Александр Маркьянов - Ген Человечности - 1
Мексиканец отошел от клерка на несколько шагов, бросил ему одну из палок, которую держал в руках, принял исходное положение, принятое в бо-дзюцу.[47] Клерк никак не реагировал, он просто стоял на коленях, глядя на лежавшую перед ним палку. Мне показалось, что он даже заплакал.
Вдруг я понял, что ненавижу этого клерка, это плачущую размазню одного со мной цвета кожи, боящегося даже взять в руки палку и принять вызов, брошенный ему юным подонком. Принять вызов, чтоб хотя бы умереть, как подобает мужчине. Я ненавидел этого человека так сильно, как еще никого и никогда не ненавидел…
Твою мать, да что же с нами со всеми происходит? С нами, с белыми. Именно мы, белые поселенцы, больше четырехсот лет назад приплыли к этим берегам. Мы делали эту страну от начала и до конца! Мы сделали эту страну такой, какая она есть! Мы воевали в первую мировую войну, мы сражались насмерть во вторую. Наши отцы убивали коммунистов во вьетнамских джунглях — и умирали, но умирали как мужчины, с оружием в руках и в бою! На колени не встал никто! Что же с нами со всеми произошло…
Мексиканец презрительно сплюнул, отошел ближе к краю площадки, протянул палку. Палку приняли и вместо палки ему дали огромное, с лезвием длиной не меньше полутора футов мачете. Сменив оружие, мексиканец под вой соплеменников, и грохот выстрелов пошел к стоящему на коленях белому.
Внезапно я поймал себя на том, что палец мой снова лежит на спусковом крючке, а мозг в автоматическом режиме высчитывает нужную поправку для стрельбы из винтовки.50BMG на милю. Тряхнув головой чтобы немного прийти в себя, я опасливо убрал палец со спуска, опасаясь, что не сдержусь.
Мексиканец что-то сказал, и клерк покорно и неуклюже встал на четвереньки, склонив голову. Сука, да дерись же ты! Он как раз отвлекся…
Мексиканец, потрясая мачете и явно красуясь перед дружками, оборачивался, смотря на все стороны. Получив свою порцию славы, резко взмахнул мачете — и с силой опустил его вниз. Голова клерка покатилась по земле, пятная ее бурыми пятнами крови, а грохот адской пальбы перекрыл истошные крики. Шабаш…
— Что там за …
— Идите по машинам — резко сказал я — быстро! Я подежурю!
Тем временем, на арене разворачивалось второе действие кровавого спектакля. На арену, одну за другой вывели шесть женщин. Белых, молодых. Из одежды на них было только нижнее белье — да и то изорванное и испачканное. Когда-то в другой жизни они были привлекательными, ходили на фитнесс и шопинг, занимались беспроблемным и ни к чему не обязывающим сексом — но сейчас ужас искажал их лица.
Равенство… Все декларации о равенстве мужчин и женщин исчезли в одночасье, сметенные волной бессмысленного и жестокого насилия. Сейчас на территории Соединенных штатов Америки — да что там США — на территории всего мира, действовал простой, веками выверенный закон. Если ты женщина и у тебя нет сильного, вооруженного мужчины, способного силой оружия отбить посягательства других мужчин — значит, другие мужчины вправе считать тебя своей законной добычей и сделать с тобой все, что сочтут нужным сделать.
Одна, увидев обезглавленное тело, бросилась назад — но ее пинками и ударами прикладов вернули обратно. Действие номер два…
Главным героем в этом действе был снова тот же самый накачанный с обритым наголо черепом мексиканец. С хозяйским видом, помахивая окровавленным мачете, он несколько раз прошелся рядом с выстроенными в ряд женщинами, внушая им настоящий ужас. Сначала я подумал, что он хочет отрубить головы и им — но потом понял, что дело совсем в другом.
Под дикие крики толпы, тот начал что-то говорить, указывая мачете то на одну то на другую женщину. Одной, упорно смотревшей на землю, он приподнял голову окровавленной сталью — та чуть не упала в обморок, толпа приветствовала все это новыми криками и визгами. Зоопарк…
Из толпы стали выходить мужчины, они выстраивались напротив женщин и каждый доставал из кармана, и отдавал главарю несколько мятых купюр. Мужчин было больше, чем этих женщин. Намного.
Наконец, поток желающих закончился, главарь с довольным видом пересчитал пачку денег, спрятал ее в карман и резко, словно давая отмашку взмахнул окровавленным мачете. Мужчины бросились вперед словно спринтеры с низкого старта.
Уже через минуту от нижнего белья ничего не осталось, а пленниц трахали по двое — трое мексиканцев одновременно в разных, самых причудливых позах. Остальные, те кто не захотел, дикими криками и выстрелами в воздух подбадривали насильников…
Ну, что, господа законодатели из Вашингтона?! Все еще будете говорить мне про права латиноамериканцев, про запреты расовой и национальной дискриминации? Нужна амнистия для нелегальных мигрантов? Надо открыть границы? А? Не слышу!?
За шесть месяцев до катастрофы Детройт, Рождество
25 декабря 2009 года
Jingle bells jingle bells…
В Детройте, бывшей автомобильной, а ныне криминальной столице США бушевало рождество. По случаю рождества никто не работал (надо сказать, что многие здесь не работали и по всем другим случаям), в громадных моллах[48] смели со скидками весь рождественский ассортимент. На каждом углу улиц гордо стояли Санта-Клаусы с магнитофонами, вплетавшими в привычный для Детройта фон негритянского разнузданного рэпа знакомые с детства праздничные ритмы рождественских мелодий — типа все той же Jingle bells — символа Рождества.
На углу одной из улиц, чуть в стороне от назойливо брякающего кружкой для пожертвований Санты[49] стоял лакированный, словно облитый черной слюдой Кадиллак-Эскелейд. Двигатель едва слышно работал на холостых оборотах, редкие снежинки падали на крышу и на капот машины и почти сразу таяли.
В салоне Кадиллака сидели двое мужчин. И разговор их был очень и очень нелегким…
— Ты уверен в том, что говоришь?
— Абсолютно — уверенно сказал сидящий за рулем хозяин роскошной машины — вчера я предпринял контрольный эксперимент. Оставил в памяти компьютера приманку — на самом деле этот файл был чушью собачьей, но неспециалист это не увидит. И кто-то на приманку клюнул. Мы под колпаком, Питер я в этом уверен. И наш «левый» журнал с записями экспериментов тоже тайной не является…
— Кто, как ты думаешь?
— В моем понимании — Денмонт.
— Вот сука… Недаром он крутится у нашей лаборатории, хотя у него своя есть. Своих мозгов не хватает — так решил на чужих исследованиях в рай въехать. Сволочь. Пусть только попробует еще к лаборатории подойти — я ему всю морду наглую разобью!
— А ты думаешь, зачем он это делает?
— Известно, зачем! Потому что у него своих идей вовек не было, привык соавторством и плагиатом перебиваться. Вся его репутация — это мыльный пузырь! Помнишь, что он с Ченом сделал? А с Касакисом? Он же просто и нагло присвоил себе их работы, пользуясь тем, что они были его аспирантами! Сука, я тогда ему еще хотел на ученом совете все в лицо сказать — да решил не трогать это дерьмо, не связываться. А вот теперь — все скажу, что думаю.
— Если бы все было так просто… Ты как думаешь, зачем Денмонту армейские погоны?
— Известно зачем. На фоне остальных армейских его тупость и интеллектуальная никчемность незаметна, а вот на фоне профессорского состава она выпирает и очень сильно.
— Да нет… У меня такое понимание, что он не столько ученый, сколько приставлен смотреть за всеми нами от кого-то кто находится на самом верху.
— Ни хрена себе… — выругался Питер Маршал — там наверху, значит, совсем охренели в атаке. Его же поставили руководителем научной группы Альфа. Они что, хотят завалить исследования по теме?
— Так они и заваливаются! Ты не замечаешь, что как раз тема Альфа разрабатывается хуже всех, это отмечается на каждом втором совещании? Научный состав пашет как проклятый, а руководитель темы, который и должен обобщать работу подчиненных, определять перспективные направления исследований — ни в зуб ногой, только по чужим лабораториям шарит. И не забывай — сейчас мы как раз вместо того, чтобы искать новое по своей теме фактически делаем работу за Альфу, причем подпольно. Вот он и сует свой нос.
— Как же он просек про наши работы?
— Да просто. Хоть мы и шифруемся, все равно что-то остается. Все реактивы, анализы, биологические среды, подопытные животные заказываются централизованно. Если наша группа — Гамма — заказывает все то же самое, что и Альфа — выводы может сделать даже такой тупица как Виктор Денмонт, согласись.
— И что нам теперь делать со всем этим дерьмом?
— Аккуратно продолжать исследования — спокойно сказал Каплан — если мы добьемся успеха и по своей теме и по теме группы «Альфа» — то вполне можем поставить на ученом совете вопрос о том, чтобы Денмонта вышвырнули отсюда за бесполезностью, а руководителем научной группы Альфа сделали либо тебя, либо меня. Согласись, так будет намного лучше…
