Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Фартовая любовь
Пока был нужен кому-то, держался, когда забыли, одряхлел вконец.
— Ешь! — дает Капка бутерброд с икрой. Сивуч ест блаженствуя.
— Ишь ты! Настоящая, осетровая! Не перевелась, выходит!
— Давай — давай! — насильно впихивает Задрыга бутерброды, горячий чай. Вытирает лицо и руки старика, заставляя есть еще и еще.
— Задрыжка! Мне нельзя больше! Помру. Я давно не хавал, файней меньше, но чаще.
— Заметано! — согласилась Задрыга и принялась наводить порядок в комнатах. Король дивился ее умению, расторопности, помогал Задрыге во всем. Та, убрав, взялась истопить баню Сивучу, заранее упросив Короля вымыть старика. Тот согласился.
Задрыга наскоро приготовила ужин. Нашла чистое постельное белье. Привела и себя в порядок. Протопила комнаты наверху. И ждала, когда вернутся из бани Сивуч и Король.
Задрыга натопила в гостиной так, что даже в легком халате было жарко. Она знала, что старик любил после бани посумерничать у камина за чашкой чая. Любила с детства эти часы и тщательно все подготовила.
Она ждала. И вдруг увидела, как Король несет из бани Сивуча, ноги и руки того — висели, как у покойника.
— Капля! Что с ним? Я напарил его! Помыл. Даже побрил! Смотри! А он — хлобысь с лавки на пол и глаза закатил! — растерялся Король.
Капка кинулась к столу Сивуча, где тот всегда держал на экстренный случай бальзам, сделанный своими руками. Он способен был поднять мертвого из могилы. Задрыга нашла его. Вниз пулей скатилась. Влила бальзам. Но Сивуч не глотал. С трудом протолкнула внутрь. Приложила к сердцу теплую грелку. Лишь через час старик задышал.
Капка, испугавшись приступа, плакала в три ручья, корила себя за все, что увидела у Сивуча, Боялась, что перекормила его и ускорила смерть.
— Сивуч, не сваливай на погост, зараза! Я ж к тебе теперь я
часто возникать буду! Ну, плюнь в шары, если стемню! Без будды, всякий месяц! Клянусь волей! Только пропердись! — просила Задрыга, стоя перед постелью старика на коленях.
Тот не открывал глаза.
— Ну, вломи мне по мурлу, как раньше! Я не загоношусь и не слиняю. Только ты от нас не сматывайся, старый козел! Неужель ты не отматеришь меня, не просифонишь мозги до самой жопы? Ну, одыбайся, гнида моя сушеная! — выла Задрыга от жалости к старику и от стыда за себя.
— Ну, падла я недорезанная, виновата по горлянку! Прости меня! Открой шары! Покажи, что дышишь й не откинулся! — размазывала Капка слезы по щекам, делала массаж сердца Сивучу. И звала, звала…
Задрыга уже начала терять надежду на то, что Сивуч жив. Но тут Король спохватился. Поднял легкое перо — возле подушки лежало, поднес к носу старика. Перо шевелилось от дыхания. Оно было слабым, но уже появилось. И Капка усердно взялась растирать грудь старика.
Когда Сивуч пришел в себя, признался, что такой приступ уже не первый. Только тогда ему никто не помогал выкарабкаться из беды.
Капка, дрожа от страха, села поближе к камину, не спуская глаз со старика. Король расположился у ног Задрыги на медвежьей шкуре.
Капка перебирала его кудри, медвежатник замирал от счастья.
— Вишь, Задрыжка, как оно сложилось? Вышло, будто я учил тебя для этой своей лихой минуты. А ведь все могло быть иначе в моей судьбе! — закашлялся Сивуч.
— А что могло быть иначе?
— Все! Совсем другим! Но судьба сыграла по-своему! И втоптала в грязь, сняв, как птицу за крыло. С неба — в пропасть. Сколько хотел из нее вырваться, уйти, улететь. Но не довелось, не повезло! — сетовал Сивуч.
— А что помешало? — любопытствовала Задрыга.
— Моя глупая гордость! Она все разбила! И я был наказан за все с лихвой! Так-то вот, Капля! Не все можно исправить и вернуть. Но слишком поздно мы это познаем. Обычно под занавес. Когда жизнь уже кончена и изгажена вконец. А в судьбе не то тепла, пепла не осталось. Память ворошить о прожитом, и то страшно. Жизнь была или ее придумали с похмелья? Знай я о таком заранее, лучше бы удавился, пока были силы.
Задрыга опустила голову, думая, что Сивуч говорит о недавнем, заодно упрекая ее забывчивость. -
— Я ни на кого не сетую, Капушка! Никого не виню! Я совсем о Другом. Я сам во всем виноват!
— О чем ты? Сивуч? Чего так жаль нынче? — посочувствовав, спросила Задрыга.
— Любви своей жаль! Единственной! Больше ничего не жаль оставить на земле. А ее потерял!
— У тебя была любовь?! — рассмеялась Задрыга.
— Была ли? Она и теперь со мной! В сердце песней жила. Звенела, звонче любых монет. Светила ярче всяких огней! Она заставила научиться многому! С нею я был счастлив! Целиком! А вот теперь… Моя любовь стоит надо мной в саване. То ли смеется, то ли плачет? Седая и старая, так похожая на смерть, — вздохнул Сивуч. Умолк. И вдруг спросил:
— Кто этот человек, какого ты привела?
— Король! Кент из нашей малины!
— Вы давно фартуете вместе?
— Недавно.
— Ты кто есть — Король? — спросил Сивуч.
— Медвежатник.
— Кто тебе — Задрыга?
Король стушевался, покраснел. Не знал, что ответить.
— Только не темни! Без булды трехни! Не как фартовый! Как мужик! — настаивал Сивуч.
— Я люблю ее, — сказал негромко Король.
— Я это понял еще когда вы вошли. По голосу твоему, — хохотнул старик и продолжил тут же.
— Не удивляйтесь. У влюбленных голоса особые. Их враз, издалека слышна. А стариков — видавших все — не нашлешь на махорке. Я — враз допер. У всех в судьбе — своя любовь. Одинаковой — не случается. Чужую, как рубаху, никто не прикинет на свои плечи. Любовь — смолоду до стари — крыльями за спиной дышит. Пусть они у вас будут сильными! — удивил Задрыгу Сивуч, учивший ее все годы остерегаться любви.
— Никого она не минет! Это верняк! Я-то думал, с Гильзой у тебя флирт завяжется!
— Нету Мишки, Сивуч! Ожмурила я его! Западло он стал! — рассказала Капка о Паленом.
Сивуч слушал, широко открыв слепые глаза. Из них горохом катались слезы.
— Эх, Задрыга! Всякий кентеныш для меня, ровно, моим кровным тут дышал. В каждого — себя вложил по капле. И душу, и сердце. Будто самою себя заново та свет пускал. Готовил в» всему. И помнил… А ты… Эх, стерва! Что отмочила! Зараза. Оттыздить бы тебя, да сил нет. Как же клешня поганая твоя на Мишку легла?!
— Ссучился! Предал! На разборке ему еще хреновей бы досталось!
— Тут не он, Лангуст — паскуда! Пидер — не пахан! — возмутился Сивуч. И внезапно все трое услышали стук в окно.
— Кого это принесло на ночь глядя? — удивился хозяин. И велев Капке с Королем смыться наверх, сам пошел к двери, разузнать, кто заявился?
— Лангуст? А что тебе из-под меня надо? — услышали Задрыга и Король удивленный вопрос Сивуча.
— По слову маэстро возник! Пусти! — донеслось снаружи. Старик открыл.
Король и Капка переглянулись.
Старик впустил Лангуста. В гостиную не приглашал. Загородил собою вход в комнаты. Ждал слова маэстро.
— Не мори на пороге. Я к тебе до самого погоста своего прихилял. «Зелень» велено готовить. И тебя держать кайфово! Допер, плесень?
— Не сдышимся с тобой! — не согласился Сивуч.
— С хрена ли эдак?
— За Гильзу! Падла ты — не законник!
— Вывели меня из закона! Из паханов — тоже! Дважды за одно — не трамбуют, Сивуч! Накладно мне еще и от тебя слышать звон! Не сам возник. Велели!
Сивуч молча отошел от двери, давая возможность Лангусту войти. Тот не спешил:
— Я свои майданы приволоку со двора! — вышел за дверь. И притащив кучу чемоданов, разделся, прошел в гостиную. Увидел накрытый стол:
— Кучеряво дышишь! А мне вякали, что вовсе схирел, без грева канаешь! А тут, гляжу, фартовые не бортанули. Дают кислород! Где ж твои гости? — спросил Сивуча.
— Здесь! — успели спуститься вниз Задрыга и Король.
— Я слышал ваше бренчанье со двора. Видел вас обоих! Ну, что ж! Фортуне было угодно свести нас здесь! — встал Лангуст. И добавил:
— Разрешат ли мне фартовые трехнуть?
— Ботай! — опередил Капку медвежатник.
— Не пахан я нынче! Выбили меня из пределов на разборке у Медведя. Сюда — до гроба! А предел — Шакалу отдали под условие. Чтоб ни один из фартовых не загнулся. Если хоть кто-нибудь ожмурится, маэстро вякал, Шакалу сам открутит кентель! Так-то.
Задрыга стояла закусив губы. Едва сдерживалась.
— Тебе, кентуха, маэстро малину даст через год. Свою, чтоб паханила и фартовала «на большой». Сама! Чтоб кучерявые навары давала маэстро. А кентов — я тебе лепить буду. Из тех — что нынче канают в штольнях в моем бывшем пределе. Так давай занычь «перо», какое в руке тыришь и на меня дрочишь. Я покуда нужен. Секи!
Капка сунула нож за пояс. Вздохнула тихо. Села к столу.
Король, подвинув ногой стул, предложил Лангусту коротко:
— Хавай!
Тот не заставил себя уговаривать. И тут же принялся есть, заодно рассказывая, как прошла разборка, во всех подробностях.
— Выходит, «зелень» мы сами отбирать будем. Каждый для себя? — обрадовалась Капка, оценившая способности многих из подземки. Ей за время пребывания в штольнях приглянулись несколько особо дерзких мальчишек и девчонок. Но говорить о них с Шакалом не решилась. Нужна была подготовка, кропотливая и тщательная. Пахан на нее вряд ли согласился бы. Теперь разборка развязывала руки. И Задрыга радовалась, что в свою малину она отберет лишь тех, какие ей придутся по кайфу. А не таких, кого возьмет пахан. Капка давно мечтала о своей малине. Медведь угадал ее затаенное желание и потрафил словом Маэстро. Теперь нужно лишь подобрать кентов.
