуй! — грозно прошипел он. — Дверь с цепи снимай, живо! А то кишки наизнанку выверну…
Стоит Герману сделать лишнее движение, и желудок его получит порцию инородного тела. Сможет ли он переварить пулю? Нет. Поэтому придется быть послушным…
Это не милиционер. Это какой-то ряженый. И скорее всего из блатных. Вон какой у него разговор. А блатные не шутят…
Герман снял дверь с цепочки и впустил в дом непрошеного гостя. Вслед за ним в квартиру вломились два мордоворота, чьи волчьи взгляды не предвещали ничего хорошего. Германа скрутили, обыскали, забрали у него пистолет. Дурак, нужно было спрятать его, мелькнуло в голове. Но было уже поздно.
— А вот и телка! — пробасил один из них, хватая Аллу за волосы.
— Пошел вон! — заверещала она.
И тут же отлетела в угол комнаты. Блатные не церемонились.
Германа и Аллу приковали наручниками к одной батарее. Рты склеили пластырями. Ни закричать, ни слова сказать.
Как будто это происходило не с ним. Только что он чувствовал себя на вершине успеха, строил радужные планы на будущее. И вдруг ситуация резко изменилась. Какие-то гады ворвались в его квартиру. И требуют с него деньги…
Стоп! А ведь они ничего не требуют. Все трое расселись в комнате. И на них ноль внимания. Кто-то принес из кухни шампанское, кусок ветчины и фрукты.
— А чо, водяры нет? — беззлобно спросил один у Германа.
Как будто они пришли сюда исключительно для того, чтобы пить водку. Герман покачал головой.
— Фу, блин, интеллигенция хренова, — презрительно скривился второй.
— Ниччо, и шампунь попрет, — сказал третий, в милицейской форме.
Они выпили первую бутылку, когда в дверь позвонили. Один мордоворот сорвался с места и пулей метнулся в прихожую.
Скоро в комнату вошел вальяжный мужчина в элегантном костюме-тройке при галстуке. Внешний лоск доведен чуть ли не до идеала. Но это не интеллигент. Это совсем другая порода. Сильная. Властная. Уголовная.
— Иван Геннадьевич, все путем, — заискивал перед ним мордоворот.
По имени-отчеству зовет. Крупно уважает его, не иначе.
— Этот? — Гость небрежно ткнул в Германа дорогой тростью с набалдашником из слоновой кости.
— Ага, этот, которого пацаны наши срисовали… Вот, — мордоворот протянул ему «глок». — Тот самый…
О чем он говорит? Какие пацаны? Как это, срисовали? Что значит тот самый?..
— Ну что ж, будем говорить…
Второй мордоворот угодливо подставил кресло под высочайший зад Ивана Геннадьевича. Тот сел, удобно устроился в нем. Повертел пистолет в руках, дослал патрон в патронник. Направил ствол на Германа. И сделал знак своим людям, чтобы те исчезли из комнаты. Мордовороты испарились. Только сначала сняли пластырь со рта пленника.
— Ну что, давай, фуцин, колись?
— Я не понимаю, о чем вы…
Герман боялся, что разговор пойдет о деньгах, которые они добыли преступным путем.
— Зачем убил Славца? Кто его тебе заказал?
Но разговор пошел о другом его преступлении. О деньгах пока ни слова.
— Какого Славца? — Герман сделал изумленный вид.
Разумеется, он знал, про какого Славца речь. Но ситуация требовала играть на дурака.
— Никитин Вячеслав Михайлович… Ты убил Славца в его же квартире…
— Это какое-то заблуждение…
— Не утомляй меня, поц, не буди лиха, — покачал головой гость. И стрельнул злым взглядом в Германа.
Хорошо, пока только взглядом. Как бы пистолет в ход не пустил.
Еще немного, и он заведется на все обороты. Его застрелят. Или будут бить. Больно бить. Ногами в живот. Герман аж поежился.
— Славца застрелили из пистолета «глок», — продолжал Иван Геннадьевич, демонстративно наставляя на него ствол. — Мне известны результаты баллистической экспертизы… Дальше, твою рожу, хмырь, видели мои люди, когда ты выходил из квартиры Славца.
Герман вспомнил двух мужчин. Один в кожанке, другой в милицейской форме. И этот, который взял его на прицел сегодня, был в такой же форме. У них что, целая индустрия ряженых ментов?
— И эту сучку видели тоже, — гость направил пистолет в сторону Аллы. — Ее можно пристрелить? И гнусно так ухмыльнулся.
— Нет! — дернулся Герман.
— Тогда колись!
— А вы что, из милиции? — не зная зачем, спросил он.
— Нет, — покривился гость. — Но могу подкинуть ментам подарок. Вот этот пистолет. И твою хреновую башку в сушеном виде… Ну так что, будешь говорить?
— Да, это я убил Славца…
— Кто заказал?
— Простите, я не понял. — Он в самом деле ничего не понял. — Как это, заказал?
— Ты что, дебил, в натуре? — окрысился Иван Геннадьевич.
— Но я в самом деле не понимаю. Да, я убил Славца. Но только из-за того, что он обидел мою жену.
Про ограбление Герман решил умолчать.
— Этот подлец обманом затащил мою жену к себе в квартиру. Он пытался изнасиловать ее…
— Ага, и забыл при этом закрыть дверь. И клофелин он себе в бокал сам подмешал… Не лепи горбатого, червь! Я через ментовскую кухню все пробил, в курсе всех твоих дел…
— Так милиция меня ищет? — сжался Герман.
— Ищет. Но вычислить не может. А я вычислил. И достал… На кого ты работаешь, кто приказал Славца убить. Я должен это знать…
— Да ни на кого я не работаю. Только на себя. Да, мы с женой хотели ограбить Славца. Но осечка вышла. Он проснулся в самый неподходящий момент. Пришлось его убить…
— И контрольный выстрел в голову? И пистолет «глок», который лоху не достать… Ты мне ваньку не валяй. Ты киллер, а не лох. Говори, кто Славца заказал?
— Но я, честно, сам по себе… Слово даю!
Гость позвал своих мордоворотов. И показал на Германа. В то же мгновение страшный удар сотряс его голову.
Его избивали на глазах у Аллы. Это было унизительно. Он хотел умереть, лишь бы только этот кошмар закончился. Но убивать его не торопились. Даже сознание не выбивали.
Наконец его оставили в покое.
— Ну что, будешь говорить? — спросил Иван Геннадьевич.
— Да я ничего не знаю. Чем угодно клянусь!
Его схватили, расковали, потащили в ванную. Сунули головой в воду. Вытащили в самый последний момент. Еще бы немного, и Герман захлебнулся.
— Ну что, говорить будем? — снова спросили его.
— Ну не знаю я…
Его снова сунули головой в воду. И снова ничего не смогли от него добиться.
— Иван Геннадьевич, а если это и в самом деле лох? — спросил мордоворот. — Может, по бытовухе Славца замочил…
— Тащите его в комнату, — послышался тихий властный голос.
Его увели из ванной. Краем глаза Герман успел заметить, что чемодан под ванной не тронут. Это его немного успокоило. Похоже, деньги он сможет сохранить. А вот сохранит ли жизнь?
— Значит, ты уверяешь, что Славца тебе никто не заказывал? — допрос продолжился.
— Нет, я его из-за жены убил…
— Стрелять где учился?
— У меня КМС по стрельбе. Из «марголина»…
— Ствол где взял?
— Одного товарища спать уложили, квартиру обыскали. Деньги нашли и пистолет…
— Значит, говоришь, что дядя ты рисковый… — Гость крепко задумался. Потом спросил: — Жить хочешь?
— Да, — закивал Герман.
— Тогда поработаешь на меня…
— Как?
— А вот так… Уведите ее, — он показал на Аллу. — И сами слиняйте.
Ее отцепили от батареи и повели в соседнюю комнату.
— Только попробуйте тронуть, — жестко добавил Иван Геннадьевич.
Об Алле заботу проявил. Но Герману от этого не стало легче.
— Короче, работа такая. Человека одного нужно убрать…
Герман понял, о чем речь. И ему стало жарко.
— А если я откажусь?
— Тогда ты умрешь. А жену твою на толпу бросим, до потери пульса ее драть будут. Такая перспектива тебя устраивает?
— Нет…
— Вот видишь. Ну что, будешь работать?
— Да…
— Вот и ладненько… Завтра утром к тебе придут, скинут информацию. Срок тебе три дня. Сделаешь, получишь жену. Нет, будете закопаны в одной яме…
Иван Геннадьевич ушел. За ним квартиру покинули и его ублюдки. Только вместе с собой они забрали и Аллу.
— Не бойся, — без всякой издевки бросил ему «милиционер». — Никто ее пальцем не тронет…
Герман почувствовал дикую тоску.
Он промучился всю ночь. Гнетущие мысли не пускали к нему сон. Не радовало даже то, что он остался при всех деньгах. Заснуть он смог только под утро.
