Александр Тамоников - Вызываю огонь на себя
В 8.40 они подошли к канаве, от которой начинался подъем. Балка закончилась, впереди – водонапорная башня.
В канаве Смирнов и Соболь залегли. Здесь не было кустов, но была мелкая трава и прохладная земля.
– Устал я, – проговорил Соболь.
– Сам же предложил склон.
– А ты прикидываешь, где бы мы сейчас были, если бы пошли по дну?
– Здесь бы и были.
– Неблагодарный ты, Боря. Рассказал бы что-нибудь, повышающее тонус.
– Обойдешься, я тебе не клоун. Надо доложиться командиру.
– Погоди, я хоть посмотрю, что у водонапорной башни и у зданий.
– Давай!
Соболь поднялся наверх, смотрел минут двадцать.
Смирнов не выдержал:
– Там что, стена женской бани обвалилась?
Прапорщик скатился вниз:
– Если бы. В общем, так, народу не видно, за башней четырехэтажный дом, справа двух-, слева трехэтажный, вглубь частный сектор, но небольшой, по крайней мере то, что я мог видеть.
– Народу, говоришь, нет?
– Нет.
– А боевиков?
– Никого нет. Тишина.
– Окна смотрел?
– Конечно. Кое-где есть шторы, в основном старые, местами оторванные. Вряд ли здесь есть жители. «Духи» наверняка все население держат ближе к центру как прикрытие от бомбежек.
– Как пройти до ближайшей четырехэтажки, определился?
– Отсюда наверх, к башне, там куча битого кирпича, разбитый и сгоревший трактор, за ним подъезд, один из двух, дверей нет. Проскочим в дом, там осмотримся.
– Ясно.
Смирнов достал станцию, включил ее:
– Первого вызывает Четвертый!
– На связи, – ответил майор Жилин.
– Мы в конце балки, перед башней. Ни людей, ни боевиков не видно, в зданиях в том числе, Седьмой проверял. В девять часов пойдем в ближайший дом.
– Уверен, что там чисто?
– Уверен не уверен, а идти надо, не для того, чтобы смотреть на каменные джунгли, мы сюда вышли.
– Почему так долго шли?
– Это вы поймете, когда сами пройдете по балке.
– Я задал вопрос.
– Дно балки заросло колючим кустарником, там можно продраться, только пробивая себе дорогу. Или по склону. Тоже удовольствие еще то. У изгибов прятались, смотрели на следующий участок. В общем, так.
– Хорошо. В девять часов проникновение в здание. Но только после тщательного осмотра объекта и подхода к нему.
– Конечно!
– Как войдете в дом, осмотритесь, доклад мне. Отдельное предупреждение: дальше этого дома – ни ногой. Только наблюдение за кварталом. До моей отдельной команды.
– Принял!
– Работайте!
– До связи!
Смирнов отключил станцию.
Соболь спросил:
– А что, в импульсном режиме нас перехватить невозможно?
– Где ты был, Соболь, когда связист-полковник проводил занятия по средствам связи?
– На занятиях, но признаюсь, ничего не понял. А как пользоваться различными станциями, меня научили в другом месте.
– Ну, я тоже мало чего понял, полковнику перед тем, как читать лекцию, следовало бы поправить дикцию, а то не понятно было, чего он там лепечет. Главное же уловил. Работу этой станции без применения новейших средств радиоэлектронной борьбы, которых у нас единицы, а у американцев и тем более у террористов нет совсем, запеленговать невозможно. Я вот долго говорил с командиром?
– Для данной ситуации долго.
– Вот, а в эфир ушел всего один импульс. Как поплавок в воду. Раз, и нету.
– Да, техника стала! Это не раньше: таскать на себе «Р-148» или «Р-123». Когда я начинал службу, у нас индивидуальных средств не было. И ничего, работали.
– Но с ними проще.
– Кто бы спорил.
Смирнов посмотрел на часы.
– Так, восемь пятьдесят. Я наверх, сам все посмотрю, к девяти поднимайся ко мне и перебежками сначала к башне, там остановка, осмотр, от башни к мусорной яме, от ямы к подъезду. В подъезде укрываемся в первом пустом помещении и слушаем.
– Тишину?
– Я предпочитаю тишину. А ты базар террористов?
– Нет, я тоже тишину.
– Жди!
Смирнов поднялся на край оврага. Цепким взглядом старший лейтенант внимательно осмотрел округу. На какое-то мгновение шторка одного закрытого окна дрогнула. Или это показалось. Но проводить разведку надо.
Он, не оборачиваясь, поднял руку, согнутую в локте.
К нему поднялся Соболь:
– Ну, убедился, что никого нет?
– Как будешь идти, смотри на второе от левого подъезда окно, третий этаж.
– Заметил чего?
– Скорей всего показалось. Шторка будто дернулась.
– Может, от сквозняка?
– Какой, Дима, сквозняк, окно наглухо закрыто.
– Окно может быть закрыто, а другие с противоположной стороны открыты, или дверь на лоджию с торца.
– Ты смотри за окном. Войдешь в дом, посмотрим эту хату. Готов?
– Готов!
– Я – первый, ты по сигналу за мной!
– Есть, товарищ старший лейтенант.
– Дима! Мы в тылу.
– Да? А я как-то этого не заметил.
– Работаем, чудило.
– Почему чудило?
Но Смирнов уже бросился к водонапорной башне.
Пробежав до водонапорной башни, спецназовцы залегли.
– Смотрим, Дима, – отдал команду Смирнов.
– Смотрим, а насчет третьего этажа ты, по-моему, не ошибся.
– Что, есть новое движение?
– Оттуда кто-то смотрит на нас.
– Черт. Вот этого нам как раз и не хватало.
– Это не боевик, Боря. Тот сразу открыл бы огонь.
– Нам и мирные жители не нужны.
– Понятно, но что поделать? Хотя, возможно, я ошибся.
– Так, в округе спокойно, входим в дом. За мной, бегом марш!
Смирнов и Соболь ворвались в подъезд. Двери квартир выбиты, в помещениях никого.
Старший лейтенант указал наверх:
– Поднимемся, захожу я, ты страхуешь. Посмотрим, кто там.
– Хотелось бы, чтобы была кошка.
– Мне тоже. Вперед.
Бойцы быстро и бесшумно поднялись на третий этаж. Здесь уцелела дверь, она была закрыта.
Смирнов прошептал:
– Точно там кто-то из местных.
– Может, Жилину доложишь? Черт его знает, стоит ли светиться? Мы спокойно можем перейти в соседний подъезд.
– А мы не засветились?
– Убирать свидетелей будешь?
Старший лейтенант пожал плечами:
– Смотря кого. Но это пусть решает Жилин.
Смирнов осмотрел замок. Он был небольшим, закрытым на один оборот, косяк двери слабый, толкни – откроется.
– Я пошел, прикрывай!
– Прикрываю!
Смирнов ногой выбил дверь и бросился в большую комнату через коридор. В комнату, откуда был выход в лоджию.
И тут же он увидел на диване женщину, закутанную в черное одеяние. Впрочем, это могла быть и не женщина. Сомнения рассеялись тут же. Незнакомка подняла голову, и старший лейтенант увидел полные боли, отчаяния и тоски красивые глаза.
Он опустил глушитель «Винтореза», осмотрелся. В комнате, заставленной старой мебелью, больше никого не было.
Соболь прошел кухню, спальню и вышел к Смирнову:
– На хате чисто, командир.
В глазах женщины выразилось крайнее удивление, и на чистом русском языке она спросила:
– Вы русские?
Разведчики этого не ожидали:
– Не понял? Вы кто? – спросил Смирнов.
– Нет, скажите, вы русские?
– Русские, – проговорил Соболь, – и что дальше?
– Что вы делаете здесь? Ведь в поселке полно боевиков.
Смирнов внимательно посмотрел на женщину, повторил вопрос:
– Вы кто?
– О господи, я и не надеялась, что когда-нибудь еще услышу русскую речь.
– Мадам, пожалуйста, представьтесь.
Женщина сбросила платок, черные волосы рассыпались по плечам. Ей было на вид лет пятьдесят.
– Меня зовут Ирина Владимировна Тихонова. Я родом из Москвы.
– Во как! – удивился Соболь. – А тут чего?
– Подождите, дайте прийти в себя, потом все расскажу.
– У нас нет времени, нам надо осмотреть местность, прилегающую к зданию, проверить весь подъезд.
– В этом нет никакой необходимости. Здесь живу только я.
Но старший лейтенант кивнул Соболю:
– Посмотри все. Особо из окон не высовывайся.
– Понял.
Прапорщик ушел.
Смирнов присел в кресло:
– Я слушаю вас, Ирина Владимировна.
– А я больше привыкла к своему новому имени, Басима Махлани. Басима означает улыбающаяся. А я уже забыла, когда улыбалась в последний раз. Я училась в медицинском институте. Там же учился красивый парень из Сирии – Фарух Махлани. Мы полюбили друг друга и вскоре сыграли свадьбу. А потом приехали сюда. Тут работали в больнице, я – педиатром, детишек лечила, муж – хирургом. Он был очень хорошим хирургом.
Вернулся Соболь, доложив кратко:
– Все в порядке.
Смирнов кивнул ему на кухню.
Прапорщик встал у проема, так, чтобы его снаружи не было видно.
Женщина продолжила:
– Так получилось, что у нас не могло быть детей, но мы и вдвоем были счастливы. Пока на этой земле царили мир и покой. Я приняла новое имя, говорят, что я внешне похожа на сирийку.
– Похожи, – сказал Смирнов, – дальше?
– А дальше, – женщина смахнула пробежавшую по щеке слезу, – дальше началась гражданская война, в страну пришли страшные люди, которые объявили себя «Исламским государством». Что они здесь вытворяли, невозможно передать. Казни проходили чуть ли не каждый день. Казнили всех, кто был против них. Потом начали рушить древние памятники. Из больницы сделали госпиталь, хотя там пациентов было немного, и все они – из мирных местных жителей. Игиловцы мобилизовали мужа, он не имел с ними ничего общего. Но подчинялся, потому что в случае отказа убили бы и его, и меня. Тогда, в самом начале войны, банды нередко воевали между собой. Однажды, сейчас дату не помню, только месяц – июль, да, это было в июле, в госпиталь сообщили, что у Карьятейна отряды полевого командира, державшего свои банды в Пальмире, понесли серьезные потери при столкновении с другой бандой. Извините, я плохо разбираюсь в этих новоявленных организациях, которые объявляют себя оппозицией к правительству Башара Асада. Нужно было выслать медицинскую бригаду. Естественно, в первую очередь хирургов. Муж поехал. А потом… потом мне сказали, что место боя, где находилось много раненых, накрыла американская авиация. В тот момент, когда туда приехала наша бригада. Мой муж погиб. Прошло два года, а я не могу смириться с этим. Все кажется, что вечером он придет с работы. Извините.
