Дмитрий Черкасов - Свой среди своих
— А ведь действительно, — капитан облизал вилку, — почему наш юный друг не женится?
— Ist das Verhor[118]? — Мальков на секунду отвлекся от солянки. — Тогда я буду отвечать только в Присутствии своего адвоката. И что это за намеки на работу за границей? У нас что, теперь есть иностранное представительство ИАСа?
— Нет, серьезно. — Кривин приступил к винегрету. — Тебе уже двадцать пять, пора бы…
— А его девушки боятся, — засмеялся Малахов. — Как представят себе, что им до конца дней своих придется именоваться «мадам Малькова», так и отваливают.
— Хамское замечание, — хмыкнул Егор, чья фамилия во все времена была предметом для шуток. — Я внесу тебя в список своих личных врагов…
Над столом у Малькова действительно висел исполненный разноцветной тушью маленький плакатик с заголовком «Враги ст. лейт. Е. В. Малькова», в котором значились директора ЦРУ, АНБ, ФРС, Ми-5[119] и DGSE[120], несколько видных российских демократов во главе с правозащитником по кличке «Очкарик», он же — «Адамыч», и парочка смывшихся от греха подальше из России владельцев медиа-холдингов — Индюшанский и Березинский.
Референт был далеко не единственным сотрудником Управления, кто художественно оформлял свое рабочее место.
У заместителя начальника Службы контрразведки, к примеру, слева от его рабочего стола висел разделенный пополам вертикальной чертой лист ватмана размером два на полтора метра, в левой части которого был нарисован человек в белой тоге, с лирой за пазухой и с нимбом над головой, а в правой — небритый субъект в черном плаще, из-под которого выглядывали оканчивающиеся копытами ноги, с рогами и окровавленным ножом в руке.
Над «святошей» значилось «Наш агент», над его противоположностью, соответственно, — «Их агент».
— Но хоть девушка у тебя есть? — спросил Смирнов.
— И не одна, — бодро ответил Егор. — Не переживай.
— "Не одна" значит, что ты морально неустойчив. — Кривин поскреб ложечкой в стакане со сметаной. — И легко можешь угодить в "медовую ловушку[121]".
— У меня с девушками чисто платонические отношения. — Мальков пожевал маслину.
— А как же зов плоти? — притворно удивился Смирнов.
— Сублимирую избыток гормонов в ударный труд по месту службы, — Егор выловил из солянки тонкую дольку лимона. — Потому столько успеваю сделать.
— Мда-а, — протянул Кривин. — И ведь не придраться.
— Угу. — Мальков отложил цедру на край тарелки. — А если попытаетесь, я Панину рапорт накатаю: так, мол, и так, вместо исполнения своих прямых служебных обязанностей сотрудники ССБ склоняют меня к любовным утехам со знакомыми мне женщинами. Или, что еще круче, подбивают на регулярные занятия онанизмом, предлагая обеспечить меня соответствующими фото — и видеоматериалами. Прошу принять меры к вышеуказанным товарищам, число, подпись…
Смирнов и Кривин расхохотались.
— Уел ты нас. — Заместитель Петренко отпил глоток чаю. — Молодец. Не хочешь к нам перейти? На майорскую должность. Капитана досрочно получишь…
— Но-но-но! — вмешался Малахов. — Ты это брось! За попытку переманивания сотрудников тебе Рыжиков голову открутит. К тому же у Егоруса и так скоро присвоение очередного звания…
— Когда обмываем? — осведомился Смирнов.
— Весной, наверное, — прикинул Мальков, которому подходил срок прикреплять к погонам четвертую звездочку. Пока маленькую.
***Спившийся художник-маринист Иван Морковкин, известный среди алкоголиков и бомжей Черноморска под кличкой «Айвазовский», опустил кисточку в банку с водой, икнул и тупо уставился на листы бумаги, на которых ему предстояло изобразить нечто высокохудожественное и посвященное Новому Году. За изготовление основы для стенгазеты пятого отдела внутренних дел Пролетарского района Морковкина пообещали отпустить домой, вернуть изъятые у него вещи и даже дать бутылку водки.
Использование задержанных бухариков на различных хозработах было обычной практикой.
И благодаря ей пятый отдел всегда сверкал свежевымытыми полами, на лестнице и во дворе нельзя было обнаружить ни одного окурка, патрульные машины радовали глаз своим ухоженным видом, газон перед центральным входом был прополот и вскопан, а стены здания раз в два месяца белились на высоту человеческого роста.
— Ну? — Сержант Крамаренко, назначенный ответственным за наглядную агитацию, потряс застывшего Морковкина за плечо. — Придумал стишок?
В голову Ивана, кроме дурацких строчек «Хэллоу, мусора, нажрались вы вчера…», ничего не лезло, и потому он уже минут десять находился в глубоком ступоре.
— Вспоминаю, — сипло сказал худой, как жердь, и сутулый Морковкин. — Без горючего сложно.
— Сделаешь — получишь, — пообещал молодой, но уже начинающий заплывать жирком милиционер. — Но не раньше. А то я тебя знаю…
— Может, без стихов обойдемся? — с надеждой спросил художник.
— Не, без стихов никак нельзя. — Крамаренко покачал немного сплюснутой с боков головой, принявшей такую форму после знакомства со щипцами подвыпившего акушера из областной больницы, помогавшего двадцать семь лет назад появиться на свет маленькому бутузу, выросшему в сержанта патрульно-постовой службы. — Замнач сказал, чтоб обязательно были.
— Тогда можно классику взять. «Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел, был сильный мороз…» — безучастно продекламировал Иван.
— Лермонтов? — глубокомысленно обозначил милиционер свои широкие познания в русской литературе. — Не пойдет. Надо что-нибудь поновее… Жизнеутверждающее. Я вот тут прикинул, — «знаток поэзии» полез в нагрудный карман куртки. — Ты послушай…
Морковкин понял, что бравый страж порядка опять будет учить его жизни, ушел в себя и очнулся только после того, как Крамаренко дал ему подзатыльник.
— Ты что, издеваешься?!
— А чо я? — не сообразил художник.
— Я, блин, тут тебе стихи читаю, а ты и ухом не ведешь! — разъярился сержант, несколько минут пытавшийся диктовать Морковкину вирши собственного сочинения, в которых рефреном шли строки:
И храбро простые ребята в бушлатах
Стоят на посту, позабыв про зарплату.
И в дождливые дни, и в жару, и в пургу,
И ночь напролет, а враги — ни гу-гу…
*[122]
— Я думаю, — нашелся Иван.
— О чем?!
— Какую краску применить, чтоб композиционно не промазать. А то ведь не выдержишь цветовую гамму — и всё, пиши пропало…
Крамаренко поперхнулся, услышав аргумент, против которого ему нечего было возразить.
Довольный Морковкин принял позу роденовского «Мыслителя» и вновь сделал вид, что погружен в размышления о качестве исполнения будущего великого произведения настенного искусства.
***После обеда положено немного расслабиться, ибо занятый перевариванием пищи организм с неохотой отвлекается на разные малозначительные процессы типа мозговой деятельности.
Мальков свято блюл правило послеобеденного отдыха и позволял себе с полчасика покрошить товарищей по компьютерным «стрелялкам». Благо до конца законного перерыва обычно эти тридцать минут и оставались.
Выходить в Интернет приходилось с собственного ноутбука, ибо ни одна из машин в здании Управления, включая и компьютеры пресс-службы, не имела даже намека на модем. Единственным, кроме телефона, каналом электронной проводной связи с внешним миром были факсы. Причем отправка и прием любой бумаги фиксировались в специальных журналах, которые по заполнении передавались в архив.
Отсутствие серверов, единой сети для сотрудников даже одного отдельно взятого подразделения и доступа в Интернет объясняется просто — соображениями секретности, а отнюдь не скудостью финансирования, как можно предположить, зная о положении федеральных ведомств России. Бумажный носитель информации, украшенный штампом «секретно» и подшитый в папку, завсегда надежнее, чем дискета или защищенный паролями жесткий диск. К тому же подобный подход сильно осложняет жизнь потенциальному предателю, вынужденному хорошо потрудиться, чтобы добыть хоть крупинку интересующих иностранные разведки сведений, и неизбежно оставляющему на пути к информации массу следов, по которым его затем можно вычислить.
Естественно, Федеральная служба безопасности России не чужда прогрессу и активно использует возможности международной Компьютерной сети. Но только с точек, находящихся вне стен Управлений.
При этом пользоваться собственными возможностями выхода в Интернет сотрудникам не возбраняется. Конечно, согласовав это с руководством своих отделов и Службой собственной безопасности, и лишь для получения интересующей информации, а не отправки чего бы то ни было. Или, как в случае с Мальковом, для интеллектуального отдыха. Внешних телефонных линий в Управлении не так много, все они проходят через внутренний коммутатор и выборочно проверяются. К тому же любой, кто решил притащить на работу персональный компьютер и подключаться к внешнему миру, в обязательном порядке сдает машину на проверку и доводку в научно-технический отдел, который согласует свои действия с ССБ. В дальнейшем каждый учтенный ноутбук тестируется, причем строгой закономерности в этом нет — в любую минуту к счастливому обладателю переносного агрегата может зайти техник из НТО в сопровождении оперативного сотрудника ССБ, и пользователь обязан по их просьбе тут же убрать руки с клавиатуры, не выключая машину и не пытаясь нажать ни одну кнопку. Вне зависимости от того, подключен компьютер в этот момент к телефонной сети или нет.
