Виктор Доценко - Остров Бешеного
Однако он все-таки ощущал некоторое беспокойство, причем вовсе не за себя лично — показания Позина не бросили на Бешеного и тени подозрений, и завершенное следствие ему ничем не грозило. Савелий был озабочен душевным состоянием Позина, который, судя по словам Богомолова, мог винить себя как невольного убийцу своего хорошего знакомого.
В тот момент, когда Савелий просил Позина передать Велихову мобильный телефон, Бешеного посетила шальная мысль, а не пригласить ли Позина на свадьбу, но он воздержался потому, что на свадьбу должны были прийти только близкие, давно знакомые люди, а Позин был чужой. Чужой? Конечно, Савелий не мог воспринимать его как близкого приятеля, но Судьбе было угодно связать их жизненные пути тугим узлом смерти, и Савелий остро ощутил свою ответственность за этого человека, невольно ставшего орудием справедливого возмездия.
Савелий видел свой человеческий долг в том, чтобы поддержать Позина, по возможности максимально развеять все его сомнения, — ведь тот в любом случае был ни в чем не виноват. Одним словом, их доверительная беседа была Савелию необходима.
И буквально за пару дней до отлета в Никарагуа Савелий часов в десять утра явился в отель «Уэстбери». Позин еще спал, Савелий позвонил в его номер от портье, как это принято на Западе. Спросонья Позин не сразу понял, кто его тревожит в столь ранний час, но потом как будто даже обрадовался.
— Если вы не очень торопитесь, подождите меня в холле — я только умоюсь,
— сказал он.
В кафетерии гостиницы они выпили по две чашки кофе, но это место как-то не располагало к доверительному разговору. Савелий было уже собирался предложить прогулку по Центральному парку, как Позин спросил:
— У вас есть несколько часов?
— Естественно.
— В таком случае приглашаю вас отобедать в одном довольно колоритном местечке, ресторане, принадлежащем моему бывшему однокласснику. Он открывается в двенадцать часов, и там точно не будет этой суеты.
Савелий охотно согласился. Позин от портье позвонил приятелю и предупредил о своем скором прибытии.
Когда они сели в такси, Савелий спросил:
— Этот ресторан далеко?
— На Брайтон-Бич… Очень уютное заведение, а кухня, должен сказать, несмотря на то что все там возглавляет мой одноклассник, просто шикарная. — Позин не заметил, как перешел на одесско-еврейский акцент.
— Ваш приятель что, из Одессы? — поинтересовался Савелий.
— Из Одессы? — Позин взглянул на Савелия, как бы пытаясь вникнуть в смысл сказанного. — Он просто еврей, — ответил Александр таким тоном, словно говорил, что быть одесситом и быть евреем почти одно и то же…
Толстый Марик, приятель Позина, уже топтался у входа, нетерпеливо дожидаясь, когда они подъедут.
— Шура, дорогой мой, как же я рад тебя видеть! — воскликнул он, облапив Позина своими мясистыми руками, после чего принялся лобызать его: создавалось впечатление, что они не виделись много лет.
— Погоди, Марик, я ж совсем другой ориентации, — шутливо отбивался Позин.
— Ничего, потерпишь, не так часто встречаются одноклассники, проживая в разных странах. — Казалось, еще секунда — и он расплачется.
— Позволь тебе представить моего приятеля, Сергея Мануйлова, он, между прочим, тоже из Москвы.
— Очень рад знакомству, — обхватив обеими руками руку Савелия, тот несколько минут тряс ее. — Очень, очень рад соотечественнику… — и вдруг, безо всякого перехода, повернулся к Позину и запричитал: — Бедный Аркадий Романович! Как же ему не повезло! Атакой еще совсем молодой! А какая голова! А какой темперамент! Пятеро детишек остались сиротами! А ты когда его в последний раз видел, Шурик? Ты помнишь, как ты тогда от меня прямо к нему поехал и для меня его планы выяснял?
— Видел я его минут за десять до смерти.
— Ну, расскажи, расскажи поподробнее, — толстый Марик был безумно любопытен, тем более тогда, когда это касалось известных всему миру людей, — как он выглядел? Нездоровым? Усталым? Таки что с ним стряслось?
Информация, полученная от человека, который практически присутствовал при смерти Велихова, наверняка должна была поднять репутацию толстого Марика в «местечке Брайтон-Бич».
— Выглядел он как обычно, был оживлен. Американские врачи поставили диагноз — кровоизлияние в мозг, а к каким выводам придет следствие, я сказать не могу.
— А что, разве было следствие?
— А ты как думал? Из Москвы даже специально прилетел генерал ФСБ.
— Значит, Лубянка что-то подозревает?
— Лубянки, как ты ее знаешь, давно нет, как и КГБ, — спокойно пояснил Позин.
— Не важно, как они сейчас называются, — отмахнулся Марик. — Скажем так: они подозревают что-то неладное?
— Служба у них такая, чтобы подозревать.
— А ты сам, Шурик, что думаешь?
— Мой милый Марик, как говорили на родине твоей покойной бабушки в старой Одессе: «А я знаю? Я что, доктор?»
Савелий с безразличным видом слушал разговор одноклассников, как будто к нему вся эта история не имела никакого отношения. Марик был явно не удовлетворен, когда понял, что никакой полезной информации он из Шурика не извлечет.
— Марик, нам надо с Сергеем не только отобедать, но и поговорить, — деловито сказал Позин, — накрой нам в отдельном кабинете.
— Нет проблем, Шурик, — бодро ответил Марик, — хотя в двенадцать часов дня в большом зале и у меня в ресторане аншлага, к сожалению, не бывает.
Помня свой предыдущий визит к Марику, Позин заказал и грибочки, и огурчики, и борщ со сметаной.
— Только не говори, пожалуйста, что «у них в Америке такой сметаны нет».
— Ну, ладно, не издевайся. — Марик заметно смутился. — А что на горячее?
— Готовь своего знаменитого лобстера памяти дюка Ришелье — я ведь тогда так его и не попробовал. А под закуску дай нам бутылку настоящей, именно в Москве произведенной, водки завода «Кристалл», а не вашу, местной подделки.
— Обижаешь, Шурик! Ну как ты мог даже подумать такое! — Он состроил обиженную мину, причем очень убедительно, но Позин его слишком хорошо знал, а поэтому среагировал не так, как хотелось Марику.
— Притормози, приятель! — сказал он и похлопал по плечу. — Веди в отдельное помещение!
Марик провел их в небольшой кабинет, где стоял стол и две деревянные лавки, на которых могло разместиться четыре человека, не больше. Но Марик занял своей тушей целую лавку и половину комнатушки. Он отдал распоряжения официанту. В мгновение ока на столе появился графин с водкой, три рюмки, грибочки, огурчики и черный хлеб.
Позин вопросительно взглянул на Марика.
— Не волнуйся, Шура, я вам мешать не буду. Но мы должны помянуть усопшего. Он ведь, как я слышал, принял православие, — продолжал он, наполняя рюмки. — Некоторые тут считали, что он предал веру предков. А мне — все одно, тем более и ваш Христос все равно был евреем. Поэтому, как говорится, да будет ему земля пухом.
Все трое, не чокаясь, выпили.
— Вряд ли, дорогой мой Марик, наши искренние благие пожелания помогут покойному избежать ада, если он, конечно, есть, — с грустной иронией произнес Позин, — слишком много на душе Аркадия черных дел. Но древние не зря утверждали: о покойных следует либо говорить хорошо, либо ничего не говорить.
Савелий промолчал, в душе соглашаясь со словами Позина о том, что ничьи добрые пожелания в загробном мире Велихову не помогут.
— А помнишь, Шурик, когда ты по моей просьбе встретился с Аркадием Романовичем и переговорил с ним, какой совет ты мне дал? Не спешить вкладываться в его проекты. А некоторые наши вложились. Кто теперь-то им денежки вернет? Так что я — твой должник, Шурик, и, сам понимаешь, еда и выпивка за мой счет. — Распираемый собственным благородством, Марик опять наполнил рюмки. Было невооруженным глазом заметно, что ему страсть как не хочется уходить.
— Не могу же я покинуть таких дорогих гостей, не подняв тост за них! А вы, Сергей, бизнесмен или политик? — спросил он Савелия.
— Я не бизнесмен… — ответил Говорков.
— Он начинающий политик, — вмешался в разговор Позин, — и у нас конфиденциальный разговор. — Ему явно не терпелось отделаться от назойливого Марика.
— Дорогие мои политики-аналитики, — густым басом пропел Марик, — за вас, мои дорогие друзья, и пусть ваша политика-аналитика не мешает нам, бизнесменам.
— Как же, вам помешаешь, — усмехнулся Позин.
— Без удовольствия, но согласно пожеланиям моего друга детства оставляю вас. — Марик медленно поднялся, не без труда развернул свою тушу к двери и удалился.
— Он в принципе неплохой малый, но, видно, общения ему не хватает, — каким-то извиняющимся тоном произнес Позин. — В материальном плане он вполне удачлив и никакой ностальгии по России не испытывает, но, прожив здесь двадцать с лишним лет, продолжает говорить: «у них тут, в Америке». Многие наши эмигранты этого поколения не любят американцев и в глубине души даже немного презирают их, что как бы дает им какое-то сомнительное моральное право их на каждом шагу бессовестно обманывать.
