Сергей Зверев - Свинцовый шторм
– Я всегда говорил, что ты редкостного ума и образования человек, уважаемый Мохаммад! Вон, ты всех этих нечестивцев по именам знаешь, – угодливо склонил голову толстяк, пряча мелькнувший в темных навыкате глазах страх. – Конечно, ты прав, это хорошие деньги! Но, согласись, все же недостаточные для оплаты такого солидного заказа. Быстроходный катер двенадцати метров длиной, два с лишним шириной, с двумя могучими моторами! Да плюс отделка, оборудование, то-се… Такой катер стоит больших денег! Только себестоимость его будет не меньше пятнадцати тысяч долларов. Но ты бы первый перестал меня уважать, если бы я начал работать себе в убыток. А у меня, ты знаешь, большая семья. Так что…
– Так что ты построишь для меня этот катер за десять тысяч долларов, – перебил хозяина мастерской бандит, довольно бесцеремонно и жестко прерывая разглагольствования толстяка о сложностях и трудностях жизни больших семей. – И ни единого цента больше я тебе не дам. И самое главное: сроку тебе – три недели.
– Дорогой Мохаммад, при всем уважении к такому большому человеку должен сказать тебе, что это абсолютно нереально, – на Юсуфа было жалко смотреть – толстяк уже в десятый, наверное, раз вытирал лицо, шею и грудь какой-то сомнительной чистоты тряпкой, буквально на глазах теряя всю свою солидность и важность. – Только несущий каркас из труб и уголков мои ребята смогут сварить никак не меньше, чем за неделю! А еще обшивка, монтаж двигателей… Нет, дорогой, это невозможно!
– У тебя на стапеле я полчаса назад видел почти готовый корпус как раз такого размера, какой необходим мне, – вкрадчиво сообщил бандит, словно ненароком трогая кобуру с торчащей из нее рукояткой пистолета. – Так что ты можешь здорово сэкономить время. А за оставшиеся три недели доделать все остальное. И не надо рассказывать мне, что это чужой заказ, а ты связан словом и обязательствами перед уважаемыми людьми. Ладно, считай, что ты уговорил меня – я заплачу тебе, дорогой мой друг Юсуф, пятнадцать тысяч. Я даже добавлю к авансу еще триста долларов для круглого счета. Но и ты должен пообещать мне, что ровно через двадцать дней мой катер будет покачиваться у причала, полностью готовый к выходу в море. По рукам?
Юсуф вновь пробежался своей тряпицей по лицу, бросил жадноватый взгляд на стопку денег и немного затравленный – на двоих молчаливых телохранителей Мохаммада, все время переговоров простоявших по обеим сторонам входной двери с недобрым выражением темных лиц и с автоматами в руках, и покорно кивнул.
– Вот и замечательно, дорогой Юсуф, – Мохаммад легко поднялся из-за стола, достал из кармана пухлый бумажник и, выудив из него еще несколько бумажек, небрежно швырнул деньги чуть ли не в лицо толстяку. – И не забудь – двадцать дней! Я пришлю в твою мастерскую своего человечка – он поможет тебе… добрым советом. Все, Юсуф, работай.
– Да сохранит тебя Аллах, уважаемый…
Юсуф еще не успел договорить прощальной фразы, а бандит вместе с сопровождающими его головорезами уже исчез, так что последнее слово пришлось выслушать двери, закрывшейся с противным скрипом… Во дворе мягко хлопнули автомобильные дверцы, затем утробно заворчал многосильный двигатель. Когда звуки отъехавшего джипа затихли, толстяк быстро сгреб со стола деньги и с ненавистью плюнул в сторону двери.
– Да покарает тебя Всевышний! Чтоб ты сегодня же ночью издох, грязная собака…
В ту самую минуту, когда Юсуф просил у Всевышнего для Мохаммада «особой милости», бандит разговаривал по мобильному телефону – несмотря на анархический разброд и откровенный бардак в стране, сотовая связь в Сомали работала вполне исправно.
– Ну, что, нашел? Молодец, премию получишь. Нет, никуда его не выпускай – ни в коем случае! Я скоро приеду и сам с ним поговорю…
Гость, заметно нервничавший и, судя по всему, не первый час томившийся в глинобитном домике, прятавшемся в конце оживленной улицы за таким же глиняным забором, особого впечатления на Мохаммада не произвел. Если быть точным, то вообще никакого: высокий, тощий старик с седой щетиной на морщинистом лице и с затравленным выражением в темных слезящихся глазах. Перед стариком, примостившимся сбоку дощатого стола, стояла пиала с, видимо, давно остывшим чаем и тарелочка с какими-то сластями, к которым гость так и не притронулся – не то был сыт и не испытывал ни малейшей жажды, не то от простого испуга. Мохаммад мысленно презрительно улыбнулся – он-то был уверен, что старик просто до смерти испугался и именно по этой причине не в силах сделать даже глотка.
– Ассалам алейкум, почтенный! – Мохаммад приложил ладонь к груди и уважительно склонил голову, после чего прошел в комнату и по-хозяйски уселся за стол. – Простите, что заставил вас так долго ждать – дела, знаете ли… Что же вы к угощению, смотрю, так и не притронулись? Не любите чай? Так, может быть, кофе?
Старик, видимо, совсем растерявшийся, не то пожал плечами, не то просто испуганно дернулся, но, кроме робкого «ваалейкум ассалам», так ничего и не сказал.
– А может быть, вы, как это принято в некоторых странах Востока, решительно отказываетесь вкушать любую пищу или напитки в доме врага? Вроде бы, если ты выпил хотя бы глоток воды из рук врага, то этим самым признаешь в нем друга… Так вам, почтенный, какой вариант больше по сердцу: мы – друзья или все-таки враги?
– Я слишком стар и слаб для того, чтобы быть чьим-то врагом, – сдержанно ответил старик, но в его голосе отчетливо слышалось достоинство, и бандиту это понравилось. – А для того, чтобы быть чьим-то другом, я слишком малозначителен и нищ. Кому может быть интересен бедный больной старик? Сегодня – впрочем, так было, да и будет во все времена – люди предпочитают богатых и могущественных родственников и друзей.
– Мне нравятся твои рассудительность и мудрость, старик, – Мохаммад небрежным движением руки приказал вошедшим вместе с ним охранникам выйти, намереваясь поговорить с гостем с глазу на глаз. – Да, и скажите там, чтобы нам подали чего-нибудь перекусить. И пусть заварят свежего чая!
Минуты три бандит, сосредоточенно посапывая, распаковывал новую пачку сигарет с приметным верблюдом на картинке, потом прикуривал от солидно сверкнувшей золотым бочком зажигалки и, несколько раз пыхнув душистым дымком, неожиданно спросил:
– Ты когда-то учился в русском городе Баку? И было это в начале семидесятых, в те времена, когда еще был жив СССР, верно?
– Д-да, это было, – согласно прикрывая глаза, подтвердил пленник. – Только Баку – это не русский город, а столица провинции Азербайджан. Да, я учился там, но очень давно…
– Но ведь не настолько, чтобы ты забыл, какую специальность получил в Бакинском военно-морском училище? Мастер-техник по обслуживанию, ремонту и эксплуатации торпедных аппаратов, применяемых на подводных лодках, надводных кораблях и на собственно торпедных катерах – я не ошибся, все правильно назвал? – Мохаммада явно позабавила растерянность, отразившаяся на лице собеседника – тот никак не ожидал от бандита такой осведомленности. – Не удивляйся, я и сам немного поучился в той стране – правда, в другом городе… А нужен ты мне вот зачем…
В дверь негромко постучали. Бандит недовольно поморщился и, чуть повернув голову, отрывисто скомандовал войти. Появился один из телохранителей с обширным подносом в руках и, повинуясь нетерпеливому жесту командира, ни слова не говоря, быстро составил на стол тарелки с закусками и сластями к чаю, новенькие чистые пиалы и объемистый чайник, прикрытый салфеткой. Опустошив поднос, бандит так же беззвучно исчез за дверью.
– Угощайся, почтенный! Смелее, у нас впереди долгий разговор… Так, на чем я остановился? Ах, да – зачем ты мне нужен… У меня есть что-то вроде торпедного катера. Вернее, скоро он будет готов. И мне нужны два торпедных аппарата. Ты получишь в свое распоряжение людей, все необходимые материалы и инструменты – всё, что скажешь, всё, что будет нужно. За работу я щедро заплачу тебе. Много денег. Ты сможешь уехать, куда захочешь – в любую страну, подальше от этой грязной помойки. Купишь участок земли, построишь большой дом, в котором твоя семья будет счастлива.
– Ты так уверенно говоришь… – робко произнес старик, осторожно пригубливая горячий чай, и пожал плечами. – А я вот не уверен, что смогу сделать то, что тебе нужно. Ведь все это было так давно, что, боюсь, сегодня я не отличу трубу торпедного аппарата от дымовой трубы сухогруза.
– Не надо так говорить со мной, почтенный. – Мохаммад устало вздохнул и с почти искренней печалью и заботой напомнил пленнику: – Не забывай о своей большой семье. Семеро внуков… Неужели ты хочешь, чтобы с ними случилась какая-нибудь беда? Ты ведь знаешь, как неспокойно сегодня у нас в стране, как злы и по-звериному жестоки люди – да смягчит всемогущий Аллах их сердца и вразумит глупые головы…
