Илья Рясной - Ночь длинных ножей
— Точно. Хромой, когда с бандитским промыслом у него стало не клеиться, к Радуеву прибился. Общий язык с ним быстро нашел. Но потом откололся. Радуев очень быстро терял у земляков авторитет. Кизлярский поход для него — это звездный час. Пик славы.
— А неглупый, сволочь, — признал Алейников, не отводя глаз от экрана.
— Неглупый, — кивнул майор-чеченец.
Алейников открыл ящик стола и вытащил красную папку, в которую собирал интересующие его материалы. Пролистнул и вытащил старую статью в газете с обращением Радуева.
— Читал? — спросил он у майора-чеченца. — Почитай, что этот стратег хренов удумал.
Это было выступление Радуева двухгодичной давности, в котором тот очень четко, сжато, ясно, без околичностей доводил до земляков, как сподручнее поставить на колени Россию. Действительно, в ясности мышления ему не откажешь.
"Ваша задача — сеять смертельный ужас среди тех, кто продал Аллаха. Среди военных, кто находится на нашей территории, необходимо сеять растерянность и страх. Захватывайте заложников, убивайте. Аллах вас простит, а на крики политиков не обращайте внимания, они не более чем шумовая завеса.
Особая задача у тех, кто осядет в России и соседних дружественных республиках. Ваша задача — внедриться во властные административные и финансовые органы. Ваша задача — дестабилизация обстановки, экономики, финансов…
В своей работе обращайте внимание на казачество — это наши давние и самые страшные враги. Но Аллах милостив — большинство атаманов продажны и алчны, за деньги они продадут не только казаков, но и родную мать. Под крышей казачества создавайте совместные предприятия и затягивайте их в финансовую яму… Необходимо составлять списки офицеров-контрактников, а особенно казаков, принимавших хоть малое участие в войне, — они подлежат уничтожению в первую очередь.
Вам необходимо обливать грязью тех русских, которые настроены патриотично. Их очень легко обвинить в фашизме и национализме. Тех, кто поддерживает панические настроения, необходимо всячески приближать к себе.
Русские, как властные, так и финансовые структуры, коррумпированы, многие находятся на содержании местной мафии. Необходимо занимать лидирующие позиции в мафиозных структурах".
— Вот такой сумасшедший дом, — покачал головой Алейников, когда майор прочитал обращение. — Горстка бандитов готовилась поставить на колени Россию.
— Россия и так уже стояла на коленях. И встала на них сама. Они просто со многими другими приноровились попирать ее ногами и выворачивать карманы. И у них это получалось. Участь слабого — стоять на коленях и ждать пинков.
— Тут ты прав, — кивнул Алейников.
— Знаешь, почему так упорно воюют эти уроды против России? Дело даже не в деньгах. Просто есть надежда, что опять сработают деньги, международное давление, и вы снова уйдете.
— Нет, — покачал головой Алейников. — Не уйдем.
— А ты уверен?
— Уверен.
Алейникову очень хотелось верить, что позор империи уже в прошлом. Что начинается восстановление.
— Увидим, — произнес майор. — Если вы уйдете еще раз, больше союзников у вас не будет. Иногда можно простить одно предательство. Но прощать постоянно…
— Я понимаю.
Дело близилось к вечеру. Алейникова закрутили дела. Позвонили из Гудермеса, начесали холку по поводу пропавшего сотрудника «Милосердия без границ», но порадовать их было нечем ввиду отсутствия информации. А тут еще побег из ИВС. Следов Джамбулатова тоже не обнаруживалось.
Алейников наконец остался в одиночестве и углубился в изучение бумаг, но тут в кабинет зашел зам по кадрам.
— Тебя заждались, Владимирыч! — воскликнул он радостно. — Празднуем.
— Что празднуем?
— Что? Полнолуние. Штабисту нашему земляки три бутылки настоящей, из Москвы, «Кристалловки» привезли… Надо отметить.
— Да идите вы.
— Владимирыч, обидишь.
— Ладно, поехали…
В бывшей приемной начальника райпищеторга уже был накрыт стол. Не слишком шикарный, но жареное мясо и зелень наличествовали. Алейников с удовольствием поел мяса — начштаба умел его готовить. Опрокинул пару стопок водки и, несмотря на уговоры, отправился спать, оставив своих коллег пировать дальше и погрозив пальцем:
— Только чтобы без фокусов.
— Конечно, — заверил начальник штаба, наливая следующий стакан и облизываясь на него, как кот на сметану.
Алейников устало повалился на железную кровать, вытянув ноги. Оставил по привычке включенной носимую рацию.
— Е-е-ежи-и-и-к! — неожиданно донесся вкрадчивый голос из динамика рации. Через минуту он еще более вкрадчиво прошептал:
— Коровушка.
— Кто балуется? Не засоряйте эфир, болваны! — воскликнули раздраженно.
Через минуту кто-то опять прошептал:
— Ежик.
Эта забава шла с первой чеченской войны. Откуда взялась традиция, никто не знает, но прижилась, фразы из мультика «Ежик в тумане» прочно утвердились в эфире. Они звучали каждую ночь. В обязательном порядке. По всей Чечне.
Глаза у Алейникова слипались.
— Коровушка, — услышал он сквозь сон…
Поспать Алейникову долго не пришлось. Он только разоспался, как его растолкал встревоженный начальник штаба.
— Митрофаныча не видел?
— Поищи в другом месте. Я сплю…
— Пропал Митрофаныч. Пропал, — бурчал начальник штаба.
Когда до Алейников дошел смысл сказанного, сон как рукой сняло.
— Ты чего? Как пропал?
— Нет в отделе. Нет здесь… По рации не отвечает. Пьянь такая!
— Говори.
— Мы сначала здесь пили.
— Это я помню.
— Потом в вагончик пошли. Там пили. Потом в другом. Потом он чеченку снял, И куда-то с ней отправился.
— Как это — чеченку снял?
— Говорит, застоялся конь. Копытом надо землю рыть.
— Где вы в последний раз были?
— Кафе «Казбек». За комендатурой.
— Да знаю я.
Все кафе с гордыми названиями «Казбек», «Дагестан» представляли из себя вагончики, разделенные на две части — кухню и крошечный зал с тройкой столиков. Там кормили горячей пищей и поили водкой, и время от времени солдаты и милиционеры заглядывали туда. Но обычно не ночью. И не для того, чтобы снимать шлюх…
— Так, — Алейников уже одевался. Затянул пояс. И сунул «стечкина» в кобуру. — Пошли искать.
Он поднялся на третий этаж. Включил свет в комнате, где спали опера.
Все стены в комнате сверху донизу были обклеены фотографиями из журналов — на фотографиях, естественно, голые девицы. Оно и понятно. Это как на остров высадить толпу одних мужчин. Парням тоскливо. Вот и заканчивается все тем, что заглядывают к чеченкам на огонек.
С книжной полки мягко спрыгнула пушистая полосатая кошка и, мурлыча, потерлась о ноги Алейникова. Это была Машка, кошка Мелкого брата — ему не с кем ее было оставить дома и пришлось тащить на войну.
— Назаров, Трофимов, подъем!
Мелкий брат, подвижный, шустрый и легкий на подъем, вскочил сразу. Гризли заворочался и, постанывая и жалуясь на каторжную жизнь, нехотя и тяжело поднялся, как бегемот с лежбища.
— Ох. Как говаривал Черномырдин, — недовольно застонал он, — жить будем плохо, но недолго.
— Оружие, — приказал Алейников. — Магазины. И со мной.
Он поднял шофера. Тот поплелся заводить машину. И вскоре они были у кафе «Казбек». Кафе было закрыто, там не было никаких признаков жизни.
— И где теперь их всех искать? — спросил начальник штаба.
— Где хозяева этого барака? — недовольно произнес Алейников.
— А я знаю? — пожал тот плечами. Алейников задумался. Прикинул, чего можно ожидать от зама по кадрам, и приказал:
— В машину…
Навстречу им проехала патрульная машина и помигала фарами — ночью станица патрулировалась.
Алейников включил рацию и прислушался к радиопереговорам. Кенвудовская рация брала добрую половину Чечни.
— Азимут-1 — Урагану… Обстрел блокпоста… С автоматов бьют…
— Только что рвануло…
— Подмогу дайте!..
Обычные переговоры второй чеченской войны…
— Здесь тормози, — прикрикнул Алейников, когда из-за поворота показалось единственное приличное заведение в городе — кафе «Лейла». Рядом с ним стоял милицейский «уазик» синего цвета с надписью «ПМГ».
Алейников выскочил из машины и направился к кафе. Там горел свет и звучала разухабистая кабацкая музыка.
— И какого хрена, Митрофаныч? — спросил Алейников, останавливаясь на пороге и глядя на зама по кадрам, мрачно изучающего опустевшую бутылку. Стол был заставлен тарелками с зеленью, колбасой. Рядом с замом сидел его водитель, а в стороне скучал капитан штабист, обняв автомат. За другим столиком сидела официантка, видно было, что ей хочется спать, но посетители ее не отпускают домой.
— О, Владимирыч, садись. Пить будешь? — обрадовался Митрофаныч.
— Ты чего на вызовы не отвечаешь?
Зам по кадрам встряхнул рацию, включил.
