Андрей Константинов - Судья (Адвокат-2)
Когда Вася привез Челищева к Степанычу, а потом внес его на руках в кабинет, удивился даже видавший всякое Антибиотик. Сергея избили до такой степени, что его было не узнать: ноги его подгибались, и Васе приходилось держать Челищева на своем плече, чтобы он не упал на пол.
Виктор Палыч подскочил к Сергею и попытался заглянуть ему в щелки глаз:
— Сережа, что стряслось-то? Как же это, сынок?!
Глаза Челищева слезились и не выражали никаких мыслей. С трудом Антибиотик разобрал какой-то полушепот-полухрип:
— Не… знаю… Стрелять… начали… Потом… все время… пиздили… Голова Сергея поникла, и хрип прекратился.
Виктор Палыч выругался и поднял взгляд на Васю: — Что мусора говорят?
Вася пожал свободным плечом:
— А что мусора? Говорят, несся, как сумасшедший, на команды сотрудников не реагировал, при задержании пытался скрыться… Они теперь на своем твердо стоять будут, им ведь тоже в Нижний Тагил неохота… Обоснованное применение силы…
Антибиотик задумчиво кивнул. Не нравилась ему вся эта история, совсем не нравилась. Виктору Палычу казалось, что кто-то неведомый, злой и сильный ходил рядом, пакостил, а потом наблюдал со стороны за делами рук своих…
— Ладно, Вася, отвези его в «Костюшку», а то, не дай Бог… И вот что — пацанов там оставь, пусть посмотрят… Часто что-то в последнее время в нашего Сережу стрелять стали, так ведь и попасть однажды могут…
Антибиотик заперхал, закашлял — только хорошо знающие его люди понимали, что так Виктор Палыч иногда смеется, когда ему совсем не смешно.
Вася кивнул и вынес Челищева из кабинета. Протискиваясь в дверь, он задел головой Сергея дверной косяк. Челищев застонал и пробормотал что-то, а потом снова обмяк на плече у гиганта.
— Стой! — встрепенулся Виктор Палыч. — Что он сказал?
— Вроде, «Катенька, родная…» — наморщил лоб Вася.
Антибиотик махнул рукой, позволяя ему уйти, и остался в кабинете один.
— Родная, значит! — сказал себе под нос Виктор Палыч и вдруг с чудовищной яростью запустил хрустальным фужером в стену. — Как?! Как у этой суки на стрелке могли оказаться наркотики?! Что происходит?! Кто сдал?! Почему мусора начали стрелять по Челищеву?!
Ни на один из этих вопросов Антибиотик ответа не находил. Он упал в кресло, поразмышлял еще немного и подвинул к себе телефонный аппарат:
— Алло, Слава? Узнал меня? Дело есть. С крестничком твоим красноперым надо бы повидаться, необходимость ощущается… Да я понимаю, что сегодня уже вряд ли, сегодня и не надо… А вот завтра к вечеру — очень бы хотелось… Да, да… Ну, до встречи.
Виктор Палыч повесил трубку и в который раз уже начал перетасовывать в мозгу события последних недель: смерть Габриловича, Гуся, Глазанова, Доктора, Никодимова, выход из тюрьмы и новый арест Званцева, исчезновение Челищева, потом эти нападения на него. Антибиотик верил в случайности и совпадения, но что-то в последнее время их стало слишком много. Слишком!
Тем временем на Литейном, дежурный следователь допрашивал Катерину. Она уже отошла от шока, полученного при задержании, и держалась уверенно, даже с неким вызовом. Когда ее привели в небольшой кабинет, впритык заставленный столами и украшенный подлинными картинами мастеров XVIII века, а также изъятыми автопокрышками и телевизорами, Катя даже попыталась пошутить с усталым хмурым следователем:
— А у вас здесь мило… Просто филиал спецзапасника Эрмитажа.
Следователь не улыбнулся, достал из консервной банки недокуренную сигарету, затянулся, подслеповато щуря глаза:
— Помещений не хватает, вот и вся причина. Давайте к делу перейдем.
— Давайте, — легко согласилась Катя. — Только без своего адвоката я никаких показаний давать не буду.
Следователь пожал плечами.
— Это ваше право. Вы — не орех, а я — не молоток, чтобы вас колоть. Не хотите давать показания — как хотите.
Катерина упрямо наклонила голову и чуть поджала губы:
— Без адвоката я говорить не буду! Следователь усмехнулся и развел руками:
— Ну и славно. Для начала мы вас задерживаем в порядке статьи сто двадцать второй УПК РФ, ну, а там видно будет. Как говорится, утро вечера мудренее.
— Как это задерживаете? Дайте мне позвонить! — Катя потянулась было к телефону, но следователь опустил руку на трубку.
— Екатерина Дмитриевна, не надо, вы ведь сами — юрист, должны все понимать.
— Это произвол! Я жаловаться буду! — Катерина вскочила со стула, на ее щеках выступили красные пятна: — Вы за это ответите.
Следователь сморщил нос и грустно покивал головой:
— Конечно, отвечу… Обязательно отвечу. А как же? А в плане пожаловаться — вы имеете полное право написать жалобу прокурору.
Катя снова села на стул и решительно потребовала:
— Дайте мне бумагу и ручку!
Следователь покачал головой:
— Без проблем. Вам принесут. Попозже. В камеру.
Катерина наклонилась вперед и очень тихо сказала сквозь зубы:
— Вы еще очень пожалеете, очень. Уверяю вас.
Следователь откинулся на неудобном казенном стуле и прищурился:
— В данной ситуации я жалею вас. Вы жизнь себе ломаете… Для чего? Вы молоды, имеете юридическое образование, а ведете себя… Катя закинула ногу на ногу и монотонно отчеканила:
— Я с вами разговаривать не буду!
— Дело ваше…
Следователь пригласил двух женщин-понятых, вызвал из дежурки толстую заспанную женщину-сержанта и составил протокол личного осмотра Катерины. Потом он составил опись одежды и личных вещей, выписал 122-ю и вызвал конвой для сопровождения Кати в ИВС. Выходя из кабинета, Катя остановилась на пороге и еще раз окинула взглядом картины:
— Фламандцы…
— Что? — не понял следователь.
— Школа, говорю, фламандская! — зло и презрительно процедила Катя и вышла из кабинета…
Ее привели в ИВС примерно в то самое время, когда двухметровый Вася привез Челищева в больницу. По дороге Сергей то терял сознание, то выплывал из забытья, ему казалось, что все его тело стало каким-то сгустком боли. В этой больнице Челищеву уже приходилось бывать раньше. На четвертом этаже за самыми обычными дверями находились две такие шикарные комнаты, в которых, может быть, не отказались бы полежать и некоторые западные миллионеры. Эти комнаты редко использовались как палаты, в них проходили «деловые» встречи и переговоры.
Сергей был здесь месяца полтора назад вместе с Катериной, которая решала вопрос о бартерных поставках со шведскими фирмачами. У шведов тогда возникли большие трудности с таможней из-за неуступчивости некоего Сергея Кислова. На переговоры со шведами был вызван эксперт по таможне Миша Жмых, известный контрабандист, откликавшийся также на погоняло «Тефлоновый Моня». Про Жмыха говорили, что он может протащить верблюда через игольное ушко. Моня быстро объяснил собравшимся, что Сергей Кислов — это «совсем тяжелый случай», его купить нельзя, потому что он — «больной на идее», а следовательно, единственный выход — это уволить наглого таможенника со службы. Увольнение это, по словам Жмыха, стоило пятьдесят тысяч долларов. Шведы помялись для приличия, но согласились, ударили по рукам, и все остались довольны — три фирмы Катерины получали выгодные контракты, Тефлоновый Моня делал интересную работу, а шведский бизнес глубже проникал на российский рынок. А таможенник Сережа Кислов, уволенный через несколько недель за «несоответствие занимаемой должности», так, наверное, никогда и не узнал о том, что судьба его решилась в городской больнице…
Сергея положили в люксовую палату, сразу поставили капельницу, а минут через сорок его пришел осмотреть известный профессор-нейрохирург. Профессора подняли с кровати, и он недовольно морщился, качал головой и испуганно косился на двух амбалов — «санитаров», деловито устроившихся в холле палаты. «Санитары» приволокли с собой телевизор с видеомагнитофоном, запустили мультики и мрачно смотрели их, жуя «сникерсы».
Сергея долго «изучали» — кололи иглами, переворачивали, делали уколы, а потом увезли на рентген. Перед тем как провалиться в окончательное забытье, Сергей успел услышать, как профессор объяснял Васе, что позвоночник у пациента, слава Богу, цел, но треснули два ребра и налицо сотрясение мозга…
Когда Челищев проснулся на следующий день, ушибы болели уже не так сильно, но попытка приподняться сразу же вызвала головокружение и тошноту. На шум в палату заглянул один из «санитаров», и Сергей вдруг понял, что его положение почти безнадежно. Обруч черных эмоций, сжимавший сердце и разум последние дни, распался, и с какой-то пронзительной ясностью увиделись все просчеты и ошибки, допущенные им при запуске плана по сдаче Катерины и ее группы… Она, безусловно, вычислит, кто мог подложить ей в сумочку перед стрелкой липовый паспорт и подсыпать в каблук сапога кокаин… Почему же он не подумал об этом раньше?… Где Катя? Что случилось на стрелке? Если она все поняла, то почему он до сих пор еще жив? Может быть, Антибиотик уже обо всем знает и принял решение? Может быть, Сергея просто отравят по-тихому в этой роскошной палате, и все — шито-крыто, издержки бесплатной медицины? От сознания собственной беспомощности и уязвимости его прошиб пот.
