Александр Бушков - Голая королева. Белая гвардия-3
Мазур, разумеется, не стал спрашивать, что это за старикан и почему присутствует в столь засекреченном месте — если полковник решил, значит, так надо.
Из полуоткрытой двери в соседнее помещение доносились звуки, которых следовало ожидать: размеренная возня, шумные мужские выдохи, болезненные женские стоны. Порой еще несколько голосов похохатывали и отпускали реплики на местном языке.
Старикан Мазуру упорно не нравился: если они с Лавриком, да и Мтанга, по лицу видно, относились к этим звукам, можно сказать, философски, как к вещи неизбежной, то «профессор» держался совершенно иначе: он прямо-таки прилип взглядом к полуоткрытой двери, хотя с того места, где они сидели, ничего нельзя было видеть из происходящего, вид у него был такой удовлетворенный, словно он слушал Бетховена или Моцарта, глаза блестели, по лицу блуждала удовлетворенная улыбка, временами казалось, что он всеми фибрами души жаждет видеть все своими глазами. Было в этом что-то извращенное — но что поделать, не они с Лавриком тут распоряжались...
— Вы не слишком увлеклись у в е р т ю р о й, полковник? — усмехнулся Лаврик совершенно непринужденно.
— Ничуть, — серьезно ответил Мтанга. — Шесть человек для этой стервы — ни много и не мало, в самый раз, поверьте моему опыту...
— Верю, — столь же серьезно ответил Лаврик, видывавший и не такие виды. — По части о п ы т а с вами нам пока что тягаться рано, это не комплимент, а констатация факта...
Прежние звуки оборвались — и несколько голосов хором заорали что-то торжествующее, будто болельщики, радовавшиеся удачному голу. Очень быстро оттуда вышел здоровенный детина, вытянувшись, что-то кратко доложил. Мтанга столь же коротко распорядился, детина юркнул назад, и почти сразу же из двери цепочкой вышли пятеро столь же здоровенных лбов с крайне довольными мордами.
— Пойдемте пообщаемся с гостьей, господа? — сказал Мтанга без улыбки.
Соседняя комната оказалась размерами раза в два побольше, но обставленная еще скуднее: огромный грязный матрац посередине, да низкий столик, уставленный какими-то коробочками и баночками.
Лежавшая на матраце голая Таня выглядела, конечно, ничуть не светски: раскосмаченная, распластанная, как тряпка, крепко смежившая веки. Над ней, сложив руки на груди, стоял еще один детинушка косая сажень в плечах, в больших черных очках. Мтанга бросил короткую фразу — и детинушка с виноватым видом сдернув очки, торопливо засунул их в карман легких брюк.
— Не люблю лишней театральности, — поморщился Мтанга, повернувшись к Мазуру. — Нечего в подвале без окон разыгрывать тонтон-макута. На улице то еще годится, но вот здесь... — он обернулся к Тане и холодно ее обозрел. — Как видите, полковник, ребята исполнительные. Никаких повреждений...
Мазур присмотрелся: действительно, крови нигде не видно. Хоть сейчас приводи в порядок и предъявляй присяжным — увы, как следовало из беседы с Валери, без особых шансов на выигрыш...
Без всяких церемоний взяв со стола одну из баночек, Лаврик прочитал надписи на французском, фыркул, тихонько сказал по-русски:
— Точно, полная обработка...
— Что это? — так же тихо спросил Мазур.
— Буржуйские извращения, — усмехнулся Лаврик. — Обезболивающий гель для анального секса. Что, никогда не видел?
— Обижаешь, — сказал Мазур. — Если ты не забыл, я как-то вышибалой послужил в борделе, да вдобавок у латиносов. Всего насмотрелся, только упаковки были другие...
Он холодно глянул на матрац: щеки и все лицо в липких потеках, вид самый скорбный — умирающий лебедь, да и только.... Не было ни капли сочувствия — не оттого, что он видывал и не такое, не оттого, что она с ним проделала (да плюнуть растереть). Из-за Папы.
Вряд ли эмоции отражались у него на лице — да и Лаврик, поблескивая пенсне, смотрел бесстрастно — старикан, правда, чуть ли не слюнки пускал, так что хотелось дать ему по физиономии. Что до Мтанги, он откровенно скалился, как дикий зверь — явно мысли у него двигались тем же курсом, что у Мазура.
— Ну, хватит, мадемуазель, — сказал он резко. — Не надо изображать изнасилованную бегемотом газель. У вас ресницы подрагивают, как у человека в ясном сознании. Не соизволите открыть глазки?
Она медленно открыла прекрасные синие глаза — и взгляд полыхнул столь лютой ненавистью, что даже Мазура на миг п р о н я л о, да и остальных наверняка тоже. Вот только ненависть — абсолютно бессильная, подумал он с легким злорадством.
— Ну что же, первый этап нашего гостеприимства вы испытали, — холодно сказал Мтанга. — Дальше будет еще хуже, если станете запираться. — Будете говорить?
Уставясь с той же лютой, бессильной ненавистью, Таня послала его не просто очень далеко — по совершенно неприемлемому для всякого нормального мужика адресу.
— Ну что же, — преспокойно пожал плечами Мтанга. — Честно вам скажу: то даже хорошо, что вы запираетесь. Есть возможность на вас испробовать разные неприятные штучки, — и тут его прорвало на миг: — Я бы тебя за Папу, сучка гладкая...
И, тут же взяв себя в руки, обернулся к остальным:
— Пойдемте, господа.
Они вернулись в предбанник, закурили. Мтанга сказал:
— Я ни в малейшей степени не садист, но с удовольствием многое бы на ней испробовал. За Папу. Вы читали «Королеву Марго»? Ну, тогда, должно быть, помните, как старинные французы пытали всех подряд допрашиваемых, даже тех, что уже вывернулись до донышка и во всем сознались. Традиция была такая... Ладно, останемся профессионалами. Буквально через пару минут она начнет петь долго и выразительно, как оперная дива...
— Вы уверены, что удастся так быстро сломать? — серьезно спросил Лаврик. — Девка с норовом...
— Уверен, — сказал Мтанга. — Ах да, я так и не познакомил вас, господа... Полковник Иванов. Майор Петров. Доктор Баду, профессор кафедры биологии Орневилльского университета. Не будете ли столь любезны, профессор, прочесть господам кратенькую лекцию о ваших методах работы?
— С превеликой охотой, — кивнул профессор.
Распахнув свой портфель, он извлек оттуда сплетенную из толстой проволоки, с очень мелкими ячейками, шарообразную бутылочку с длинным горлом, величиной с яблоко. Держа двумя пальцами за кончик горлышка, у самой пробки, продемонстрировал Мазуру с Лавриком.
Определенно, там что-то копошилось. Мазур присмотрелся как следует. Ага. До половины заполняя бутылочку, копошились здешние желтые муравьи, размером чуть ли не с мужской мизинец, с массивными головами и мощными жвалами, порой пытавшимися там и сям безуспешно перекусить проволоку. Мазур подзабыл их название на местном языке, но прекрасно помнил, что оно означает: «ужас джунглей». В точности как в Южной Америке: когда по джунглям то ли переселения ради, то ли еще зачем-то ползет широкий шелестящий поток этих тварюшек, разбегается все живое, даже львы, забывая о своем гордом титле «царя зверей», улепетывают со всех лап — титул не спасет от риска остаться в виде обглоданного дочиста скелета. Хорошо еще, что их относительно мало, водятся лишь в парочке мест на севере.
Расплывшись в блаженной улыбке, профессор пояснил: — Пробочка вынимается, горлышко вставляется куда следует... Мурашики выползают, очень злые...
— А иногда и не вставляется, — бесстрастно сказал Мтанга. — Достаточно продемонстрировать и объяснить, что к чему. Ни разу не было осечек, понимаете? Самые строптивые бабы начинают петь...
— О да, — с явным сожалением кивнул профессор. — Часто и не вставляется... Эти паршивки такие слабодушные на поверку...
— Вот так, — сказал Мтанга. — Думается мне, что и сейчас...
Он замолчал, недовольно повернулся к высокой каменной лестнице. По ней, грохоча подошвами, прямо-таки ссыпался очередной лоб в штатском, с озабоченным лицом склонился к уху полковника и стал что-то нашептывать.
Мтанга выругался сквозь зубы, лицо у него изменилось, Мазуру показалось даже, что на нем промелькнула беспомощность. Поджав губы, он размышлял недолго, произнес несколько фраз на местном — и нежданный визитер опрометью кинулся наверх. Полковник проворно встал:
— Профессор, побудьте пока здесь. Пойдемте, господа... — Что случилось? — спросил Мазур, столь ж быстро шагая за ним к лестнице.
— Мир перевернулся, — не оборачиваясь, произнес Мтанга даже не зло, а как-то безнадежно. — Как в старых легендах о Великом Потрясении Мира. Нет, с Натали все в порядке, не беспокойтесь. Однако сюрприз очень поганый...
У Мазура создалось то же впечатление — когда в приемной Мтанги он увидел никого иного, как мадемуазель Валери Дюпре — с той же старушечьей прической, в тех же очках и сером еловом костюме (юбка даже ниже колен). Рядом с ней сидел чернокожий вальяжный тип в сиреневом с черным мундире, с серебряными поперечными погончиками, украшенными золотой эмблемой. Ага, моментально определил Мазур. Генеральная прокуратура. Что за игры?
