Андрей Кокотюха - Охота на маршала
– Погоди. Два слова еще.
Ожидая чего-то подобного в свете недавних разговоров, внутренне даже угадывая, что хочет сказать Борщевский, майор обернулся. Глаза встретились.
– Ну?
– Пашке знать не обязательно. Ты послушай. Я и дальше уверен: товарищ Сталин ничего не знает. Руководителя просто не информируют обо всех безобразиях в стране. Она большая, наш Бахмач на карте – тьфу. У Соболя свои счеты с МГБ, он в университете учился, математику знает. Думает иначе. Не будь здесь Павла, я бы разговаривать с тобой не стал, веришь?
– Верю. – Ответ прозвучал так же искренне, как и сказанное.
– Если бы и стал, то лишь для того, чтобы потом сесть и написать в Кремль, лично товарищу Сталину, какие дела Берия творит за его спиной. Тебе не с руки – мне сподручно. И не думай – Анна, все наши дела сюда никак не касаются. Наоборот, расписал бы я в письме своем обстоятельно, как начальник УМГБ по приказу Берии давит на тебя, фронтовика, героя войны, гвардейца. Вступился бы ради Анны. Ей же спокойнее, если у тебя нету неприятностей.
– Спасибо, Ваня.
– На здоровье. Мне надо, Митя, чтобы ты знал: не за тебя я сейчас с Соболем вдвоем на твое задание пойду. Ржавый пацанов положил на станции, зеленых совсем. Только служить начинали, на войну опоздали, видал я такую детвору. А государственная безопасность на маршала Жукова капканы ставит. Тоже, считай, на армию. Не Жуков голодом мое село заморил, Митя. Там не бойцы Красной Армии в оцеплении стояли, абы люди не выползали за околицы. Товарищу Сталину донесли про неурожай, сами здесь свои порядки наводили… гады… Главное: я офицер, кадровый. Берия открыл охоту на Жукова – выходит, на всех военных. Согласен?
– За честность еще раз спасибо, Иван.
– Ради бога. Так что не за тебя иду, Григорьич. За себя.
Отпустив локоть майора, Борщевский зачем-то провел ладонью по бритому черепу. Шагнул через порог, что-то вспомнил, повернулся, добавил:
– Вообще… Я вот наговорил тебе тут сейчас… Так это я себе, Митя. Не тебе.
5
Усадьба
Мартовский день понемногу серел.
Марш-бросок от городской окраины до лесной стены удобнее и логичнее всего делать в сумерках. Но обратный отсчет не остановить, время играло против разведчиков, в том числе – время суток. Им нельзя ждать, когда все еще не слишком поздний мартовский закат начнет вступать в свои права. Хотя Соболь с Борщевским вооружились, своим главным оружием сейчас оба считали фронтовой опыт, удачу и навыки проведения диверсионных операций, которые пришлось воскрешать.
Оказалось, нужно для этого совсем немного. Когда сперва Павел, а затем Иван увидели в мотоциклетной коляске боевое оружие, оба потянулись к нему сразу. Сработали не так уж давно забытые инстинкты. Соболь, откинув прикрывавший содержимое коляски брезент, не знал, о чем подумал Борщевский, когда открылся этот небольшой арсенал. Сам же Павел позже, когда оба молча двигались по направлению к лесу, мысленно признался себе: после пережитого за несколько последних месяцев ему хотелось вновь взяться за оружие независимо от повода. Разделял ли Иван его желание, Павел понятия не имел. И пока спрашивать не собирался.
Они вообще не разговаривали. Когда уходишь на очередную операцию, соблюдать молчание – это неписаное правило. Что у Борщевского на уме, Соболь решил выспросить попозже. Если, конечно, после того, как выполнят задание, у него останутся к фронтовому другу какие-то вопросы.
Лётную куртку Соболь оставил дома у командира. Вместо его единственной пристойно выглядевшей одежи Гонта раздобыл другу старый, чуть отдающий бензином ватник. Кубанку Павло крепче насадил на голову. Не скинул и прохоря, они успели притереться к ноге, передвигаться в них было очень удобно. Борщевский тоже не мог похвалиться разнообразием гардероба. У вокзального грузчика имелось два вида одежды: рабочая и та, в которой прилично выйти, чтобы не приняли за бродягу. Облачившись в перетянутую офицерским ремнем стеганую зеленую телогрейку, галифе, зашитые в разных местах грубыми стежками, Иван больше походил на разведчика, идущего за линию фронта. Бритая голова, видеть которую Соболь за все военные годы привык, довершала перевоплощение – Павлу впрямь показалось, что они перенеслись назад, совершив путешествие во времени, как в читанной когда-то книге товарища Герберта Уэллса[33].
Светлое время суток создало, пожалуй, главную проблему для разведчиков. Гонта жил не на окраине, поэтому из города надо было выбираться, идя по улицам с оружием средь бела дня. У Дмитрия не было возможности незаметно вывезти их на окраину. А двое мужчин с автоматами, которые не похожи на военных и не служат в милиции, привлекали внимание, особенно – в свете последних событий: бойню на станции Бахмач не скоро забудет. Выход нашелся: Гонта перевез автоматы в мотоциклетной коляске сам и оставил в заранее оговоренном месте. Соболю с Борщевским осталось лишь спокойно пройти туда пешком, вооружиться и окончательно привести себя в полную боевую готовность.
Гонта предложил небольшой выбор. Неучтенного пока оружия в милиции, как он сказал, было достаточно. Однако ни весь арсенал, ни даже большую его часть майор вывозить не собирался. Поэтому подобрал оружие на свое усмотрение, и Соболь тут же захватил себе ППШ – к нему прилагалось даже два сменных диска. Их Павел рассовал по карманам, за ремень брюк сунул немецкий парабеллум. Борщевскому достался «шмайсер», к нему прилагалась только одна обойма, но Иван, немного подумав, автомат все-таки решил взять. Из оставшихся пистолетов, чуть поколебавшись, выбрал ТТ. В придачу к уже имеющейся обойме Дмитрий отдал ему свою.
Гранат оказалось только две, и Борщевский не возражал против того, чтобы ими вооружился Соболь – в бытность свою взводным Павло слыл одним из лучших метальщиков роты. Кто-то в шутку поговаривал: вчерашний школьный учитель швыряет гранаты с математической точностью. Тот не возражал, однако вернул одну ребристую «лимонку» Ивану – две сразу утяжеляли карманы.
Перед тем как выдвигаться, разведчики, вспомнив правила, попрыгали. Убедились: ничто не гремит, не звенит, движения также не сковывает. С тем и отправились.
Для ориентировки на местности карта не понадобилась. Борщевский, давненько обитавший в Бахмаче, представлял, где находится усадьба. Хотя сам там никогда не был: заброшенный особняк не представлял для Ивана ни малейшего интереса. Автоматы Гонта припрятал в разрушенной снарядами хате, самой последней на окраине. Этот отправной пункт и конечную точку – массив леса – разделяло метров пятьсот открытой местности. Непаханое поле нужно пересечь по диагонали, оставаясь незамеченными. Ползти по-пластунски разведчикам было привычнее. Вот только сумерки никак не вступали в свои права, и как знать, чье внимание привлекут двое вооруженных мужчин, ползущих по чернозему, как весенние черви. Неумолимый ход времени не оставлял разведчикам иного выхода: преодолеть опасное расстояние одним отчаянным рывком.
Соболь и Борщевский побежали одновременно. Командовал Иван – просто кивком уточнил у Павла, готов ли он, получил утвердительный жест в ответ и дал отмашку. Мужчины двигались споро, слаженно, широкими скачками, стараясь одновременно ступать, куда надо, не попадая в рытвину, при этом поглядывая по сторонам. При малейшем подозрительном движении оба готовы были распластаться на земле. Поэтому, когда Соболь внезапно упал, в следующий миг за ним рухнул Борщевский. Но Павел тут же подхватился, матерно проворчал что-то про яму, пригнулся и дунул дальше, словно заяц.
Стараясь поспеть за ним, Борщевский внезапно понял: теряет дыхание, куда-то пропала знакомая по войне сноровка, хотя и тело, и то, что находилось под черепной коробкой, делали, что положено, словно сами собой. Согласившись с совершенно несвоевременной мыслью, мол, пить надо меньше, и отбросив дурацкий вывод подальше, Иван сосредоточился на рывке, вложил в преодоление последних сотен метров побольше сил и наконец добежал до ствола старой сосны, тут же укрылся за ним, сполз по нему на землю, оперся спиной, перевел дыхание. Рядом, в кустах, восстанавливал дыхание Соболь. Сперва дышал громко, отрывисто, но вскоре дыхание выровнялось, до Ивана донеслось:
– Ты как?
– Порядок, – бросил Борщевский, также не повышая голоса, и поправил ремень автомата.
– Тогда не сиди. Как дальше?
– За мной.
Последний раз вдохнув, Иван выпрямился на выдохе. Павел вырос из-за кустов, выжидающе глянул на друга. Вместо ответа Борщевский показал рукой направление, затем выдвинулся вперед и, поскольку других вариантов не было, сам повел их маленькую группу.
Теперь они опасались лишь одного: обнаружить себя в лесу. Хотя, учитывая состав и характер группы противника, вряд ли Ржавский догадался выставить на подступах к усадьбе пост. Выводы оказались верными: добираясь до места и передвигаясь с максимальной осторожностью, практически бесшумно, словно две лесные тени, разведчики так ни на кого и не наткнулись. Разве что шумели несколько раз ветки впереди, только это на поверку оказывались самые обычные лесные звуки.
