Семен Майданный - Блатной романс
– Не отвлекайся, – холодно ободрил, будто оборвал, Шрам и потряс в воздухе кофейником. Кофейник был пуст, будто пещера разбойников после визита Аладдина.
– Я не отвлекаюсь, – расстегнул на горле пуговицу рубашки Андрей и начал закатывать рукава. Ему было душно. Наверное, от бессилия. – Я прекрасно понимаю, что брокерская контора выкупала акции у работяг не на свои денежки. Что она – подставная! Рабочим стабильно задерживали зарплату, а деньги Гусь Лапчатый стабильно отправлял в заем конторе. Понятно, когда дети голодные, отец и мать последнюю наволочку отдадут. А уж акции, типа какие-то непонятные бумажки, продать – милое дело. Я это все прекрасно понимаю, но внешне сделка легальна с любого бока!
– В Уголовном кодексе есть такая статья – мошенничество.
– А в Библии есть заповедь – «Не укради». Ну и что?
– Уже хорошо, что правда на нашей стороне, – в поддержку хлопнул друга по плечу Шрамов. – Если мы это понимаем, значит, сила не у них, а у нас.
– И что теперь? Прыгать на месте от негодования? Звонить в Смольный? Слать телеграммы президенту? Уважаемый господин президент, остановите разбазаривание страны! Так, что ли?
– Сила без ума – понты на ветер. Придумаем что-нибудь. Ночь длинна. А в Смольный ломиться – без резона. Сквозь секретарей не пробьешься. Да и явно наш Гусь Лапчатый пару бугров городского масштаба ради спокойствия души подмазал. – Обретаясь в профсоюзном кабинете, Шрам не посчитал нужным поставить профсоюз в известность, что вынужден усиленно скрываться от милиции. У Юрьевича и так голова пухнет от проблем, зачем еще расстраивать человека? Зачем профсоюзу знать лишнее?
– Может быть, опротестовать сделку через прокуратуру или арбитражный суд? – сделал Андрей Юрьевич ход конем в сторону Сереги, передвинув Ленина.
– Опротестовать – это макание кулака ми уже потом, когда сделка состоялась. Лучше сделку не допускать. И кроме того, что-то на моей памяти негусто историй, когда подобный ход, – Шрамов задвинул Ленина на прежнее место, – давал реальные результаты. Закон – что дышло… Давай еще помозгуем. – Сергей вспомнил про эрмитажные списки. Бумаги, которые он никогда в упор не видел и из-за которых чуть не погиб. Были б эти компрометирующие чуть ли не половину городских властей документы сейчас у Шрамова, он бы отхапал комбинат у америкосов одной левой.
Андрей Юрьевич почесал руку, где был выколот якорь, будто профсоюзного лидера укусил комар. И подступил к окну:
– Вот он – наш комбинат. Сегодня еще наш.
– Что это прямо по курсу? – через плечо друга глянул в окно Сергей Шрамов.
– Прямо по курсу склады для бочек.
– Может, вы бензин и в канистры разливаете? – вспомнил Шрам, как усмирял азеров.
– Нет. А бочки для Дальнего Севера. Туда в бочках бензин отправляем, а не в цистернах. А вон там – собственное пожарное депо с каланчой, – увлекся Андрей Юрьевич. – Специфика производства. Раньше на территории строго-настрого курить запрещалось. С работы выгоняли. А сейчас – всем наплевать.
– А это что за Брестская крепость?
– Нефтеналивной терминал.
– А вон там огонек мигает?
– Точно мигает, – удивился Андрей. – Да не один! Это пищеблок.
– Пунш к завтрашнему празднику варят, – недобро прищурившись, пошутил Шрамов.
– А ну пошли, проверим, – под кожей все еще считая себя в ответе за комбинат, сдернул пиджак со спинки стула профсоюзный лидер.
Они вышли в ночь и сразу крепко озябли. От нервов, да и кофе перепили. Андрей Юрьевич на правах старожила все время подсказывал Сергею путь, ибо жидкого рыбьего света редких фонарей не хватало.
– Осторожно, здесь канава… Осторожно, здесь свалка… Осторожно, здесьрельсы…
Ночная прохлада и сырость закрадывались под одежду, и хотелось хлопать по бокам, чтобы хоть как-то согреться. Чем ближе они оказывались к пищеблоку, тем громче слышалась из настежь распахнутых окон музыка.
Make the rap!
Hey, baby!
Make the rap!
Step by step!
Follow me!
Hey, baby!
Make the rap![5]
Кто-то гулял широко и со вкусом.
– Кто такие? – важно пырхнул отирающийся у входа в здание боец в вохровской шинели. Не дряхлый дедушка, а упитанный жлобина, ряха толстая, портупея скрипучая и даже укомплектованная штатным оружием.
– Ты что – меня не узнаешь? Я – председатель профсоюзного комитета. А это со мной.
– Сюда нельзя, – важно высморкался на масляный асфальт перед полуночниками вохровец. Это уже была конкретная оскорбуха. Типа, забил я пудовый болт на твой профсоюзный комитет.
– У нас пригласительные билеты, – из тьмы на свет хищно обошел по дуге Андрея Юрьевича Шрам и протянул к бельмам стража руку.
Пока вохровец допирал, что рука пустая, Шрам поймал охранника за нос и заломил руку, а то сосунок еще по дурости за стрели-ком потянется.
– Пусти, гад! – заскулил вохровец.
Шрам и пустил. Под откос, предварительно согнув до земли и выключив рубящим по шее.
– Ну что, заглянем на огонек? – рисково подмигнул Сергей профсоюзу.
– Заглянем, – с уважением посмотрел Юрьевич на фигуру Шрама, вроде не имеющую мышц размером с трехлитровые банки. Крутого другана Бог послал, и в карты лих, и без карт управляется.
Они поднялись по ступенькам, отмаксали несколько шагов по коридору. В зал переть не стали, а остались в коридорном мраке, чуть толкнув дверь, чтоб было видно.
Банкет катился к логическому финалу. Несколько столов было сдвинуто в линию и застелено накрахмаленными скатертями, лишние столы задвинули под стены. На скатертях вываливалась из больших и малых блюд различная жратва. Голубцы, севрюга и полные лохани икры. Маяками в море хавки стояли бутылки. За столами терлась навезенная американцем Смитом кодла обслуги: клерки, секретарши, биржевые аналитики.
Несколько пар изображали танец в стиле интим. А худая, как раскладушка, переводчица делала стриптиз прямо на столе. Благо переводить уже было не надо – вокруг дрыхли фейсами об тейбл в салатах.
Виталий Ефремович устроил этот бардак со спаиванием американской шелупони ради маленькой-маленькой выгоды. Лапчатый, пригласивший в свой загородный дом мистера Смита и не пригласивший Ефремыча, может трындеть о чем угодно, но дальше трындежа без продвинутых по юридическим тонкостям замов дело не двинется. Забоятся подвоха друг от дружки неграмотные в русских законодательных крючкотворствах стороны.
Директор брокерской конторы Виталий Ефремович с Гусем Лапчатым, как закаленные, еще относительно держались. О чем-то спорили, размахивая перемазанными икрой пальцами.
Сергей покумекал и понял, почему банкет справляется почти подпольно. Потому что в «Пальмире» нельзя, там траур. А другого приличного кабака в Виршах нету. Не в привокзальный же шалман мистеров волочить, пусть они и всего лишь заокеанские шавки? Только вот было непонятно Шраму, на кой вообще банкет затевать? Умаслить шавок? Чушь – гораздо умнее и заворотливее основной враг Шрама Виталий Е-хренович.
Внезапно, в сторону ночных гостей, дверь отъехала. Из зала в сумрак ввинтилась рожа другого вертухая; другого, но не менее накачанного. Шрамов собрался бить под дых. Но ввинтившийся, не присмотревшись, спросил:
– Закурить есть?
Шрамов протянул «Кэмел» без фильтра. Вохровец выудил сигарету на ощупь, ослепил себя огнем зажигалки.
– Во, блин, жируют! – неласково отозвался он о своих работодателях.
– Беспредел, – нейтрально поддакнул Сергей придавленным, чтоб непонятно кто, голосом и потянул готового тут же вступить в диспут профсоюзника за рукав на выход.
– Можно было бы, конечно, с пулеметом вернуться, но это не наш метод, – загадочно высказался Сергей на улице, переступая через еще не оклемавшегося первого стража.
– Нет, ну как у себя дома! – кусал губы профсоюз, от растерянности спотыкаясь об рельсы… Выбираясь из мусорной кучи… Чуть не угодив в канаву.
– А ты знаешь, я, кажется, кое-что намозговал – еще не как победить их навсегда, но как обломать их хотя бы на завтра, – сообщил Сергей Андрею, когда они вернулись в родной кабинет и стали укладываться. Шрамов – на составленных в ряд жестких стульях, Андрей – на застеленном копиями документов жестком столе.
– Что?! – взвился профсоюз, чуть не столкнув бюст Ленина на пол, будто кукушонок другого птенца из гнезда.
– Завтра увидишь, – по привычке не стал раскрывать планы Сергей. – Ложись, утро вечера мудренее.
Понятно, что у директора на руках лежал козырный туз – пятьдесят один процент акций, и мнение остальных акционеров роли не играла Шоу перед остальными акционерами директор устраивал на всякий случай. Чтобы соблюсти приличия. Но было бы нелепо позволить Гусю Лапчатому соблюсти приличия. Не в Шрамовых правилах позволять подонкам соблюдать приличия.
