Леонид Влодавец - Большой шухер
— ан не сгорел. Потому что в тот день ему Черный приказал приглядывать за базой ОМОНа. Не того боялся Вова, беспокоился, чтобы его в лесу Иванцов не арестовал. Приказал Жмыху: как увидит, что ОМОН в приличном составе куда-то поехал, пусть срочно докладывает Черному. А кроме того, Жмыху были отданы оба ключа от сейфа. Если бы Иванцов отправил Черного в СИЗО, то Жмыху приказано было срочно линять из города с ключами и ехать в Москву. Дал ему адресок хаты. Жмых просидел на стреме всю ночь, ОМОН никуда особо не ездил. Поехал домой и едва не попался. Парень знакомый предупредил, что менты его ждут. Жмых прямо на машине, как был, дунул в Москву. Километров тридцать от города проселками ехал, прежде чем на трассу вышел. Поэтому и не тормознули. В общем, очутился он на той же хате, куда заехал после зоны Ростик. Вроде бы все нормально, порадовались встрече, погудели малость у хозяйки, а потом пошли пройтись немного по ночной столице. И оба, как ни странно, не вернулись. Что там и как произошло — непонятно, но только Жмыха через месяц из Москвы-реки вынули с порезом в районе горла. Но никаких ключей при нем, понятно, не было. А Ростика, представь себе, обнаружили за кордоном.
— В Швейцарии?
— В Германии. Точно неизвестно, как он туда выбрался, но скорее всего ему помог выехать Лопарев. Его он мог найти по данным, полученным от Коваленко. Тогда же, спустя некоторое время, у нас в городе появился Домициану, заглянул на бывшую квартиру Коваленко, которую его жена продала Кузякову. Там, на Пустырной. Куда Ростик заходил в день своей смерти. Но Домициану очень быстро отследила и задержала ФСБ. Подбросили ему пистолет иностранного производства, начали крутить насчет контрабанды, но смогли возбудить только все ту же 218-ю. Однако в СИЗО с ним произошел несчастный случай: в драке между заключенными ударился виском о трубу отопления.
— Бывает, — вздохнул Сэнсей.
— Потом Лопарев попытался перехватить икону в Москве. Ему сообщили, что там должен появиться Клык с двумя женщинами, которые были вынуждены с ним бегать. Но кончилось дело тем, что одна из этих дам перестреляла из автомата и Гешу, и нескольких его друзей. Отмечаю, что в это же время в Москве были Резник и Сноукрофт.
— Значит, Лопарев отправил Ростика, а сам погиб?
— Да. Причем он, видимо, не дал ему точных сведений, где и кого искать. Просто направил на квартиру к одной даме из бывших русских немок. Должно быть, сам намеревался подвезти туда икону, забрать у Ростика ключи, а самого его — грохнуть. Но все получилось иначе. Геша погиб в Москве, а Ростик остался в Германии. Временно, правда, нашел какую-то работу, не очень легальную. Все время под угрозой высылки был. О Воронцоффе, конечно, ничего не знал. Ждал, когда Геша приедет. Взял и сдуру черканул ему письмо. Правда, передал с оказией. Но на Гешиной квартире этого посыльного взяли. Не ФСБ, не МВД, а, условно говоря, одна частная спецслужба. Могу даже сказать, что принадлежащая той самой конторе, с которой ты только что решился на сотрудничество. После этого отыскать Ростика в Германии Ничего не стоило, а из письма им стало известно, что у него оба ключа. Дело было как раз весной этого года. А у них в Москве примерно тогда же получилась неувязка. Одна милая девушка по трагической случайности взорвала парня, который был в неплохих отношениях с конторой, ныне для тебя не совсем чужой. Причем не одного, а с целой группой товарищей, среди которых был очень важный посол от соседней с нами области. Девушка эта испарилась как дым, и ее до сих пор ищут. Но вот в отношениях между конторой, к которой принадлежал погибший парень, и той, которая нашла Ростика, наметились неприятности. Особо подливала масла в огонь та самая соседняя область. Потому что у нее были большие неувязки с партнерами.
— Нет, это для меня слишком сложно, — пробормотал Сэнсей, — ты мне совсем башку заморочил, крыша уже едет. Народу, как я вижу, завязано много, но если говорить откровенно, то ни фига не поймешь, как пел Высоцкий, «кто за нас, кого бояться».
— Ладно, — махнул рукой «источник», — тебе и впрямь не надо перегружать мозги. Короче, тебе надо искать ключи и быть готовым к тому, что их приедут искать другие.
— А может быть, эти другие уже приехали? И Ростика прирезали, и ключики прибрали.
— Нет. Так быть не могло. Они бы и коробку увезли.
— Но могли ведь коробку подменить?
— Нет. Она настоящая, и то, что в ней лежит, уже проверили.
— Я, конечно, не любопытный, — хмыкнул Сэнсей, — но, может, поделишься все-таки, что там было?
— Нет, об этом не будем. Ищите ключи. Вот две фотки, так они примерно выглядят. Должны они быть на одном брелоке, в виде головы Мефистофеля, не ошибешься, брелок редкий.
— Иголку в стоге сена искать легче. Тебе не кажется?
— Я думаю, если будете искать там же, где нашли коробку, найдете быстро.
Матросова, 8
Агафон с Налимом в это время уже катили по улице Александра Матросова. К старому другу участковому Наливайко пока решили не заезжать. Дело в том, что Налим неожиданно вспомнил — хорошая мысля приходит опосля! — об одном приятеле, который где-то в мае вернулся из армии и, встретив Налима в городе, приглашал зайти в гости. Парень этот обладал двумя полезными свойствами. Во-первых, он жил в том самом доме 8 по улице Матросова, а во-вторых, был заметной фигурой в кругах парковой шпаны. Налим, в свою очередь, приглашал его записаться в «барсики», намекая на перспективы. Гриша
— так звали этого молодца — сказал, что сначала отдохнет немного, «оттянется», а потом подумает над этим предложением.
Дом 8, во двор которого въехала «девятка», пилотируемая Агафоном, был сооружен в форме приплюснутой буквы «п». Один корпус, длинный, выходил фасадом на улицу, а два, намного короче его, были пристроены к нему с боков. Торцы боковых корпусов почти вплотную примыкали к ограде парка, вдоль которой в два ряда тянулись гаражи зеленого и ржаво-коричневого цвета. Въехать во двор можно было через одну невысокую, метра четыре, арку, по обводу которой некогда были сделаны лепные украшения, ныне безнадежно облупившиеся и обвалившиеся. Дальше надо было обязательно поворачивать или налево, или направо и ехать по растрескавшемуся, мятому и залитому лужами асфальту неширокой проезжей дорожки, мимо мусорных бачков и контейнеров, которые очень редко вывозили, мимо не оштукатуренных со двора кирпичных стен, изрисованных и исписанных мелом и краской из баллончиков, мимо подъездов с давным-давно не крашенными и замызганными дверями. По другую сторону был чахлый, почти без травы, скверик с двумя десятками старых тополей и лип, клумбой, заросшей сорняком, и несколькими скамеечками, где в хорошую погоду посиживали старушки вроде покойной Артемьевны. Сквер вплотную примыкал к ближнему ряду гаражей. В двух местах его рассекали проезды, через которые автолюбители подгоняли свои машины к боксам.
— Да, — хмыкнул Агафон, выворачивая вправо от арки. — Ни за что бы не поверил, что в таком дворе когда-то начальники жили.
— Запустили все на фиг, — заметил Налим, — потому что ничье было. Начальники небось тут все вылизывать заставляли. А как уехали, уступили место рабочему классу, так все и рассыпаться стало. А дом-то крепкий, кстати, стены, знаешь, по полметра. Пушкой не прошибешь. Было бы у меня миллиарда полтора, я бы купил. Заделал бы евроремонт, как в Москве, двор в порядок привел. Первые этажи бы сдал под офисы, а в остальных — двухуровневые квартирки метров по сто, комнат по пять…
— Ну, во-первых, — сказал Агафон, — этот домишко маленько больше двух миллиардов потянет, а может, и на все пять, даже с износом. Во-вторых, у тебя и одного нет. А в-третьих, делать из этого дерьма конфетку нет резона. Квартирки у тебя выйдут шибко дорогие. Те, кому на такие квартирки денег хватит, уж, скорее, сами себе коттедж на природе построят, а остальным просто не по карману будет. Офисы, может, и снимут, но тут место не хлебное. Прогоришь. Так куда пойдем?
— Вон в тот подъезд, на третий этаж, — вздохнул Налим, прощаясь с мечтами. Даже при месячной зарплате в десять миллионов, которую ему платили в «Куропатке», перспективы накопить пять миллиардов были уж очень отдаленными.
Они вошли в тот самый подъезд, по которому в роковое утро металась дворничиха Рая, пытаясь вызвать «Скорую» к старушке Артемьевне. Поднялись на третий этаж, позвонили. На первый звонок дверь не открыли, но в квартире послышался шорох. После второго звонка за дверью сперва мелко прошлепали легкие женские шажки, а потом тяжелые мужские. «Глазок» в двери осветился, потом мигнул затененный прильнувшей к нему мордой, потом опять загорелся. Лязгнул отпираемый замок.
На пороге гостей встретил тот самый качковатый парень с крепкой шеей и бритыми висками, от которого Рае все-таки удалось позвонить в «Скорую помощь». На нем были все те же зеленые спортивные штаны и красная майка Стенфордского университета, который он, надо думать, не кончал.
