Данил Корецкий - Антикиллер-4. Счастливых бандитов не бывает
– Крутых углов не бывает! – с умным видом изрек Крыса. – Углы бывают тупые и острые. Но чаще тупые…
– Еще бывают прямоугольные, – напомнил ему Хан.
– Ага! И кривоугольные!
– Заткнись, Крыса, – бросил Шкет с раздражением. – Эти, в «линкольне», как-то называли друг друга? Клички какие-нибудь?
– Нет. Не помню…
Шкет задумчиво сплюнул на пол.
– Ясно, – сказал он. – Ночью «бэху» отгонишь куда-нибудь в укромное место. И пока забудь о ней. Светиться не надо.
– А чего? – Крыса надулся. – Я никого не боюсь! Помнишь, как мы тех грузин на Левбердоне порвали? Никто не дернулся даже! И ничего не было!
Шкет хорошо помнил. В конце августа «волки» совершили налет на грузинский ресторан на левом берегу. Вломились туда ночью, за полчаса до закрытия, охрану и всех, кто там был, положили на пол, сняли кассу и выпотрошили бумажники у посетителей. Все были настолько ошеломлены и деморализованы, что никто даже не оказал сопротивления. Двоих мужиков в дорогих костюмах «волчары» отмудохали скорее для острастки, чтобы другим неповадно было. А еще порезали шины у автомобилей на стоянке (там были очень недешевые модели) и побили стекла – это уже из чистого озорства и избытка энергии. Все прошло на удивление гладко и без последствий. До того они ограничивались разгромами продуктовых ларьков, нападениями на отдельных граждан и небольшие подвыпившие компании и – изредка – угонами авто. В тот раз «волки» провернули настоящее дело и сильно выросли в собственных глазах.
– Я сказал – не светись, и точка! – рявкнул Шкет. – Запомни, дурило: хочешь жив остаться, так сам не будь тупым и кривоугольным! Одно дело, когда ты охотишься, совсем другое – когда на тебя охота идет! Надо мозгами шевелить!
Пьяный Крыса хотел что-то возразить, явно отказываясь внять совету вожака и пошевелить мозгами. Но Мильонщик перебил его, обратившись к Шкету:
– Слушай, а почему ты так «углов» ненавидишь? Ты же сам, вроде, крутился среди них, и даже был в авторитете, ведь так?..
Здесь Мильонщик немного преувеличил, – наверное, из дипломатических соображений. А может, и в самом деле кто-то такие слухи распространял. Возможно, даже сам Шкет.
– Все «углы» – гнилье! – веско изрек Шкет. – Ни идеи, ни чести, одни только понты и рисовки!
– Так ведь говорят, того… – Мильонщик смутился, с одной стороны – не смея перечить вожаку, с другой – желая уточнить его позицию. – Говорят, типа, наоборот: воры по понятиям живут, зорко следят за этим. «Правилки» у них там всякие, смотрящие и все такое… Типа все по справедливости, вор вора в обиду не даст. И песни эти, шансоны ихние… Там тоже обо всем таком поется, я сам слышал…
– Это только песни! В песнях у них все красиво! А на деле – куча говна! – Шкет сверкнул глазами. – Я когда-то тоже наслушался, уши развесил, через это чуть жизнью не поплатился!
– Как это?
У столика уже сгрудилась целая компания – Каленый, Гвоздик, Берц, Лопух, недавно принятый в стаю спортсмен-каратист по кличке Ниндзя и другие. Всем хотелось услышать волнующую быль из жизни вожака. Набегавшийся за вечер Франц устало присел у стойки и закурил. Он все это уже слышал.
– Я был правильным пацаном, – начал рассказ Шкет. – Жил по понятиям, в общак долю отстегивал. И хотя мне 16 всего было, на Богатяновке меня знали и уважали. И был там такой хмырь Зема, из воров, он меня вроде как опекал. Часто говорил мне по пьяни: ты, Шкет, запомни, если и есть на земле люди чести, так это такие, как я и ты. Так что, мол, если у тебя какой напряг возникнет, ты сразу дай мне знать. Я к тебе хоть с того света явлюсь, но в беде не брошу.
Мальчишеские головы кивали в такт словам: все правильно, по-мужски. Так и должно быть.
– …Ну вот. А потом мы с пацанами как-то обшмонали одного терпилу, и «мусора» на нас облаву устроили. Одного из «мусоров» я порезал, меня скрутили, бросили в СИЗО и стали прессовать. Дико прессовали. До меня потом только дошло, что все это была подстава, и они спецом меня подставили, из-за Земы того самого…
– В смысле? – не выдержал любопытный Мильонщик. – Как это из-за Земы?
– А так, что «мусора» пронюхали, что у Земы ствол засвеченный. Ну, который по «мокрому» делу проходил. Громкое дело было, больших начальников почикали. Да вы все равно тогда еще пешком под стол ходили, не помните! – Шкет махнул рукой. – И вот они хотели, чтобы я, значит, Зему того со стволом им сдал тепленького. Так крутили и сяк – я уперся рогом и ни в какую. Помню ведь Земины слова, решил: пусть хоть на куски режут, лучше умру, но друга не сдам. «Мусора» видят такое дело, сажают меня в специальную камеру, где одни «подсадные». Говорят, здесь никто больше суток не выживает – или раскалываются, или их под утро в петле находят. Ну, так оно, думаю, и есть. Шестеро здоровенных мужиков, настоящие мясники!.. Метелили меня, как боксерскую грушу, пока я не выключился. А потом к следаку поволокли. Я тогда исхитрился весточку передать Земе: так мол и так, мазу за тебя тяну, выручай. А сам продолжаю рогом упираться…
Шкет отбросил руку в сторону, щелкнул пальцами. Все смотрели на него, словно он был одним из героев голливудского боевика, которые, как известно, в огне не горят, в воде не тонут, а из самых безнадежных ситуаций всегда находят единственно возможный выход. Расторопная Цифра быстро прикурила сигарету, вложила ему в пальцы. Шкет глубоко затянулся и продолжил:
– Ну, и что вы думаете? После допроса мясники меня еще пару раз попинали, это был, наверное, самый длинный и самый неудачный день в моей жизни. Еле до ужина дотянул! А там получаю от Земы долгожданный ответ: не ссы, брателла, со мной все в порядке, не очкуй и будь здоров!
– И всё? – не поверил своим ушам Мильонщик.
– Слово в слово! – подтвердил Шкет. – И больше ничего. Даже кусок сала к письму не приколол, тварь!
Кто-то рассмеялся. Мильонщик сокрушенно покачал головой.
– И как же ты выбрался оттуда?
Шкет в упор посмотрел на него.
– Через дверь, – сказал он. – Как все выбираются. А как еще?
– Но ведь там эти, мясники…
– Если не бояться, то никакие мясники с тобой ничего не сделают! – сказал Шкет важно. – Я был сильнее их, потому что был готов умереть за друга. А они не готовы были убить меня, шестнадцатилетнего пацана. Это я их сделал, а не они меня. И знаете почему?
Новичок Ниндзя слушал, приоткрыв рот, он буквально пожирал Шкета глазами. Да и не он один. В «Кружке» стало так тихо, что можно было услышать тихое потрескиванье горящей бумаги, когда Шкет затянулся сигаретой.
– Почему? – негромко спросил наконец Мильонщик.
– Потому что все они, «углы», – псы шелудивые. А я – волк! И вы – волки! Понятно вам?
Мильонщик первый издал боевой «волчарский» клич, и тут же к нему присоединились остальные:
– Ууууу-у-у!!!
Не выли в общем хоре только Франц и Крыса. Франц – потому что ему уже двадцать восемь, он взрослый человек, хотя тоже считается частью банды (что-то вроде генерал-интенданта, наверное), и издавать всякие нелепые звуки ему не по чину и даже неловко.
Крыса же не выл потому, что, в отличие от прочих, знал Шкета давно, вырос с ним в одном дворе, и история, которую тот только что поведал, была известна ему в несколько дугой интерпретации, более приближенной к действительности. Например, что ни в каком авторитете их вожак тогда не ходил, водку с Земой не пил, а тем самым терпилой, из-за которого его упекли в СИЗО, был собственный Шкета папаша, возвращавшийся домой после получки. Все остальное Крыса представлял себе довольно смутно, поскольку не сидел вместе со Шкетом в 72-й камере. Но догадывался, что в той части повествования тоже имеются кой-какие натяжки… То есть не то чтобы Крыса в открытую подвергал сомнению достоинства Шкета или тем более осуждал его – ни в коем случае! Но энтузиазма в подобные минуты ему иногда не хватало при всем старании. Не вылось, и все тут!
Бомба и Шептун тоже знали Шкета давно, но их не смущали никакие противоречия – одного в силу природной тупости, другого в силу забитости – и среди волков попадаются питающиеся падалью и объедками доходяги. Хотя даже они сильно удивились бы, узнав, как Шкета с позором загоняли под шконку и он лишь чудом избежал участи камерного «петушка»… Что «чудо» сие сотворил не кто иной, как нынешний начальник городского уголовного розыска Филипп Михайлович Коренев по прозвищу Лис, которому Шкет в качестве ответной услуги сдал не только Зему, но и залетного московского киллера по кличке Мячик. И что в сейфе у Лиса с тех пор лежит папка с несколькими подписанными Шкетом бумагами, из которых следует, что гордый вожак волчьей стаи по доброй воле соглашается сотрудничать с правоохранительными органами…
Ох, и взвыли бы «волчары», узнай они об этих бумагах! Совсем другими голосами взвыли бы!
Шкет, правда, надеялся, что никто и никогда не узнает. Никто. Никогда. Он готов был отгрызть собственную руку, как отгрызают себе лапы попавшие в капкан волки – только бы стереть тот позорный след. Проблема лишь в том, что не одна рука – весь он в капкане. Грызи не грызи, все едино…
