Евгений Сухов - Крысятник
— А может, майор просто на кого-то похож? — не раздражаясь и не повышая голоса, произнес полковник Крылов. Он давно научился сохранять если не полнейшее спокойствие, то хотя бы его видимость.
— Мне тоже хотелось бы так думать, — закручинился Елизаров, — но он опознан десятком свидетелей. А потом здесь есть еще один нюанс. В комнате убитого повсюду его «пальчики». Даже там, где, казалось бы, их быть не должно.
— Например?
— На пустых бутылках из-под вина и водки, которые стоят в чулане. Не хочу тебя огорчать, Геннадий Васильевич, но у меня создается убеждение, что Чертанов бывал в этой квартире неоднократно. Даже более того, он был собутыльником покойного. Так что его поведение представляется мне, мягко говоря, странным. — Елизаров вздохнул, давая понять, как сильно расстраивает его сложившаяся ситуация.
Крылов засопел в трубку, изображая праведное негодование, а потом заговорил:
— Даже не знаю, что сказать, Михал Михалыч. Твой тезка, конечно, мужик взрывоопасный, этого у него не отнимешь, но в моем отделе он — лучший. Если тебя интересует мое мнение, то я не думаю, что Чертанов может быть замешан в убийстве.
Елизаров недоверчиво улыбнулся. Полковник Крылов прекрасно понимал, что, окажись его сотрудник причастным к убийству, то в этом случае рикошетом стукнет и по его репутации. А за себя Крылов постоять умел. Что ж, нужно быть готовым к бою. Очень часто в драке побеждает не тот, кто состоит из горы мышц, а человек небольшого росточка, но зато очень юркий и быстрый, с отменной реакцией. Елизаров считал себя именно таковым.
— Хотелось бы верить, — сказал он. — Но для начала Чертанову придется ответить на парочку вопросов, тогда и примем окончательное решение.
— Хорошо, я скажу ему… зайти к тебе завтра.
— Не жалеешь ты своего коллегу, Геннадий Васильевич. Ты хочешь, чтобы я мучился бессонницей от неразрешенных вопросов? Давай сделаем так. Сейчас на моих часах… половина первого. Пускай будет у меня через часик, максимум через полтора.
— Будь по-твоему, Михал Михалыч, — бодро произнес Крылов.
— Твоими бы устами да мед пить, — пробормотал Елизаров, когда положил трубку.
* * *Чертанов уверенно переступил порог кабинета Елизарова, поздоровался и, услышав тусклый ответ, не стушевался, а терпеливо застыл у входа, дожидаясь, пока полковник предложит присесть.
Елизаров не торопился, он сосредоточенно вчитывался в разложенные на столе бумаги, одобрительно кивал, ознакомившись с очередным документом, и совал его в папку.
Подобное отношение к коллеге можно было бы принять за обыкновенную рассеянность (проблем-то у начальника третьего отдела немало!), если бы не короткий взгляд, брошенный на Чертанова сквозь толстые линзы очков. Полковник не то чтобы наслаждался своей властью, но давал понять, что в его ведомстве даже старших офицеров можно мариновать у порога. И только когда ожидание изрядно перевалило за рамки приличий, полковник Елизаров бросил строгий взор в сторону Чертанова и произнес равнодушно:
— Что же вы стоите, майор? Проходите, присаживайтесь…
Чертанов лишь усмехнулся. Попробуй он без разрешения занять свободный стул, интересно, по какой шкале баллов можно было бы оценивать полковничий гнев? Уверенно стуча каблуками, он пересек кабинет и расположился через стул от начальника. Он вел себя совершенно раскрепощенно, как человек, убежденный в собственной правоте. Даже его улыбка выглядела снисходительной, как будто своим присутствием он оказывал полковнику одолжение.
— Вы знаете, почему я вас вызвал? — спросил Елизаров.
Чертанов пожал плечами:
— Понятия не имею, товарищ полковник.
— Разве Крылов вам ничего не рассказывал?
— Нет.
— Ну да, конечно, — согласился Елизаров, присматриваясь к Чертанову. Наглым типом назвать его нельзя. Раскованный? Пожалуй. Но опять-таки в рамках дозволенного. Тонко чувствует ситуацию. В целом у полковника Крылова довольно сильные кадры. Умеет подбирать сотрудников.
— Мне тут сообщили, — скучно сказал Елизаров, — что во время осмотра места убийства на Рязанском проспекте вы как-то уж слишком нервно вели себя. С чем связан ваш эмоциональный срыв?
— А-а, понимаю, прокурорский сотрудник пожаловался. Да, собственно, никакого срыва и не было, товарищ полковник, — сдержанно начал Чертанов. От его улыбки и следа не осталось, словно ее никогда не было. — Просто мне не нравится дилетантство во всех его проявлениях. Если человек ни черта не смыслит в оперативно-разыскном деле, то должен хотя бы не мешать тем, кто на этом собаку съел. Ну, я и не выдержал, сорвался, кажется, даже прикрикнул на него, а он тут же жаловаться побежал.
Полковник Елизаров продолжал изучать Чертанова. Спокоен до неправдоподобия. Любой на его месте хотя бы разнервничался — все-таки не в богадельню пришел, а в отдел внутренних расследований, а он, видишь ли, скучает. Так могут вести себя или полнейшие идиоты (к коим Чертанова отнести невозможно), или превосходные артисты.
— Кстати, насчет собаки, — нахмурился Елизаров. — Я, конечно, понимаю ваше возмущение. Но как вы оцените тот факт, что собака набросилась именно на вас после того, как ей дали понюхать свитер? Ведь собака, так сказать, незаинтересованное лицо. Следовательно, этот свитер ваш или вы его держали в руках. А нашли его…
— Этот свитер не мой, — перебил полковника Чертанов. — Если он и побывал у меня в руках, то я его не запомнил. Кроме того, свитер могли просто подбросить. В последнее время со мной происходят какие-то очень подозрительные случайности.
— Все это мистика, майор! Еще немного — и вы заговорите о гадалках! Но на самом деле жизнь значительно проще, чем это представляется на первый взгляд. И состоит она всего лишь из двух составляющих: «да» и «нет»… Хорошо, предположим, что здесь имел место чей-то злой умысел и свитер действительно подбросили… Но что вы скажете тогда о пустых бутылках в чулане, ведь почти на каждой из них обнаружены отпечатки ваших пальцев. Хочу сразу сказать — подбросить их не могли. На них толстый слой пыли. И как быть с холодильником, на котором тоже обнаружены ваши пальчики?
Елизаров выглядел совершенно спокойным. Он ни в чем не обвинял Чертанова. Он просто констатировал факты и хотел получить ответы на свои вопросы.
— Что ж, кое в чем вы правы. Мне действительно приходилось бывать в этой квартире, но я никого не убивал, — с некоторым раздражением произнес Чертанов. — Зачем мне, собственно, это? Сдобина я знал много лет. Моя бывшая жена и его любовница были близкими подругами. Мы частенько проводили время вместе. Бывали на природе, устраивали шашлыки. С женой я расстался, а вот с Николаем продолжал общаться до самого последнего времени. Естественно, увидев его мертвым, я испытал стресс, — признался Чертанов. — Когда свидетели указали на Колину квартиру, я почувствовал — беда!
— Потому-то и попытались проникнуть на место преступления как можно скорее. Уж не для того ли, чтобы уничтожить возможные улики? — проникновенно спросил Елизаров.
Чертанов подумал, что если у полковника уже имеется внук, то он и на нем оттачивает приемы своих допросов.
— Как же я мог уничтожить улики, если их там огромное количество?
Чертанов возмущенно откинулся на спинку стула, который негодующе заскрипел. Елизаров сверкнул стеклами очков:
— Здесь я с вами полностью согласен, майор, улик против вас, как говорится, выше крыши. Кроме того, вы не производите впечатление уравновешенного человека. Я вправе предположить, что вы могли убить собутыльника по причине каких-то неожиданно вспыхнувших неприязненных отношений. Ревность, обида, да мало ли еще что, — как-то даже сочувственно сказал полковник. Дескать, с кем не бывает.
Чертанов помрачнел. Он знал, что подобная обходительность Елизарова — плохое предзнаменование. Часто после такой «дружеской» беседы его собеседники топали прямиком на нары.
— Если бы я хотел кого-то грохнуть, то сделал бы это гораздо более искусно, уверяю вас, — возразил Чертанов. — Зачем мне нужно было делать из Сдобина решето и оставлять после себя такое огромное количество улик?
Елизаров тихонько засмеялся, демонстрируя две золотые коронки в глубине рта.
— Вот это меня как раз и убеждает в вашей искренности, майор. Опер с вашим опытом должен был поступить значительно тоньше. — Елизаров поднялся. — Будем считать это маленьким недоразумением. — И, протянув руку, проговорил: — Желаю всего наилучшего.
Рукопожатие Елизарова оказалось несильным, но теплым.
— Спасибо, — растерянно ответил Чертанов.
— Если вы поддерживали со Сдобиным дружеские отношения, то нет ли у вас предположений, кто мог желать его смерти?
Вопрос полковника застал Чертанова у самых дверей.
