Анатолий Гончар - База икс
– Ек! – Удар бойка в пустоту. Как же я так? Идиот… Черт, черт, черт! Ругая сам себя, спешно меняю магазин. «Чех» все ближе, за ним еще один. Нет худа без добра, второго я сперва не заметил. Теряю драгоценные секунды. Кладу цевье на давно упавшую, сухую, толстую ветку… Короткая очередь, ствол чуть влево, палец снова нажимает на спусковой крючок.
Тра-та-та-та! Падаю, над головой пролетает пуля, смачно всаживаясь в стоящее за спиной дерево. Вскидываю ствол, стреляю, не целясь, сразу же вниз и откатываюсь в сторону. «Чехи» что-то орут, и это отнюдь не победные выкрики. Теперь к Калинину. Сколько мы уже здесь? Ни малейшего представления о времени. Должно быть, долго.
– Юра, ты где?
– Я отхожу!
Связь вновь работает безупречно. Так он что, сам? И где? Выше по хребту? Бегу дальше. Выстрелы позади почти стихли. «Чехи» тоже лишний раз не желают жечь патроны попусту. Вроде бы я их чуть-чуть охолонул. Пока придут в себя, пока сообразят, что мы делаем ноги…
Очередь хлобыстнула именно в тот момент, когда я почти догнал ковыляющего Калинина…
Подполковник Трясунов
– Товарищ подполковник! – К идущему по плацу Трясунову подскочил оперативный дежурный. – Группа Ефимова ведет бой с превосходящими силами противника, трое «трехсотых», – комбат помрачнел лицом, но слушал не перебивая, – отходит в направлении РОПа.
– Координаты?
– Координат нет, радист сообщил «по хребту».
– Группу Гуревича на выезд. Старший колонны майор Фадеев.
– Есть!
Тут же, повернувшись в сторону палаток личного состава, крикнул: – Дневальный! Майора Фадеева, капитана Гуревича с группой на выезд. Срочно! – И чтобы подогнать разведчиков, добавил: – Ефимов ведет бой.
– Первая группа на вые… – отдернув полог палатки, закричал дневальный.
– Парк? – спросил Трясунов, имея в виду, отдана ли команда о выезде бронегруппы.
– Да, уже, – ответил оперативный, и тотчас в парке взревел двигатель бронированного «Урала».
– Медика?
– Вызвал.
– Хорошо. И этим, – комбат кивнул в сторону палатки «гостей», – сообщи тоже.
– Есть! – ответил оперативный и, снова повернувшись на этот раз в сторону палатки ЦБУ, отдал приказ: – Посыльный, живо к прикомандированным, скажи – на выезд.
– Пошли! – потребовал Трясунов, которому не терпелось заглянуть в карту.
Карта расползалась многочисленными переплетениями хребтов и их отрогов, но только один из них почти напрямую тянулся к выбранному под место эвакуации ротному опорному пункту. Вот только находился он на порядочном удалении от последних переданных Ефимовым координат. Догадка, возникшая у подполковника чуть ранее, нашла свое подтверждение. Теперь он точно знал, что командир группы старший прапорщик Ефимов по какой-то непонятной причине все время сообщал в отряд ложные координаты своего местонахождения. Знал… но что толку было от этого знания?
– Товарищ подполковник! – В проходе между спаренными палатками снова появилась долговязая фигура оперативного офицера. – Ефимов запросил поддержки артиллерией. Дал координаты.
– Ну, и? – Комбат понял по растерянному лицу оперативного, что возникла какая-то проблема.
– У них что-то не срастается…
– У кого? Что не срастается?
– У артиллеристов. Не знаю. – Ответив сразу на два вопроса, оперативный застыл в ожидании командирского решения.
– Координаты мне! Сам садись на связь, выходи на Ханкалу, требуй огневой поддержки.
– Есть! – Оперативный, словно заранее знал, протянул комбату листок с координатами, а сам поспешил на выполнение поставленной командиром задачи.
Имея на руках переданные координаты, комбат взглянул на карту только лишь для того, чтобы в очередной раз убедиться в своей правоте.
«Только положи мне людей, только положи! – твердил Трясунов, имея в виду то ли Ефимова, то ли идущего с ним Тарасова. Затем, сжав кулаки и в бессилии что-либо сделать, вперился в карту и долго не отрывал от нее свой взгляд, словно надеясь столь пристальным вниманием вытащить попавших в беду разведчиков.
– К машинам! – скомандовал капитан Гуревич, едва его ушей достиг щелчок последнего встающего на место предохранителя. Оружие было заряжено, можно было начинать путь. Тело слегка «бодрило» ожидание хорошей боевой встряски; ведь перед тем, как отдать команду на выезд, вызвавший его комбат негромко сказал:
– Будь готов выйти навстречу ефимовской группе! – после чего еще сильнее нахмурился и вопреки собственным привычкам буркнул: – Ни пуха ни пера!
– К черту! – вырвалось у Гуревича раньше, чем он подумал о том, что посылать комбата как-то неприлично, но слово вылетело, и огорчаться по этому поводу было поздно. И, чтобы больше не заморачиваться данным вопросом, скомандовал: – Направо, шагом марш! – после чего последовал вслед за идущими к выходу из ПВД бойцами.
«Нормально, нормально, – уже подходя к кабине, подумалось Гуревичу. – Часок на дорогу, полчасика – на добежать туда, полчасика – порубиться. Полчасика обратно. Потом опять часок потрястись – и в баню». Воспоминания о бане вызвали непроизвольную улыбку. Баня на войне – как верх роскоши и благополучия…
Прикомандированные распределились по колонне, следуя поговорке о том, что нельзя хранить яйца в одной корзине: один уселся на броню БТРа, другой подсел в кабину машины, где старшим ехал капитан Гуревич, третий вместе со старлеем медицинской службы Васиком – в кабину второго «Урала», а четвертый и пятый – в его кузов.
– Трогаем! – скомандовал майор Фадеев, и БТР, размешивая грязь луж своими колесами, пополз к выезду на асфальтовое покрытие. Следом за ним, пыхнув черными дымами непрогоревшей соляры, поползли два видавших виды бронированных «Урала».
Разметав по сторонам огромную лужу, вечно стоявшую в низинке, перед подъемом на насыпь, колонна выбралась на асфальт и, сбрасывая с протекторов ошметки жирной грязи, двинулась к полковому контрольно-пропускному пункту. Затем, миновав его, повернула направо и, подпрыгивая на многочисленных рытвинах, понеслась в сторону района действия ефимовской группы.
Сержант Калинин
Что-то весьма ощутимо приложилось под левым плечом. На этот раз боли почти не было, только тупой удар, и левая рука обессиленно повисла. Не удержав равновесия, Юрка повалился на землю, сильно ударившись грудью о выступающий из земли корень, но так и не выпустив из руки оружия.
«Хандец!» – страшная в своей безысходности и неопровержимости мысль пронзила вздрогнувшее от удара сердце. Пронзила и ушла. Растворилась без остатка. Внезапно наступившее спокойствие окутало теряющий сознание разум, но возникшая в плече боль неожиданно вернула ощущение жизни. Беспамятство отступило. Сержант застонал и стал медленно переворачиваться на бок. Он понял, что еще жив, а сзади наседали враги. Шансов уйти не было, а значит, следовало остановить, не подпустить их ближе. «Остановить и не подпустить, остановить и не подпустить…» – застучала в голове настойчивая мысль. Юрка со стоном перевернулся на спину и здоровой рукой попробовал дотянуться до своего пулемета…
Старший прапорщик Ефимов
Когда Калинин упал, эмоций во мне почти не было, словно все так и должно быть, словно нечто подобное я и ждал.
Все заработало на автомате. «АК» за спину, падаю на колено и взваливаю раненого пулеметчика на плечо, хватаю левой рукой «ПКМ» и бегу вверх. Но, возможно, мне только кажется, что я бегу. Одеревеневшие ноги – ходули на кадрах замедленной киносъемки. Тем не менее постепенно одно укрывающее нас дерево сменяется другим. Все звуки заглушает стук моего сердца, легкие с хрипом разрываются в последнем усилии, на губах привкус железа, глаза залиты по́том. Черт, щас сдохну, если не остановлюсь, а если остановлюсь – сдохнем оба. Ну же, еще немного! «Чехи» могут появиться в любой момент, хрен с ними – если тормознусь, обернусь, может, не станет сил бежать. Вперед и только вперед!
– Командир! – Голос Прищепы выводит меня из состояния тупого пофигизма. Я останавливаюсь, едва удерживая в руках оружие. Лежавший на моей спине Калинин вяло матерится. – Командир… – Какое счастье, чьи-то руки бесцеремонно стаскивают с моего плеча раненого.
– Уф! – Как хорошо! Так хорошо, что сейчас сдохну. – Уф, – согнуться и стоять, выхаркивая разъедающий грудь кашель.
– Командир! – Чувствую, как меня тянут за рукав. Черт, мы еще не на месте, надо бежать.
– Ар… артуху вызвали? – Пожалуй, этот вопрос меня сейчас волнует больше всего.
– Вызвали! – Тащащий Калинина Сашка тоже начинает задыхаться от бега. А я вроде бы уже ничего; только кашель, сволочь, рвет из груди последние силы. В голову приходят дурные мысли: «Да сколько еще? Проще упасть, окопаться и стрелять до последнего патрона». И тут же: «Ну, вы, батенька, вообще! Бежать, бежать!» Гнилой разговор, нам еще жить и жить. В конце концов, ты не один, у тебя пацаны и раненый фешник. Возможно, ты жив только потому… Уф, все, кажется, мы добежали. Вот теперь отдохну… Сколько же у меня раненых? Четверо, один тяжелый. Так где же артуха?
