Никита Воронов - Сафари для покойника
Однако Владимир Александрович в очередной раз ошибся. Хозяин кабинета довольно равнодушно загнул опознанный гостем участок карты и раскрыл другой, соседний:
– Тут бывали?
Виноградов молчал, не зная, что следует ответить. По идее это были горы – район, контролируемый бандформированиями оппозиции. Приграничье, отсеченное от сопредельного государства редкой цепочкой одичавших, постоянно осажденных и обстреливаемых застав.
Первый раз Владимир Александрович очутился здесь очень давно, еще в относительно мирные времена, гоняясь за выкраденным из Прибалтики ядерным зарядом[1]. Потом несколько лет не только он – вообще ни один русский, тем более в форме, в этом районе не появлялся иначе как в качестве пленного или заложника. В последнюю командировку в качестве корреспондента Объединенной газеты федеральных сил Виноградов один раз летал к пограничникам, сопровождая концертную бригаду, а потом еще сподобился поучаствовать в неудачном рейде армейского спецназа… Тогда с огромным трудом преодолели несколько километров минированной дороги, сожгли то, что, по данным разведки, считалось «учебным центром террористов», и спешно убрались восвояси. Мало кто знал, что основной цели операция не достигла, – планировалась ликвидация группы авторитетных полевых командиров, прибывших на встречу с зарубежными спонсорами. Но то ли сборище перенесли, то ли произошла утечка информации… Во всяком случае пришлось дать традиционно-победный материал на сотню строк и монтировать его с фотоснимками захваченного еще прошлой осенью стрелкового арсенала.
По сводкам, войска потеряли двенадцать человек убитыми и значительно больше – ранеными. С тех пор, насколько слышал Виноградов, в горы никто не совался.
– Так вы бывали тут? – повторил Полковник.
– Приходилось.
– Местность знаете?
– Нет! – вполне ответственно признался Владимир Александрович. – Там же зона оппозиции, она контролируется…
– Я знаю, кем она контролируется! – оборвал собеседника хозяин. Чем-то рассерженный, он придвинул к себе конверт из грубой желтоватой бумаги и высыпал из него прямо на карту несколько черно-белых снимков: – Посмотрите. Ваше мнение?
Сверху оказались фотографии, изображавшие мрачного, чем-то отдаленно похожего на Полковника человека: лет от сорока до шестидесяти, ярко выраженный кавказец. Усы, шрам над бровью… Только один раз этот господин снялся без головного убора – в остальных случаях его наголо выбритый череп прикрывала овчинная шапка. И постоянно – в окружении плотной группы вооруженных джигитов: сзади, по бокам, на некотором удалении. Менялись спутники и собеседники, но физиономии охраны оставались одними и теми же. Не испорченные интеллектом…
Снизу, в пачке, лежали два снимка – совсем другой человек, значительно моложе, с характерной мирной внешностью. Сначала он сфотографировался в очках – оправа была профессорская, дорогая и вполне гармонировала с демократичным джемпером. Второй снимок не мог не вызвать у Виноградова улыбку: тот же очкарик стоял перед объективом в полной экипировке российского милиционера.
– Ну? Что скажете?
– Что же… Этот – личность известная, кто же не знает Магаева?
– Лично встречались?
– Нет! – рассмеялся, забыв на секундочку о своих опасениях, Владимир Александрович. – Только по телевизору да в газетах… Иначе бы мы с вами не общались.
Полковнику пришлось согласиться. Начальник штаба вооруженных сил непримиримой оппозиции Магомед Магаев воевал с Россией не первый год, часто выступал от имени своего президента на пресс-конференциях и категорически отказывался от участия в переговорах с федеральным командованием.
Поговаривали, что именно он санкционировал все наиболее громкие террористические акты в истории конфликта, и еще ни один пленный живым из его ставки не возвращался.
– Та-ак! – Полковник удовлетворенно кивнул. – Еще?
– Про второго ничего сказать не могу. Не встречались.
– Ничего не смущает?
– «Липа» явная, – пожал плечами Виноградов.
– Почему? – заинтересовался Полковник. Чувствовалось, что именно такой реакции он ожидал.
– Ну, во-первых, форма на нем сидит, как на корове седло. Рукава длинные, шапка на ушах…
– Может, так выдали?
– Это новобранцу в армии так могут выдать! Но уж никак не старшему офицеру… он ведь майор у вас тут?
– А еще что?
– Бриджи! Что-то я не видел ни разу, чтоб милицейские офицеры носили бриджи со шнурованными ботинками. Хотя, конечно… И нашивка на рукаве – такие раньше к парадной форме сержантам полагались, их уж не выдают давным-давно.
– Спаси-ибо. Все?
– Достаточно. – Владимир Александрович всегда удивлялся халтуре иностранцев, снимающих о нас фильмы, – взять ту же смешную «Жару» или боевик про советскую подводную лодку с морскими пехотинцами в красных косоворотках.
– Хорошо. Идите! – Полковник принялся складывать фотографии обратно в конверт.
– Ага, – не нашелся что ответить Виноградов. Потоптавшись, он повернулся через левое плечо и направился к выходу.
Все-таки это было просто хамство!
Так и не найдя достойной реплики под занавес, он вышел из офиса. С одной стороны, стоило радоваться, что обошлось без трагического финала, но и ясности пока не прибавилось… Жизнь снова превращалась в некое свое подобие, которое правильнее было бы назвать существованием.
– Сколько же можно-то еще! – рявкнул в сгустившуюся темноту Владимир Александрович, выматерился от души, сплюнул на аккуратный гравий дорожки и направился в «салун».
– О, Пронин! Давай сюда, – по-русски, перекрикивая музыку и разноязыкий гомон, подозвал его Рэмбо. – Пивка? Водочки?
– Водки, блин! – Бармена по штату не полагалось, поэтому Освальд встал, слегка пошатываясь подошел к стойке и вытащил из холодильника очередную бутылку: – Праль-но… Это по-нашему!
Из инструкторского состава, кроме троих соотечественников, присутствовали только Борман и вернувшийся вместе с Полковником в лагерь «куратор». Немец в одиночестве глотал какое-то желтоватое пойло и мрачно ощупывал глазами окружающих. Будто примеривался, как половчее врезать.
«Куратор» был в дупель пьян и тихонько посапывал рядом со своим подопечным. Тот же – купался в лучах славы… Хотя аудитория вокруг него, поначалу, видимо, состоявшая из практически всех претендентов на подвиг, со временем поредела, герою дня было перед кем поделиться опытом. Заплетаясь, по нескольку раз повторяя одно и то же, он по-английски рассказывал, как это великолепно, что… Язык, судя по всему, был для него не родным – толстяк периодически сбивался на голландские слова и фразы.
Большинство его недавних слушателей уже гомонило о чем-то своем, разместившись по крохотному зальчику, рядом оставались только губастый негр, обе девицы, брюнет со звездою Давида на шее и коротко стриженный паренек в песочной безрукавке со множеством разнообразных карманов.
Девицы были хороши… Виноградов знал, что шатенка, надевшая сейчас шортики и ничего не скрывающую футболку, – жена израильтянина. У них с мужем был медовый месяц, который оба решили провести на «сафари», благо – армейская подготовка имелась. Через день-два молодоженам предстояло отправиться в выбранный регион: более точными сведениями никто не располагал, подобная информация разглашению не подлежала. Блондинка с грудью, поражавшей голодное воображение товарищей по оружию, прибыла в лагерь из штата Вайоминг. Она была сама по себе и отчаянно флиртовала поочередно с темнокожим соседом и его напористым конкурентом в безрукавке.
– Залюбовался? – хмыкнул успевший наполнить стаканы Освальд.
– Пошла бы она на… – вместо Виноградова ответил инструктор по общефизической подготовке.
– Вот именно, туда! Но желательно ко мне, – набрал полную горсть орешков Владимир Александрович.
– Ну ты молодец, Пронин… умеешь сказать!
– Все, пьем, не отвлекаемся.
Водка оказалась не противная, холодная, но по вкусу напоминала синтетический шнапс. Виноградов высказался в этом духе.
– А ты такой пил? – удивился Рэмбо. – Разве бывает?
– Бывает, – кивнул Владимир Александрович. – Хочешь – у Бормана спроси.
– Да пошел он…
Будто услышав, немец поднялся и покинул бар. Очевидно, намеченную на этот вечер порцию он одолел и теперь по плану намеревался завалиться в койку.
– Едешь, говорят, скоро?
От выпитого в животе стало тепло, и Виноградов даже не сразу сообразил, к кому обращается Освальд.
– Куда?
– Тебе виднее! Конспиратор…
– А кто говорит?
– Какая разница! – обиделся сосед. – Не хочешь – не рассказывай.
– Извини, – несколько двусмысленно сказал Владимир Александрович. Очень хотелось вытянуть еще хоть что-то, но собеседник уже замкнулся. – Давай еще по маленькой?
– Наливай!
Вскоре засобирались. Рэмбо наутро надо было рано, по обыкновению, вставать – а здесь, если проспишь, одним выговором не отделаешься. Освальд, профессиональный спортсмен, тоже свою норму знал, а Виноградову хотелось еще перед отбоем немного пошевелить извилинами…
