Александр Афанасьев - Диверсия высочайшего уровня
Взяточничество – далеко не самое редкое явление на постсоветском пространстве. Оно настолько распространено, что даже обзавелось уже и своей философией. Один из ее постулатов предполагает, что взятку может давать не каждый. Торговец на рынке имеет право поднести денежку начальнику наряда ППС, но не РОВД. Того ублажает директор рынка. Начальника ГУВД подкармливает уже тот человек, который курирует все рынки в городе.
До того как все это началось, Рабинович котировался в Москве по наивысшим ставкам. Его люди были вхожи в Белый дом и на Старую площадь. Теперь их туда не пускали. Это могло означать, что статус Рабиновича в Москве пошатнулся. Он уже не может давать взятки на этом уровне. Все чиновники прекрасно это понимают. Они знают, у кого можно брать без опаски, а у кого и не стоит. Иначе тебя выведут из уютного кабинета под белы рученьки, препроводят в Матросскую Тишину или в Лефортово, а потом доставят на процесс.
А деньги в Москву заслать было нужно. Рабинович уже понял, что Запад за него впрягаться не будет – оставалась Москва. От того, на кого именно она сделает ставку, зависело очень многое.
– Деньги всем нужны. Просто предлагать их надо нормально, а не по-идиотски, – проговорил Гольдберг.
– А с посольством что? Они там совсем охренели?
– С посольством… это шпанята начудили. У них несколько человек грохнули, я проверял. Под ночь четверых положили, а утром снайпер их командира убил. Они подумали, что это менты, ну и началось…
– Думать им вредно, блин! – взорвался Рабинович. – Для этого мы есть!
– Мы уже два раза откладывали. Пойми, они идейные. Не за бабки.
– Не за бабки? А что же ты мне ведомости на утверждение носишь, а? Может, ты их себе в карман суешь?
Такова была еще одна мания Рабиновича. Несмотря на все миллиарды, он до сих пор лично вникал в дела всех своих фирм, визировал списки платежей. Это выглядело дико, но имело место быть. Олигарх сам решал, сколько кинуть на благотворительность, сколько на футбол. Кстати, связи в футболе очень файно сработали. Как дошло до дела, именно фанаты стали основной ударной силой как захвата, так и удержания власти. Списки выплат на взятки Рабинович тоже утверждал лично.
Но Гольдберг имел тут вес. Поэтому он счел возможным изобразить обиду и встал.
– Сема, сиди!.. – Рабинович удержал его.
– Я ведь запросто мог бы уже в Эйлате кости греть! – раздраженно сказал Гольдберг.
– Не гони волну. Лучше скажи, как быть.
– Блин, да не знаю я, как нам быть! – психанул Гольдберг.
– Денег много ушло? – переключил тему Рабинович.
– Да не так чтобы очень. Я дал команду подсчитать… около тридцати лимонов. Да и не ушли они, просто лежат на счетах. Дело не в этом, а в другом. Мы как прокаженные стали всего за один день. Никто с нами дела иметь не хочет. Это как санкции, только необъявленные.
– А что Прибалтика?
– Я пробивал. Литва тоже тихонечко дала нам от ворот поворот. Остается одно – Россия.
Рабинович скривился.
– По-другому никак?
– Нет.
Это было опасно, но иначе вообще сливай воду. Российские банки были единственными из всех серьезных в мире, которые не опасались санкций американского Министерства финансов. На тамошнем рынке не работали, и янки не могли их достать практически никак. Но опасно, черт побери.
– Ты вот что, – сказал Рабинович. – Поезжай-ка в Москву, сам там разрули.
«Да, наверное, это единственный выход», – подумал Гольдберг.
– А этому поцу денег за этот месяц совсем не давай. Себе возьми. Ты работу выполнишь, тебе и бабки за нее достанутся.
– Хорошо.
– Совсем, блин, ничего не делают!..
Аудиенция закончилась.
Про себя Гольдберг решил, что деньги Сосне все-таки выплатит, даже если дело сделает сам. Это Рабинович хозяин, как захотел, так и поступил, дал денег или зажал их. Он привык жить так, чтобы все вокруг него крутилось.
А Гольдбергу надо соображать. Впереди решающая схватка за Киев. Собственно, она уже началась. Депутат Сосна – один из ключевых игроков их команды. Если ему не дать сейчас денег, наказать, то он запросто может обидеться и отомстить. Переметнется на другую сторону и уведет с собой половину фракции. Ему по фигу будет, правильно его наказали или просто покуражились. Рабиновичу тоже плевать будет на то, что такая вот загогулина произошла из-за его прямых указаний. Так что лучше денег Сосне дать как ни в чем не бывало.
Хотя мерзко, конечно, до предела. Гольдберг давно уже понял, что депутат – это особый вид человеческого существа. Его отличительные черты – многоречивость, нежелание делать что-либо реальное, жадность, предательство. Он помнил того же Сосну. Три года назад тот сидел в его офисе. Нормальный парень, за любую работу хватался. Может, что-то у него не получалось, но ведь брался, делал, не отказывался.
А сейчас что? Год с небольшим, как попал в Верховную раду, и вот нате вам. Уже сгнил!..
Гольдберг забрел в свой кабинет, посмотрел на часы. Время еще есть. Надо немного отдохнуть, а потом уже ехать.
Он упал на раскладушку и мгновенно провалился в сон.
До Москвы Гольдберг летел чартером, благо Рабиновичу принадлежали все авиакомпании Украины. Но нормального самолета у них тоже не было, только старый «Як‑42», бывший газпромовский, кажется. Рабинович был откровенно жаден. У него и на регулярных рейсах, причем не на лоукосте, людей за бешеные деньги кормили китайской лапшичкой, заваренной кипятком.
Самолет был полон. Вместе с Гольдбергом летели бойцы охранного предприятия, принадлежащего Рабиновичу. Оно было создано еще до Майдана и использовалось в основном в рейдерских захватах.
Боевики охраняли не столько Гольдберга, сколько деньги. Перед взлетом ребята внесли на борт десять миллионов долларов наличными, в инкассаторских мешках. Правильно говорили в древности: осел, нагруженный золотом, пройдет в ворота любой крепости. Гольдберг отправлялся брать Москву, вооруженный не только своим циничным интеллектом, но и вполне себе немалыми деньгами.
Конечно, еще два года назад это была не ахти какая сумма. Но сейчас, когда курс доллара подскочил по отношению к рублю в два раза, деньги стали большими. Даже по меркам нефтегазовой России.
Вопрос в том, кому их заслать. Как. Что при этом сказать.
В отличие от многих людей из днепропетровской группировки Гольдберг не был профессиональным металлургом, но знал структуру бизнеса, товарные потоки. Он понимал, что одно без другого работать не может.
Шахты Донецкой, Луганской и Ростовской областей дают лучший в Европе антрацит, коксующиеся угли. Руда – это горно-обогатительные комбинаты. Часть их находится на территории, контролируемой сепарами, но есть они и у Рабиновича. Финальная стадия – это металлургия, которая развита в Мариуполе, в Кривом Роге, в их родном Днепропетровске. Там производится финальный продукт, который можно гнать на экспорт, за валюту.
Плюс энергетика. Сейчас большая часть стали выплавляется в электрических, а не доменных печах. Поэтому крайне важна бесперебойная работа Днепрогэса и Запорожской АЭС.
Но так уж получилось, что сейчас цепочка разорвана. Угли в основном на территории сепаров, без них все стоит. Никто не зарабатывает. Это только лох думает, что можно южноафриканские угли завезти. Ага, купили уже на свои дурные головы.
А если еще взять нефтехимию!.. Донецкий нефтехимический кластер почти полностью у сепаров. Одесская нефтепереработка у Рабиновича, а толку-то? Что перерабатывать? Сырья нет.
И электричества не хватает. А ведь до того, как все это началось, украинские дельцы готовились гнать в Европу дешевую электроэнергию и зарабатывать на этом. А сейчас сами без света сидим. Веерные отключения, полный песец!
Ни разу в истории Украины не было так, чтобы все цепочки этого пазла – уголь, руда, металлургия – были в одних руках. Драка за активы и их консолидацию во многом и провоцировала противостояние и жесткие политические кризисы. Две мощнейшие группировки, донецкая и днепропетровская, имели в своих руках части этой цепочки. Они могли работать только вместе и ненавидели друг друга за это еще сильнее.
Каждая группировка имела свое политическое представительство, но действовали они по-разному. Донецк ориентировался на криминал и всегда имел очень тесные отношения с Москвой. Днепропетровск больше надеялся на реальных политиков и всегда поддерживал «украинство» во всех его формах.
Но в тот проклятый год донецкие правильно сообразили, что конкуренты, пользуясь моментом, попробуют переделить собственность в свою пользу и отожмут у них лакомые куски, в том числе и в Запорожье, в Одессе. Потому они пошли на прямой сепаратизм, хотя и представить себе не могли, во что это все выльется.
