Олег Приходько - Оборотень
Газеты устали от сенсаций.
Читатели устали от газет. К концу крысиного года все от чего-нибудь устали. Даже крысы.
25
На маленькой кухоньке малогабаритной квартиры в Теплом Стане сидели двое: хозяин по фамилии Нелидов, рабочий электролампового завода с двадцатилетним без малого стажем, и его земляк, военкоматовский прапорщик Битюков.
— Сам знаешь, как все достается, — говорил «гегемон», дрожащей рукой наполняя стакан. — Жисть, она у нас не сахар. Это те… там… а мы — что?.. Э-ээ! Давай вот, земеля… За этот, как его… ну?..
— Новый год, что ли?
Нелидов мутными глазами смотрел на гостя, словно только что обнаружил его у себя в холодильнике.
— Не-ет! — помахал хозяин скрюченным пальцем перед носом прапорщика. — Ты не финти, не надо!.. Дело говори.
— Да какое дело-то? — заплетающимся языком спросил Битюков. Он был уже хорош, но на уговоры остаться до утра не поддавался и в четвертый раз поднимал стакан со словами: «На посошок!»
— Сказ-зал?.. Заметано! Мое слово — кр-ремень! — разорялся пролетарий.
— Ну!.. — одобрил его гость. — Давай, за детей? Сдвинули стаканы, стараясь не звенеть: в комнате за стеной спала жена Нелидова с пятилетней дочкой.
— Фу, ну и… как ее партейные пьют? — возмутился Битюков, подавив позывы на рвоту.
— Закусывай, закусывай, Боря! — протянул ему на вилке огурец хозяин. — Водочка — она солененькое любит.
Прапорщик убрал его руку, резким движением оттянул рукав.
— А который час-то, Н-нелидин?
— Не-ли-дов! — поправил создатель электрических лампочек. — Пр-рашу запомнить.
— У меня записано «Нелидин». Документ! — с почтением протянул военный.
— Ну и нехай себе! А час… х-хрен его знает, часы там… в комнате. Нюрку неохота будить. Ладно, так ты все понял?
— Понял я, понял, не бухти. Отсрочим твоего Сережку… на полгода.
— Точно. Вижу, все понял. А з-за мной не заржавеет, — пообещал хозяин, громогласно икнул и заботливо проводил гостя в коридор.
Там он подождал, прислонившись к стеночке, покуда Битюков справит нужду в туалете, помог надеть шинель.
— Баксы я тебе дал? — спросил Нелидов и торжественно поднял указательный перст.
— Дал, дал. Все, Сергуня. До следующего… года, значит! А там мы займемся отсрочкой.
— Но баксы…
Прапорщик махнул рукой, завалился на висевшую в прихожей одежду, сорвал несколько пальто с крючков, бросился поднимать, но это оказалось ему не под силу.
— Брось, ну его на х…! — замахал руками хозяин. — Брось, я сказал. Иди, а то на метро опоздаешь. Сам я… Серегу от армии…
— Все! Кончит техникум твой Серега.
— Во-от!..
Они вышли на площадку, хозяин вызвал лифт, расписанный всеми известными словами и мало кому известными названиями рок-групп. Простились тепло, по-дружески, хотя и не очень-то соображая, где они и что делают.
…Битюков вышел в распахнутой шинели. Когда его немного обдуло холодным ветром, он сообразил, что на улице нет ни души и время явно перевалило за полночь.
В кармане прапорщик нащупал что-то тяжелое, оказалось — бутылка трехзвездочного коньяку.
Вскоре повстречался одинокий прохожий.
— Эй! Из-звини… те… Котрый час? — лизнув пригоршню снега, чтобы не прилипал к небу пересохший язык, спросил Битюков.
— Рано еще, — сострил встречный, — без пятнадцати три.
— Три?.. Ч-чего… три? — спросил Битюков совершенно серьезно.
— Закусывать надо, армия!..
Минут через десять прапорщик пришел в себя окончательно и понял, что с Теплого Стана ему в эту ночь не выбраться, разве только вернуться назад к Сереге. Он обшарил карманы, но записной книжки не обнаружил, а визуально дом, куда земляк привел его «на автопилоте», не помнил.
К счастью, в кармане оказались деньги — сто долларов. Кто-то дал их ему не то за какую-то услугу, не то в долг — сейчас было не вспомнить. Это давало шанс поймать попутную машину.
Две из них прошмыгнули, не остановившись на вялый жест, зато водитель новенького «Москвича» оказался сговорчивым:
— За «сотку»… до Лунева довезешь? — икнув, поинтересовался прапорщик.
— Садись, — равнодушно бросил шофер.
— Во!.. Дело!.. — обрадовался загулявший воин и буквально упал в машину.
— Курить у тебя можно? — спросил он и, не дожидаясь разрешения, закурил.
Километра три проехали молча. Битюков наконец согрелся и почувствовал себя почти в норме. Сейчас бы еще грамм сто — и как огурчик.
— Домой, понимаешь, нужно. Семья у меня там, в Луневе. Раз в месяц с этой проклятой службой и вижу. Хоть на Новый год повидаться, — попытался он завязать дорожную беседу. — Слушай, командир, у тебя стаканчика в бардачке нет? Земляк бутылку дал…
Водитель не отвечал, сосредоточенно глядел на дорогу, прибавляя скорость. Миновали пост ГАИ.
Битюков дожидаться не стал. Он, бесцеремонно заглянув в бардачок, стакана там не обнаружил, открыл пробку зубами, звучно выдохнул и присосался к горлышку.
Стрелка доползла до отметки «120» , плавно стала забирать дальше.
— Во-о! — довольно откинулся на спинке сиденья Битюков. — Ты не боись, командир, деньги у меня есть.
— Я не боюсь, — ответил не слишком разговорчивый водитель.
— Сам-то… по пути или шабашишь?
— Когда как.
Скорости прапорщик не различал, но чувствовал себя комфортно. Теплая волна от выпитого разлилась по телу, озноб прошел, ровная гладкая дорога и зимний лес за окном навевали сон.
…Проснулся Битюков, почувствовав, что машина стоит. Он открыл глаза, попытался сориентироваться.
— Чего стоим? — удивленно спросил прапорщик, поняв, что двигатель работает. Водитель смотрел в окно и о чем-то сосредоточенно думал.
— Я всегда останавливаюсь здесь, Битюков, — ответил он. — На этом месте я в последний раз виделся со своей женой. Ты помнишь ее, мою жену, Битюков? — с этими словами водитель повернулся к пассажиру лицом.
Было темно, и на лицо шофера падали лишь блики от осветительных приборов на щитке. Но Битюкову разглядывать его было ни к чему: он уже понял, что перед ним — его убийца.
Молчание длилось целую вечность.
Битюков хотел о чем-то спросить, но не знал, о чем. Хотел выскочить, но понимал, что сделать этого, а тем более убежать, не сможет.
— Она умерла, — сказал Убийца и включил «дворники». — Вы убили ее, Битюков. Изнасиловали, а потом убили.
— Мы не убивали!.. — еле слышно выдавил из себя прапорщик.
— Четвертым был Конур из Косина. Он ушел в монастырь и там удавился. Бог не принял его покаяния. Я не приму его тем более. Пока кто-нибудь из вас будет ходить по Земле, мне на ней места не будет.
— Я?.. Я не…
— Врешь. Ты был пятым.
Водитель бросил сцепление, и машина рванула по трассе, снова стремительно набирая скорость. Прапорщик окончательно протрезвел, его сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. В горле застрял ком, перехватило дыхание. Нужно было что-то делать, на что-то решаться. Но что? Напасть ли на этого мрачного типа первым? Или попытаться вымолить у него пощаду?
— Куда ты меня везешь? — спросил Битюков, осознав, что машина удаляется от Москвы, но вовсе не в нужную ему сторону.
— К ней, — коротко ответил Убийца. — Она хочет встретиться с тобой, чтобы посмотреть тебе в глаза. Ты ведь получил приглашение умереть?
«Ну, вот и все, — подумал прапорщик и невольно обмяк всем телом. — Вот и все… Глупо попался, как глупо…»
— Я… я не думал, что это она! — воскликнул он горячечным шепотом.
— Ты не использовал свой шанс наложить на себя руки, Битюков, — продолжал Убийца. Все приговоренные вели себя одинаково, и он знал наперед, какие слова воспоследуют. — Я дал тебе этот шанс, меня не будет мучить совесть. На фотографии действительно была не она. Это американка Шарон Тейт. Они были очень похожи, и их обеих убили подонки вроде тебя. По фотокарточкам Кати меня легко могли вычислить и помешать отправить последнего из вас в могилу. Но если бы ты раскаивался, то видел бы Катю в каждой женщине.
И тут Битюков понял: надо опередить свою смерть. Хотя бы попытаться. Но понял, что в его распоряжении осталось совсем немного времени и если он не сумеет опередить свою смерть, то потом может быть поздно.
— Отвези меня в милицию, — предложил он, чтобы оттянуть время перед решительным броском. — Я во всем сознаюсь, назову всех… все, как было. Пусть меня судят!
— Дважды не судят, Битюков. А я тебе свой приговор уже вынес.
Рука прапорщика, сжимавшая горлышко бутылки, не успела взметнуться: водитель резко ударил по тормозам, опередив ее на долю секунды, словно умел читать мысли. Битюков ударился лбом в стекло, тут же получил удар ребром ладони по шее и отключился.
Он не мог знать того, как долго и тщательно готовился к встрече с ним Убийца.
Гонимый презрением ближних, он не сразу решил посвятить себя возмездию.
«Где ты был?! Почему ничего не сделал?! Почему отдал на поругание мою дочь?! Проклинаю!..» — все еще звучали в его памяти слова Катиного отца.
