Евгений Сухов - Убить Петра Великого
— Ох и шутник ты, Питер! — весело рассмеялась служанка. — К ужину-то ждать?
— Видно, тунца тебе придется поесть без меня. Все, кончилась сладость. Государевы дела ждут.
— А как же расплата, Питер?
— Сколько ты хочешь?
— Три талера.
— Три талера?! — ахнул Петр. — Хватит и одного. Ты мне удовольствия и на талер не доставила.
— Питер…
— На держи, — сунул он в руки служанке монету. — Да помни русского государя.
Хлопнув на прощание дверью, царь Петр вышел во двор, где его поджидал вице-адмирал с маркизом. Заметив, что царь одет как амстердамский крестьянин, вельможи невольно переглянулись: «Уж не ошиблись ли?» Но, приметив, с каким усердием слуги принялись отбивать поклоны, довольно заулыбались — перед ними и вправду был русский царь.
Напоследок Петр Алексеевич обернулся, заметив в окне Катрин, разинувшую рот от удивления. Энергично помахал ей на прощание рукой.
* * *Едва ли не весь путь от Амстердама до Англии Петр Алексеевич простоял на палубе. В каюту он спускался ненадолго, чтобы отогреться от стылого ветра и забить табаком свою коротенькую трубку.
Все это время он находился под впечатлением от военных маневров, которые накануне в его честь произвел вице-адмирал Митчелл. Корабли по невидимому сигналу сходились для предполагаемой атаки и так же быстро расходились. Палили пушки, пахло порохом, и Петр не переставал повторять:
— Вот она где баталия! — И, повернувшись к Митчеллу, который не отставал от государя ни на шаг, заверял: — Хочешь верь, а хочешь не верь, адмирал, но у себя в России я такое же сделаю. Вот увидишь, адмирал, и пяти лет не пройдет, как на море выйду.
Сбросив с себя одежду амстердамского крестьянина, Петр Алексеевич переоделся в костюм голландского матроса и, не опасаясь свернуть себе шею, залезал на мачты, откуда приглашал обескураженного адмирала следовать за ним. Митчелл, хлопая широкими ладонями по выпирающему животу, ссылался на свою необъятную дородность. Но непременно всякий раз благодарил за приглашение.
До Англии добрались скоро. Петр Алексеевич соскучиться не успел.
Царь поселился в городе Детфорде на берегу Темзы, близ королевских доков. Это было весьма удобное место для изучения британского искусства кораблестроения. Сэр Джон Эвелин Сэйес-Корт, в доме которого предложили остановиться русскому государю, долго не мог поверить, что долговязый нескладный юноша и есть тот самый царь Питер, о котором злословила вся Европа. Но когда Петр в сердцах огрел дубиной одного из слуг за нерадивость, сэр широко раскинул для приветствия руки и, улыбнувшись беззубым ртом, радостно воскликнул:
— Узнаю царя! Именно так в наше время на флоте поступали с недобросовестными моряками.
Уже на следующий день английский король преподнес русскому царю подарок — прибывший от Вильгельма курьер сообщил о том, что в честь его прибытия на Британские острова был заложен стопушечный корабль «Ройял суверен». Услышав новость, Петр Алексеевич пожал плечами:
— Что мне делать с этой честью? Шапку-то не сошьешь!
Первые несколько дней, уклонившись от визита, Петр Алексеевич разгуливал по городу и находил, что он неплох. Беззастенчиво заглядывался на женщин, вспоминая о том, что на противоположном берегу пролива он оставил служанку по имени Катрин. Эх, хороша девица, а перси такие, что не надержишься! При воспоминании о барышне ладони Петра невольно начинали потеть. В пальцах появлялся зуд.
В кармане у государя лежала эпистола от Евдокии Федоровны. Дважды он пробовал ее разбирать, но, не осилив до середины, небрежно комкал бумагу, оставляя чтение на потом.
Что она такого может отписать?
Государь, сопровождаемый денщиками, заявлялся домой поздно вечером. Еще некоторое время в комнатах звучал разговор, раздавался громкий смех, слышался звон расставляемой посуды, а потом как-то неожиданно устанавливалась тишина. Царь, разложив медвежьи шкуры на полу, отправлялся почивать.
Повеселившись с неделю и испробовав в корчмах питие, Петр Алексеевич решил, что доморощенная водка будет покрепче да и глотку дерет, как подобает, и на восьмой день заявился на королевскую верфь вместе с маркизом Кермартеном, где и провел целый день, стругая доски. Возвращался государь, как и подобает мастеровому, с топором на плече и усыпанный с головы до ног стружкой.
Маркиз нрава легкого и веселого государю пришелся по душе и по окончании рабочего дня решил отправиться с ним в харчевню, чтобы скрепить дружбу вином.
Вечером от князя Ромодановского царю пришло письмо, в котором тот немилосердно ругал царя за пристрастие к вину и за то, что не вовремя ответил на предыдущее послание.
На следующий день маркиз Кермартен препроводил Петра Алексеевича в Гринвичскую обсерваторию, где тот пять часов кряду наблюдал звездное небо. А когда это занятие самодержцу наскучило, он попросил отвести его куда-нибудь в более веселое место. Маркиз Кермартен, посовещавшись с вице-адмиралом Митчеллом, решил, что лучшего места для увеселения, чем замок Тауэр, не сыскать во всей Англии, и вызвался лично побыть в качестве экскурсовода. Побродив по темницам, он углядел топор, которым за полвека до того отрубили голову Карлу I, и, поморщившись, решил экскурсию на том прервать.
По дороге к дому Петр Алексеевич заметил часовую мастерскую и, заинтересовавшись, повернул туда. Царь долго рассматривал, как мастер, установив у глаза линзу, проворно раскручивает крохотной отверткой миниатюрные часики. Ликованию государя не было предела, когда разобранные части, соединившись в единое целое, слаженно затикали.
К государю тут же пришла идея превзойти в проворстве королевского часовщика. Скупив в магазине пару сотен часов, он всю последующую неделю разбирал их на составные части, после чего собирал вновь. Ни одни из собранных им часов так и не заработали. Зато Петр Алексеевич убедился в том, что подобное ремесло требует дополнительной сноровки и знаний. Десять дней подряд он брал уроки мастерства у королевского часовщика, поломав попутно еще три сотни механизмов. А когда однажды разбитые часы заходили вновь, то радости государя не было предела.
Последующие дни Петр Алексеевич посвятил корабельной работе. Тем не менее времени у него хватило и на то, чтобы посетить пушечно-литейный завод в Вулидже, монетный двор, а также испытать несколько любовных приключений. Последней его страстью была актриса Гросс, сумевшая покорить его звонким голосом и необычайной гибкостью.
Как позже выяснилось, актриса была настоящая собирательница знаменитостей: в списке ее возлюбленных оказалось три маркиза, четыре графа, даже датский принц, но столь значительного достижения, как русский царь, у нее еще не было. И актриса не однажды хвасталась перед подругами столь ценным приобретением.
Время на Британских островах летело незаметно и с большой пользой. А когда настала пора расставания с любовницей, Петр Алексеевич, порывшись в карманах, выудил из них пятьсот пенни, чем ввел актрису Гросс в необыкновенное уныние.
Маркиз Кермартен, бывший любовник актрисы, учтиво улыбнувшись Петру, пожурил его за скупость, заметив при этом, что такую сумму он отдавал ей за ночь.
Петр Алексеевич долго смеялся над простофилей маркизом, после чего отвечал:
— За такие деньги, маркиз, мне люди служат умом и сердцем. А мадам Гросс служила мне тем, что могла дать. Но уверяю вас, маркиз, полученное удовольствие не стоит тех денег.
В последней день своего пребывания в Англии Петр Алексеевич нанес визит Вильгельму III в Кенсингтонский дворец.
Протянув на прощание руку, король произнес:
— Надеюсь, что время было проведено с пользой.
На том и расстались.
Глава 17 НОВАЯ ФАВОРИТКА
В прошлый вечер в свите своей супруги саксонский курфюрст, а с недавнего времени польский король Август, заприметил хорошенькую фрейлину лет шестнадцати. Весь последующий день он обдумывал, как бы поестественнее познакомиться с новенькой фрейлиной, чтобы не вызвать очередного неудовольствия супруги. Так ничего и не придумав, король пригласил супругу вместе с фрейлинами прогуляться по саду.
— Где вы были раньше? Прежде я вас не видел, — подошел Август к девушке, выражая удивление.
— Потому что во дворце я нахожусь всего лишь два дня. Наше поместье располагается в двадцати километрах от Дрездена.
Кожа у девушки была необыкновенной — снежно-белой, губы — тонкими, слегка капризными. Она напоминала бутон, взращенный заботливым садовником. Следовало бы дождаться, когда он наконец раскроется, чтобы в полной мере оценить его красоту, но желание вдохнуть аромат было столь велико, что хотелось сорвать цветок немедленно под самый корень.
Девушка отвесила принцу глубокий поклон, и Август не без удовольствия задержал взгляд на ее пухлой груди, рассмотрев у самого соска крохотное родимое пятнышко.
