Альберт Байкалов - Отпуск на войну
– Засунь его, знаешь, куда? – отстранилась от него девушка.
– Чего так грубо? – бесцеремонно подвинул ее в сторону Хитрук и нырнул в палатку. Никита, наконец, встретился с Катей взглядом. Ее глаза лишь на мгновенье выдали волнение и испуг. Было видно, девушка тоже была готова к встрече, ведь отец рассказал ей все.
– Как тут Крым поживает? – донеслось уже изнутри.
– Пропал твой Крым! – не оборачиваясь, крикнула она. – С утра нет.
– Ты меня не знаешь, – шепнул ей на ухо Никита и протиснулся в проход.
Судя по всему, в этой палатке располагался пункт приема и сортировки раненых. Стояла невыносимая духота. Хитрук пил, запрокинув голову назад, воду из кружки.
Никита прошел к топчану и сел.
– Раздевайся! – сказала Катя, входя в палатку.
– Катюха, ты чего? – с деланым возмущением воскликнул Хитрук и стукнул кружкой по крышке бачка. – Я так сразу не могу. Лучше сначала пациента осмотри.
– Я не тебе, остряк! – злилась Катя, беря со стола тонометр. – Выйди лучше! Здесь все стерильно.
– Все, – поднял он руки, – шутка. Если что, я на улице, а то тут от жары загнуться можно.
Едва каратель вышел, Никита пересел на стул, стоящий по другую сторону стола.
– Как ты здесь? – вглядываясь в разбитое лицо, испуганно спросила Катя.
– За вами приехал, – одними губами ответил он. – Разве отец не сказал?
– Сказал. – Она обернула вокруг его руки манжет тонометра и вставила в уши трубки эндоскопа. – Сумасшедшие!
Никита хотел спросить, почему она говорит о нем во множественном числе, но тут послышался шум и в палатку ввалился какой-то военный в форме и пляжных тапках. Сунув руки в карманы, он подошел к столу и посмотрел на Никиту:
– Этого тоже госпитализировать будем?
– Семенюк просил, чтобы полежал пока у нас. – Катя стала сжимать грушу.
– И чего семеновцам неймется? – сокрушался военный, бесцеремонно разглядывая Никиту. – Второго избитого присылают.
– Вам-то что? – с раздражением спросила Катя. – Пусть хоть поубивают там друг друга. Достали уже.
– Ты тут без году неделя и уже стонешь, представь, каково мне? – стал жаловаться военный.
– Знаете, что? – вскинула на него взгляд Катя. – Я меньше всего ожидала, что вместо раненых мне придется принимать алкоголиков с белой горячкой и лечить побои.
– Насчет Крымчука ничего не слышно? – сменил тему военный.
Катя бросила грушу и вынула из уха трубку эндоскопа:
– Вы думаете, я его спрятала?
Военный поскреб затылок и направился к выходу.
Никита дождался, когда он выйдет, и слегка наклонился к Кате:
– Кто это?
– Наш начальник, майор Тарасюк.
– Главврач? – попытался угадать Никита.
– Здесь его называют начальником пункта тылового обеспечения. Как я поняла, к медицине он имеет лишь косвенное отношение. Хотя кое в чем разбирается.
– Крымчук, – следя за выражением ее глаз, повторил Никита. – Я уже слышал эту фамилию. Его случайно не Хитрук уделал?
– Случайно он, – подтвердила Катя. – А что?
– Хотел бы встретиться.
– Поздно. Он пропал.
– Куда?
– Тебе что, интересно знать именно сейчас? – вскинула она на него удивленный взгляд. – Поверь, это не та тема, на обсуждение которой ты тратишь время.
– Где Рита?
– Здесь, – шепотом ответила она. – Ее в прачечную определили…
– Что? – Никита не поверил своим ушам. – Как это?
Он прекрасно знал организацию тылового обеспечения в российской армии. Столовые, полевые заправочные станции, бани… Видел и мобильные прачечные, где операторы управляют процессом стирки, нажимая на сенсорные кнопки стиральных и сушильных машин. Такие перевозятся на большегрузных автомобилях и могут разворачиваться, где угодно. Только вот в разворованной армии Украины, где родители покупают на свои деньги сыновьям бронежилеты и обувь, до такого удовольствия далеко. Перед глазами сразу возникла согнувшаяся над ржавым корытом Рита. По самые локти красными от воды руками она трет солдатские подштанники. И все это на фоне натянутых между деревьев веревок, с которых свисают простыни…
– Гвардейцы раздобыли в деревне стиральные машинки и установили в палатке, – стала рассказывать она. – Несколько женщин из местных там работают…
– С ней все в порядке?
– Тихо ты! – испуганно округлила глаза Катя и тронула рассеченную скулу: – Швы бы наложить не мешало…
– Пустяки! – поморщился Никита. – Лучше скажи, где эта прачечная?
– Здесь, неподалеку, – кивком головы показала она куда-то в сторону.
– А на каком основании оставили?
– Сразу так и не расскажешь, – с опаской покосилась на выход Катя. – Я сейчас тебя положу…
– К вам пристают? – охрипшим от волнения голосом спросил он.
Катя едва открыла рот, чтобы ответить, как послышались шаги, и в палатку с шумом ввалился Хитрук:
– Ну что?
– Все, можешь уезжать. Больному придется остаться.
– Я в принципе не возражаю. – Хитрук сунул руки в карманы. – Семен так и сказал, пусть после «прописки» у вас отлежится…
Глава 44
В плен мне никак нельзя
– Так, может, ты нас обманул? – допытывался Грек. – Смотри.
– Чего мне вас обманывать? – устало вздохнул Балун. – Мало синяков?
– Плохо выполнял свои обязанности, вот и били, – предположил Тайшет. Он вернулся с «секрета» и готовился ко сну, расстилая на траве коврик.
Солнце перебралось в зенит, добавив страданий, а Грек все никак не мог поверить, что Балун ничего не знает о трансплантологах. Как оказалось, ополченцам нужен был свидетель, который бы подтвердил, что в лазарете отбирают здоровых людей, из которых делают доноров органов. Они утверждали, что практически все раненые, которые попадали туда, проходили полное обследование, после чего их переправляли в Киев или Днепропетровск, где специальные бригады врачей занимались выемкой почек, сердца, легких и печени… В общем, разбирали на запчасти. Солдат после всего объявляли пропавшими без вести. Грек никак не мог смириться с тем, что взял не того человека. Они надеялись, что им в руки попал врач или на худой конец кто-то из обеспечения лазарета, а Балун оказался обычным больным, который не только не знает о творящихся в лазарете делах, но и не верит в это.
– Не может такого быть, – повторился Балун. – Это же сумасшествие.
– Все может, – стоял на своем Грек. – Мы работали под Днепропетровском. Так вот там целые захоронения с табличками, на которых сделана надпись «хирургический материал» и стоит номер.
– Мало ли кого так хоронят? – не сдавался Балун. – Ты не допускаешь, что это вообще умершие младенцы? Им не успели дать имя, вот и пронумеровали.
– Послушай, Крым, а правда, что у вас одни рецидивисты служат? – неожиданно сменил тему Грек.
– Половина батальона таких, – не кривя душой, подтвердил Балун. – Амнистированные.
– Или, как ты, сбежавшие, – добавил Грек.
– Такой я один, – покачал головой Балун, – остальных по указу президента выпустили.
– Чем ваш батальон занимается? – продолжал допытываться Грек.
– Я недавно служу, – задумчиво глядя перед собой, заговорил Балун. – Но у меня сложилось впечатление, что «Украина» на освобожденной территории выполняет функции милиции.
– А заградительные отряды?
– Слышал, выделяют людей. Занимают позиции позади обороняющихся войск. Если кто-то пытается покинуть передовую, вынуждают огнем вернуться.
– Животные, – сокрушенно вздохнул Грек.
– Что со мной будет? – следя за выражением лица разведчика, осторожно спросил Балун.
– Мое дело доставить тебя, куда следует, и сдать, а там – как начальство решит. Почему спросил?
– После всего обратно на зону отправите? – задал Балун самый волнующий его вопрос.
– Надо же! – ударил себя ладонями по коленям Форос. Он проснулся и сейчас сидел на траве, растирая лицо ладонями. – Оказывается, разведгруппы по тылам лазят, чтобы беглых зэков отлавливать. Ты, Крым, будто с другой планеты прилетел. Тебя ведь взяли как карателя «Украины». Выходит, теперь ты военнопленный.
Балун сидел, прислонившись спиной к дереву, и размышлял над своим положением. Пока плен не казался таким уж страшным. После ночных зуботычин больше его никто не трогал. Но что будет дальше? Воображение рисовало одну за другой картины того, как его допрашивают и пытают.
«Нет, в плен мне никак нельзя, – неожиданно подумал он. – Как ни крути, для меня он точно обменом не закончится. Либо расстреляют, либо отправят обратно в лагерь. Тогда я навсегда потеряю Катю. Значит, надо бежать. Но как?»
Пару раз его отводили по малой нужде. Руки были связаны спереди, но он не справлялся с брюками, поэтому один из разведчиков разматывал на запястьях скотч, а второй в это время стоял чуть позади, направив на него ствол автомата. И все же шанс бежать был. Он раз за разом прокручивал в голове варианты того, как будет уходить. Вот руки свободны. Балун делает шаг назад и, разворачиваясь, отбивает ствол автомата в сторону. Ребра сковывают движения, поэтому хорошего удара у него не получится. Придется ограничиться «тычком» по глазным яблокам. В спорте этот прием запрещен, даже в боях без правил сразу последовала бы дисквалификация. Но спортсмены его хорошо знали. В конце концов все тренировались не только из-за медалей и титулов. Подспудно каждый боец уверен, что это пригодится в жизни. Завладев автоматом, он уже легко расправится со вторым разведчиком. Неожиданно Балун засомневался. Он украдкой посмотрел на Грека, потом на Тайшета. Они тоже не промах. Судя по всему, в разведке не один месяц. «А если попробовать уйти в темноте, когда двинем к передовой? – подумал он и тут же отказался от этой мысли. – Куда я со связанными руками? Нет, надо сейчас. Тем более, боясь обнаружить себя, стрелять они вслед побоятся».
