Николай Иванов - Чистильщики
— Офицерское собрание, — объяснил пустые коридоры дежурный.
Это было что-то новое, вернее, хорошо забытое старое: офицерские собрания как пережиток социализма ликвидировали вместе с Советской Армией и ее замполитами в начале девяностых.
— На нашего генерала к вам в Москву пришла анонимка, приехали разбираться.
— А он сам не на собрании?
— Ушел. — В голосе хабаровчанина послышались нотки восхищения своим начальником. — Сказал, как решите — так и будет.
Но начальник волновался. Он ходил по кабинету, и только появление Штурмина остановило его бег по ковру. С удовольствием вцепился в розыскника, чувствуя возможность отвлечься.
Не хотелось и Олегу влезать в анонимные подробности — на это существует собственная безопасность и кадровики. А для розыска нет ничего важнее Стайера. С анонимкой наверняка разберутся, космическая группировка пополнилась необходимым спутником в нужное время, архангельский Сережа обрел возраст, отчество и отдельную камеру, — что еще? Конечно, Богданович. Взять его — и на боковую. Спать. Долго-долго.
А начинать нужно с вопроса по прослушке — единственной зацепке Стайера в городе. Что наговорил любимый сынок мамаше?
Но генерал остудил пыл Олега:
— Начальник ОТО на собрании. Одного же вас посылать, сами понимаете…
Убивая время и «прокалывая» калининградца дальше, прошлись по традиционной схеме: паспортные столы, ГАИ, кассы, гостиницы. Вспомнил генерал и то, от чего Олег по возможности всегда старался уходить:
— Позавчера в центре города прошла крупная разборка, несколько трупов. Надо глянуть неопознанных, вдруг твой фигурант лежит в морге.
Мертвый Богданович — отнюдь не смертельно для налоговой полиции. И для него, майора Штурмина, имеющего свои взгляды именно на живых фигурантов, тоже. Сидящий в камере беглец — хорошо, но и прикрывший веки под крышкой гроба — черт с ним, тоже неплохо.
Наверное, он все же и вправду устал, если пошел на такой цинизм…
— Мне надо еще все, связанное с Китаем, — не упустил из виду пропавшую косичку Штурмин.
В коридоре загалдели, генерал напрягся, принялся перебирать бумажки на столе. Однако, когда Олег подумал, что начальник напрочь забыл о его существовании, тот первым делом вызвал через дежурного «отошника» и передал ему Штурмина из рук в руки.
Здесь Штурмина ждали более приятные вести, ради которых, собственно, и мчался из Москвы.
— Просили стать на разговор с Калининградом? — переспросил «отошник», обличьем похожий на Ленина и имевший такое же имя-отчество.
При чем здесь «просили»? Это требование ко всем, имеющим отношение к розыску, — беглецов ловит вся Россия.
— Да, по Богдановичу, — тем не менее не стал вдаваться в словесную перепалку Штурмин. В нее вступают лейтенанты, майоры берут результат.
— Вот, девочки и намозолили ушки, но кое-что добыли.
Владимир Ильич просмотрел распечатанную сводку, затем поискал нужный файл в компьютере. Высветилась часовая сетка, потом телефон матери Богдановича в городе Янтарном Калининградской области. За ним по экрану пошли красные точки — это значит, звонок шел, но трубку не поднимали. Затем одна из вечерних точек превратилась в линию — разговор состоялся.
— Пожалуйста, на двадцать два часа тридцать одну минуту по калининградскому времени.
Двойник вождя установил курсор на названные цифры, и на экране появился текст разговора Стайера с матерью. Подключили звук, и Олег впервые услышал с магнитофона голос своего подопечного:
— Мамочка, целую тебя.
— Юра? Откуда ты?
— Дела, мамочка, дела. Я в Москве, чуть подзадержусь здесь, так что не волнуйся. Меня никто не искал?
— Вроде нет.
— Я выслал тебе денег.
— Зачем, у меня есть. Ты звони почаще.
— Хорошо. Я еще позвоню. Главное, чтобы ты не волновалась.
Гудки. Конец и красной полосе на компьютере. Идиллия, сынок-отличник успокаивает маму по поводу своих отметок.
— Откуда звонил? Когда?
— Три дня назад. Из центральной гостиницы. Сделал один звонок из номера и тут же съехал.
— Фамилию поменял?
— Убрал «ич». Стал Богданов.
— Та-ак, — от проснувшегося зуда Олег потер руки. Значит, Трофимов не обманул. Наверняка он и сам где-то здесь. — Вы можете быстро, очень быстро проверить все гостиницы на проживание в них человека по фамилии Трофимов?
«Ленин» если и не обиделся, то пожалел гостя: неужели у москвичей такое устойчивое впечатление, будто работать умеют лишь они?
— Через час все данные по всем, даже ведомственным и частным гостиницам лягут на этот стол.
— Значит, ждем.
— Пожалуйста, — даже раньше срока принесли Владимиру Ильичу списки по гостиницам.
Есть! В первой же строчке сведений из «Центральной» — Трофимов Максим Сергеевич. Прилетел из Калининграда два дня назад, срок проживания не указан, доплачивает каждые сутки.
— Водки. А вот сейчас я бы выпил водки, — мечтательно прикрыл глаза Штурмин.
Что сделал «Ленин» — развел ли руками, пожал плечами, — не увидел. Но на столике остался стоять чай.
— Мне необходимо следующее, — «согласился» работать без спиртного Олег. Сосредоточился, боясь пропустить слабые узелки в сети, что зацепила малым краем добычу. И не добычу пока еще, а того, кто может привести к ней. — Выставить в гостиницу к Трофимову «наружку» и контролировать каждый его шаг, фиксировать все встречи. Сделать запрос в кассы аэропорта и на железную дорогу — не вылетал или не выезжал ли в эти дни из города человек с фамилией Богданов или Богданович.
Ему все еще не хотелось посещать морг.
Но к концу чаепития, пока оформлялось задание на «наружку», кассы «развели руками»: знать не знаем никаких Богдановых. Знакомство с криминальными трупами становилось неизбежным.
Из морга по телефону вяло сообщили, что неопознанных лежит трое, по внешнему описанию под Богдановича может подойти один.
— Приедете?
Один или сто — ехать все равно надо. Он успеет обернуться, пока «наружка» нащупает и возьмет под контроль Трофимова.
Хабаровский морг, повезло, оказался почти в центре города — никуда не пришлось тащиться. Рядом ютился похоронный кооператив «Земля и люди», огромным объявлением обещавший взять на себя все проблемы по прощанию с умершим. Под щитом крутились подозрительные ушлые ребята, шепотом предлагая подъезжающим какие-то свои услуги.
Дверь с нужной Штурмину табличкой «Судебно-медицинская экспертиза» отворилась легко, словно зловонный трупный запах, пытаясь вырваться на свежий воздух, сам подталкивал ее изнутри. Давно известно, что патологоанатомы не любят разделывать свежие трупы — вроде как бы еще к живому человеку прикасаешься. А вот полежат, подгниют…
Идущая по коридору малюсенькая росточком медсестра с чашкой чая и бутербродами в пакетике указала наверх — судмедэксперт на втором этаже. В нужном кабинетике сгорбилось над компьютером что-то огромное, в треснутом на спине по шву халате. На вошедшего не отреагировало, и лишь когда Штурмин деликатно кашлянул, пошевелилось. Сверху, в белом проеме показалась огромных размеров черная борода.
— Это вы звонили? — донеслось из нее, и, дождавшись утвердительного ответа, человек-гора указал на стул радом с собой. — Одну минуту.
Вернулся к компьютеру, на экране которого красовался череп. К нему наносились штрихи, и перед взором постепенно появлялось молодое женское лицо с узкими якутскими глазами. Сам череп стоял на столе, и судмедэксперт бережно взвесил его на своей огромной лапище:
— Дочь шамана. Триста лет. Не-ет, работа с трупами — это невероятно живое дело!
Он словно спорил с кем-то, призывая случайного гостя в свидетели, а Олег торопил изображение на экране: в данных учреждениях лучше не задерживаться.
— А вот и наша красавица, — улыбнулся хозяин возродившейся обликом северной девушке, но рукой погладил реальный череп. Еше раз приподнял его: — Смотрите, как сохранились зубы Ни одной дырочки, только потертости — видать, жевала сырое мясо и коренья. И сейчас увидите нынешних. Хотите? — поинтересовался, словно пришла краеведческая экскурсия и можно было отказаться.
По той же лестнице опустились в трупный запах, попетляли по коридору. Ногой толкнув зеленую покосившуюся дверь, эксперт и Олег грудью встретили еще более теплую и тугую волну человеческого распада. Сразу за дверью, слева, парень обмывал водой из шланга женщину со вспоротым животом. Далее конвейером лежали другие трупы, по мере приближения к выносу в траурный зал все более одетые и облагороженные. Самому крайнему, узбеку, даже припудривали синяки на лице. Правда, ноги его были связаны веревкой — наверное, чтобы не разъезжались.
Миновав морг, попали в холодильники-рефрижераторы. Здесь трупы, большей частью изуродованные, лежали словно в переполненном общем вагоне — вповалку на лавках и даже под ними. Господи, сколько же людей теряет страна! И как страшно теряет.
