Кирилл Казанцев - Тебе конец, хапуга!
– Интерпретация – вещь серьезная, – согласился археолог. – Я и мои коллеги тоже собираем факты. Находим одни и те же черепки, кости. А вот уже реконструкция прошлого по ним – это интерпретация. И у всех она разная. Окончательной истины никто не знает. Извините меня, что я нелестно отзываюсь о телевидении, но это только живя в Москве или другом крупном городе постоянно думаешь о политике. Кажется, будто она проникла во все поры жизни. А стоит выехать на природу, в провинцию, начинаешь понимать, что какая бы власть в Москве ни была, хорошая или плохая, здесь ровным счетом ничего не изменится. Люди как жили, так и будут жить.
– Сегодня вы тоже так думаете, после всего что случилось? – ухмыльнулся Ларин. – Если вы забыли о власти, то это не значит, что это она забыла о вас. Где-нибудь да пересечетесь.
– Да уж, верно вы заметили, – кивнул археолог и стал разгребать угли уже со своей стороны костра. – Вы мне только подскажите, пожалуйста, когда сюжет, который вы сняли, в эфире будет.
– Желаете еще раз полюбоваться на нашу доблестную полицию? – спросил Андрей.
– Мне очень важно, – археолог приложил ладонь к сердцу, – чтобы информация об открытии стоянки викингов была обнародована. Может, тогда ее и удастся сохранить. – Он отнял ладонь от сердца и приложил к земле.
– Боюсь вас разочаровать, – ухмыльнулся Ларин. – Но этот сюжет вообще никогда не появится в эфире.
– Почему? – изумился ученый. – Неужели эти люди так сильны, что могут запретить его показать?
Ларину не хотелось разочаровывать археолога, но и обманывать его дальше сил уже не было. Он повернулся к журналистке.
– Лиля, хватит глупо хихикать. Я понимаю, что тебя прямо-таки распирает от желания поделиться правдой. Признайся во всем.
Журналистка звонко засмеялась. Археологи с удивлением смотрели на нее.
– Ой, не могу, как вспомню их тупые морды и то, как они от камеры шарахались… – Молодая женщина приподняла ладони, как бы уговаривая себя больше не смеяться. – Никакие мы не журналисты. Это все он придумал, – показала она на Андрея. – Киношники мы, а он у нас линейный продюсер. Приехал и говорит: Лиля, хочешь сыграть журналистку из «Вестей»? А мне что? Я розыгрыши люблю.
– И я никакой не оператор, я даже камеру не включал, – признался бородатый осветитель.
– Не может быть, – округлил глаза доцент.
– Еще как может. – И артистка областного театра, не удержавшись, чмокнула Ларина в щеку, оставив на ней яркий след от помады. – Я так тебе благодарна! Ведь эта роль была и, наверное, будет лучшей в моей жизни.
– Во всяком случае, самой убедительной.
– Однако, – вздохнул археолог. – Выходит, ничего еще не решено и строители могут вернуться?
– Работайте себе спокойно и никого не бойтесь. Больше они сюда не сунутся, – почему-то очень уверенно пообещал Андрей.
– Надо бы ветерана, Новицкого, просветить, а то он так старался, рассказывая про войну, неудобно как-то старого человека обманывать… Он же будет надеяться, ждать, друзьям хвастаться, чтобы его в телевизоре посмотрели.
– Тоже верно, – вздохнул Ларин. – Я его обязательно предупрежу в ближайшее время. А то в самом деле, с одной стороны, помогли человеку, а с другой – вроде как и обманули.
* * *К удивлению всей съемочной группы, Владимир Рудольфович Карпов все же не сорвался в запой, хотя с ним это частенько случалось. Пророчество оператора так и не сбылось. Возможно, режиссеру помогло то, что луна была молодой, а продолжительная депрессия наваливалась на него лишь при полной. Ограничился двумя днями пьянки, после чего крепко взял себя в руки. В целях профилактики распорядился даже изъять все запасы спиртного, объявив сухой закон.
Собрав съемочную группу, он твердо всех предупредил:
– Дамы и мужики, друзья! Я все понимаю, мы все люди со своими проблемами, слабостями и неприятностями. Но пить можете только после работы. Можете пить даже во время работы – так, чтобы я и никто другой этого не видел. Но никогда не пейте вместо работы. Этого кинематограф не прощает, не прощу и я.
Два дня простоя съемочной группы, конечно же, стоили денег, и немалых. Но перед инвесторами Владимир Рудольфович был чист, как новорожденный перед богом. Налицо имелся форс-мажор – непредвиденные обстоятельства. Вследствие обстрела был окончательно выведен из строя лихтваген. А какое же кино без искусственного освещения? Поэтому по бумагам все было оформлено безукоризненно – разгульная пьянка предстала как ожидание прибытия новой техники. Полевых съемок для этой экспедиции оставалось совсем ничего, предстояло лишь снять так называемый «режим»: несколько ночных сцен боя партизан с немцами.
Ларин свою часть работы выполнил безукоризненно: подыскал объект – железнодорожное полотно узкоколейки местного торфобрикетного предприятия, договорился об аренде старого паровозика с вагонами для перевозки рабочих, которые уже с десяток лет томились на подъездных путях, и ручной дрезины. Ясное дело, что паровоз своим ходом передвигаться не мог, поэтому пришлось постараться и пиротехнику – заложить в его топку запас дымовых шашек. Передвигать доисторическое транспортное средство по ржавым рельсам предстояло при помощи более-менее современного тепловоза, толкавшего состав сзади, а потому и не попадавшего в кадр.
Сюжет сцены ночных натурных съемок был прост. Немцы, расположившись в вагонах и на грузовых платформах, медленно движутся по железной дороге. Стволы пулеметов и «шмайсеров» смотрят во все стороны, оккупанты страшно боятся появления мстителей. Ну и, конечно же, по закону киносюжетных спекуляций эти самые партизаны и появляются. Движутся они навстречу паровозу, дружно качая рычаг дрезины, груженной динамитом. Паровоз и дрезина мчатся навстречу друг другу. В последний момент партизаны спрыгивают, дрезина сталкивается с паровозом, и динамит красочно взрывается. После чего следует ожесточенная перестрелка между уцелевшими карателями и бесстрашными партизанами.
Особых сложностей не предвиделось – обычная массовая сцена со стрельбой и взрывами. Подготовку к съемкам начали после обеда. В график укладывались. К вечеру тепловоз все еще таскал по ржавым рельсам паровоз с вагонами, ассистенты режиссера с секундомерами в руках замеряли время, необходимое для прохождения участка съемок. Машинист при этом безбожно матерился, потому как не привык работать в таких условиях. Скрипела груженая дрезина, оператор отрабатывал точки съемки. Пиротехник тем временем делал контрольные взрывы. Вдоль путей, мирно общаясь, прохаживались статисты, переодетые карателями и партизанами. Новенький лихтваген урчал дизелем, осветители расставляли софиты и юпитеры.
Карпов важно восседал на сколоченном из досок помосте в своем раскладном походном кресле и шелестел страницами режиссерского сценария. Ларин выждал момент, когда Владимир Рудольфович с задумчивым видом поднимет голову от бумаг, и поинтересовался:
– Все в порядке?
– Да-да, – рассеянно пробормотал Карпов. – Ты ничего не забыл. Самое главное в нашей профессии – собрать стоящий коллектив, в котором можно положиться на людей. Тогда не приходится всех и вся контролировать, и люди сами делают свое дело. Когда мне тебя порекомендовали, – Карпов сделал театральную паузу, явно намекая на то, что Андрей был навязан ему людьми Дугина, – я уж грешным делом подумал, что ты будешь обузой. Но теперь честно могу признаться, что более профессионального линейного продюсера в жизни у меня не было.
– Я всегда привык делать порученную мне работу оперативно и без проблем, – скромно проговорил Ларин.
– Ты Пефтиева видел?
– Встречался, – уклончиво ответил Андрей, не вдаваясь в подробности.
– Как, по-твоему, будет из него толк для отечественного кинематографа? Вложится ли он в новый фильм?
– По-моему, клиент созрел.
– А чего ж тогда сам не приехал? – поморщился Карпов, поглядывая на одиноко стоявшую у машины Асю Мокрицкую.
В автомобиле откровенно скучал личный водитель Пефтиева.
– Проблемы у него какие-то возникли. Бизнес-то серьезный.
– Хорошо, Андрей. Все ты сделал как надо. Можешь теперь и побездельничать. Механизм ты отладил, шестеренки работают. Иди, развлекай даму, если есть настроение. А если нет, езжай отдыхать.
– Видно будет. Удачных съемок, – пожелал Андрей, покидая режиссера.
Тот вздохнул, поднес ко рту мегафон и призвал группу:
– Внимание! Через десять минут начинаем прогон сорок восьмого эпизода…
Ася Мокрицкая выглядела сегодня поскромнее, чем обычно. Вместо короткой юбки надела джинсы, рыжие волосы стянула на затылке в пучок. Ее даже сразу было и не узнать.
– Привет, – фамильярно поздоровался с ней Андрей.
– Привет, – так же фамильярно ответила Ася; правда, это прозвучало скорее мило, чем нагло.
– Сегодня вы одна? Без друзей?
Мокрицкая тряхнула головой. Жест был явно рассчитан на то, чтобы эффектно разлетелись-вспорхнули ее рыжие волосы. Молодая особа определенно не привыкла носить сегодняшнюю прическу.
