Борис Кудаев - Пуле переводчик не нужен
Однажды мы с ним ехали на прием в монгольское посольство. Это была приятная поездка, так как нам не предстояло никакой работы. Запланированной. Приехать, выпить, закусить, побеседовать с теми, кого бог пошлет, приехать домой и написать восхитительный по своей краткости отчет о работе на приеме. Ложиться спать, не написав отчет, нам строго воспрещалось – забудешь наутро, чем интересовались американские дипломаты, совпадали ли вопросы у них и у англичан и австралийцев. Генералу нравилось, что у монголов их национальная водка архи льется рекой, а я у них вспоминал родные края – кто же еще будет подавать на приеме вареную и жареную кусками баранину? Генералу, на нашу беду, жена ли рассказала о строгой очередности приезда на прием в соответствии с дипломатическим рангом, или другой ревнитель этикета и протокола – его заместитель, Анатолий Ивлев. Только не я. После того, как он мне пытался объяснить, что «у иностранцев, Боря, есть один отличный обычай – перед едой они пьют оператив! То есть быстро, оперативно наливают, и быстро, то есть оперативно, выпивают. Что ценно – еще до еды!» – я перестал вести с ним беседы по этикету. Но, кто бы это ни был, работа была проведена тщательно. Генерал запомнил, что ему, советнику, не к лицу приезжать раньше или даже вместе с секретарями посольств. Когда мы подъехали к воротам монгольского посольства на «Гольфе Линкс», он важно сказал шоферу: «Сделай еще один круг вокруг клумбы. По-моему, мы чуть рановато подъехали!»
В Нью-Дели, сооруженном для правительства и посольств в 1931 году, практически нет светофоров. На каждом перекрестке – клумба. Огибая ее (помни про левостороннее движение!), пропускаешь авто, появляющиеся слева от тебя, и едешь дальше, до следующей улицы. Пока мы делали этот круг, нам пришлось немного задержаться на последнем пересечении – все время были помехи слева. Невесть откуда взявшийся полицейский поднял жезл, пронзительно свистнул, и в гостеприимно распахнутые ворота посольства величаво, сопровождаемая поощрительными жестами полицейского, въехала «Чайка» советского посла. После него нам и думать нельзя было появляться на приеме. Генерал крякнул и сказал, не глядя на меня: «Поехали, Боря, возьмем в японском ресторане «Фудзи» чего‑нибудь поесть, у меня в холодильнике есть «Московская», пригласим соседа-маврикийца. Подумаешь, монголы! Маврикиец, между прочим, тоже его превосходительство, посол». Маврикиец оказался на приеме у монголов, но это не помешало нам выпить бутылку «Московской» с крохотными, размером с ноготок, китайскими пельменями из гречневой муки…
Смокинг на сегодняшний прием – тоже результат усилий жены… Я еще раз посмотрел на генеральский лацкан. Левый был чуть темнее правого, но блестели они почти одинаково. Может, жена и отстирает холодной водой… Что, если подойти и отвлечь Ваджпаи на себя? Но тут посол прокашлялся, все присутствующие посмотрели на него и начали потихоньку сходиться к центру лужайки. Приближался кульминационный момент приема. Подождав, пока все подтянутся, Николай Михайлович произнес приличествующий случаю тост. Константин, его референт, перевел, и все, чуть пригубив бокалы, невольно повернулись к имениннику. Беленко посмотрел на меня и качнул головой – он не хотел, чтобы адмирала Горшкова переводил «штатский». Я тихо подошел к адмиралу и встал, как учили в Военном институте иностранных языков – сзади и слева, загораживая со спины сердце главкома. Адмирал слегка поклонился, расставил по‑морскому ноги, набрал воздуха в легкие и заговорил как будто негромко, но, я уверен, его было отчетливо слышно и в дальних углах лужайки: «Дорогие друзья, уважаемые гости, спасибо за поздравления. У меня сегодня радостный день. Эта круглая дата моего рождения навсегда останется у меня в памяти благодаря вашему присутствию на этом приеме…» Губы мои автоматически произносили английские слова, а голова шла кругом. О чем говорит адмирал Горшков? Какая круглая дата? Ведь уже несколько дней мы с Игорем Николаевичем к месту и не к месту упоминаем, как и было условлено, что высокому визитеру 62 года. Какая, к черту, круглая дата?.. Приятный баритон продолжал: «Мне сегодня исполняется 62 года. 31 год тому назад я стал адмиралом. Мне тогда был 31 год. Вот уже 31 год я адмирал. Моя дочь родилась в тот год, когда я стал адмиралом. Ей сейчас 31 год. Как видите, для меня 62 года, как ни странно, круглая дата!» Как пишут в светской хронике: шутка высокого гостя вызвала оживление в зале… Слава богу, мы ничего не напортачили. Ну и шуточки у вас, товарищ адмирал… Я украдкой огляделся. Адъютант адмирала, стоя рядом со статной красавицей Галиной, смотрел в мою сторону. Надеюсь, только он один и заметил, как внезапно за спиной адмирала побледнело мое лицо…
Скрипки «Флуераша» начали играть молдаванскую хору. Официальная часть приема закончилась. На специально сооруженную танцплощадку всего в 10 сантиметрах над травой лужайки вышли Пеков и Ляля Черная. В шитом золотом посольском мундире, ладный и безупречно двигающийся, Николай Михайлович сейчас не казался ниже ростом своей партнерши. Невозможно было оторвать глаз от этой пары. Они танцевали так красиво, в каждом движении было столько чувства, что собиравшиеся выйти на площадку другие пары как‑то замерли, стушевались, так и остались смотреть, как танцуют эти пожилые люди. Профессионалы «Флуераша» видели много танцоров, но я заметил, как перестали постоянно переступать с носка на носок, разминая ноги в красных с перепонками туфельках, танцовщицы ансамбля. Тишина, наступившая на лужайке, и пронзительно-тоскливые звуки скрипок были необычны для приема. Я тихонько осмотрел людей, группами стоявших у площадки. Даже индусы – завсегдатаи приемов с блестящими от бриолина волосами стояли, позабыв про Johny Walker в своих стаканах, и во все глаза смотрели на танцующую пару… Один только румынский посол, его превосходительство Петру Таназиу не смотрел на площадку. Он, прикрыв глаза, вслушивался в скрипки «Флуераша», выводившие родную для него трогательную мелодию. Да, прием удался.
Адмирал убыл после нескольких дней, проведенных в Симле с адмиралом Нандой. Считалось, что высокий гость и его хозяин занимаются рыбалкой, но большую часть этого времени они провели в доме Николая Рериха в долине Кулу и Святослава Рериха и Девики Рани в Тагатуни. Это, наверное, по желанию дочери Горшкова. Как бы там ни было, они вернулись из поездки закадычными друзьями.
Адмирал убыл. Он знал, что это его последний визит в Индию – скоро отставка. Но он не мог знать, что через тридцать три года у бомбейских «Ворот Индии» встанет на рейде ТАВКР «Адмирал Горшков» – тяжелый авианосный крейсер, названный его именем и купленный Индией, чтобы заменить свои устаревшие авианосцы. Придет и встанет на рейде – без него…
Посол. Пакистан. Карачи
Pater patriae (лат.).
Отец нации.
Алексей Ефремович Нестеренко закончил осмотр дорогого и очень редкого ружья, которое привез Обозреватель, и положил его рядом с большим футляром. Ружье действительно было замечательным и очень дорогим, хотя и не было антикварным. Это не «Зауэр три кольца» или какая‑нибудь другая заграничная редкость. Тульское охотничье ружье, сделанное специально по заказу ЦК для президента Пакистана фельдмаршала Аюб Хана. В футляре, в специальном углублении, поблескивал воронением второй, сменный, ствол. Нарезной. Ложе, украшенное затейливой, но традиционной тульской чернью, изображающей легавую в стойке среди камышей, было темно-вишневым. Фельдмаршал еще с военной службы был страстным охотником. Заросшая камышом пойма Инда была идеальным местом для утиной охоты. Водились здесь и вепри. Местное население, считая вепрей дикими свиньями, в пищу их не употребляло и дорогих патронов на них не изводило. Вот и развелось здесь диких кабанов видимо-невидимо. Настоящий охотничий рай!
Одно плохо. Министр иностранных дел Зульфикар Али Бхутто и его протокольный отдел очень хотели бы, чтобы фельдмаршал поменьше разъезжал на военном джипе. Пора создавать образ благонамеренного государственного деятеля, преемника «отца нации», Мохаммеда Али Джинны. Военный мундир сменили на штатский костюм, а вот от звания «фельдмаршал» все никак не избавиться. Зульфикар постоянно говорит президенту, что надо дистанцироваться от военного прошлого. Чего хорошего – вон что говорят о президенте Уганды фельдмаршале Иди Амин Дада. Бывший парашютист королевских ВВС «папа Амин» хвастался тем, что мог, не наклоняясь, развязывать шнурки на своих гетрах. Несоразмерно длинные руки, вызывавшие в Европе отнюдь не лестные сравнения, приводили в трепет соотечественников. Рассказывают, как он однажды собрал в свой кабинет министров и приказал подать ему ленч. На подносе было блюдо – печень под белым соусом. Покончив с едой при молчании стоящих полукругом министров, Иди дружески пояснил: «Если кто не понял, поясняю – это была печень уважаемого министра по вопросам труда. У меня с ним возникли разногласия. Учтите это в своей дальнейшей работе. Идите, все свободны…» Брр…
