Сергей Зверев - След на афганской пыли
Талибы выгоняли из домов жителей поселка, били прикладами в двери, кричали, что все должны собраться на площади. Никто не смел их ослушаться, и лишь в одном доме случилось не совсем так, как планировали талибы. На первый же удар приклада ворота открыл древний старик. Стучавший неплохо его знал, не раз видел в лагере, когда тот приходил со свежей информацией к Ахмуду.
– Мне тоже идти? – тихо спросил старик, явно имея в виду свои заслуги перед бандитами.
После секундного раздумья моджахед решил, что не стоит брать на себя ответственность и решать за полевого командира. Раз тот сказал «собрать всех», значит, всех.
– Иди, и поторапливайся, – прозвучало, когда старик стал собираться, и через несколько секунд приклад уже бил в другие ворота.
Из темноты дома к старику подошел заспанный мальчишка, тот самый, которому майор Лавров спас жизнь.
– Я только уснул, дедушка, а что случилось? Я боюсь… Кто стрелял?
Старик присел на корточки, заглянул внуку в глаза.
– Ты же мужчина, хоть и маленький.
– Я уже большой, – уверенно заявил внук.
– Значит, ничего не должен бояться…
Мальчишка почувствовал, как седая борода щекочет ему ухо, ощутил горячее взволнованное дыхание деда. Он слушал внимательно. Весь был в напряжении.
– Я правильно тебя понял? – Он изумленно смотрел на старика.
– И поспеши. Только будь осторожным.
Старик погладил внука по голове. В его глазах блеснули слезы. Еще несколько минут назад он и сам бы не мог поверить, что способен на подобное. Боясь, что внук увидит набежавшие слезы, он нагнул голову и почти выбежал на улицу. Мальчишка, притаившись за приоткрытой створкой ворот, затаив дыхание, смотрел на то, как вооруженные люди сгоняют его односельчан на площадь. Вскоре улица опустела.
В ярко освещенном прожектором провале стены дувала показался Абу Джи Зарак. Он выглядел совсем не грозно: благообразная седина, длинные темные одежды, в левой руке библейский посох, а вот в правой – сжимал пистолет. Его сопровождали четверо рослых моджахедов. Спокойным взглядом главарь талибов обвел русских пленников и жителей поселка и вроде бы сочувственно покачал головой. Не проронив ни слова, он медленно шествовал между обрушившихся палаток. Остановился у походного столика, на котором сипел кипящий чайник. Выдвинул из-под проволочной подставки спиртовку, аккуратно загасил пламя стеклянным колпачком. Налил кипятка в граненый стакан с пакетиком. Золотистые струйки заварки спиралями растекались в горячей воде. Это было сделано очень натурально и почти по-домашнему. Прихлебывая чаек, Абу Джи Зарак вышел на площадь.
Идейный вдохновитель талибов умел обставлять свои выходы в народ. Каждый его жест, каждый шаг, взгляд были отдельным театральным представлением. Он строго глянул на жителей поселка. Тихие разговоры, «охи и ахи» тут же смолкли. Библейский посох звонко ударил в камень.
– Слушайте все! – Над притихшей площадью разнесся зычный голос Абу Джи Зарака.
Он умудрялся говорить так, что его слышали все, но при этом голос звучал, словно он вещал вкрадчивым шепотом, проникающим в самые глубины души.
– Что? Что он сказал? – истерично выкрикнула Бортохова.
Абу Джи Зарак, хоть и сам умел говорить порусски, резко повернул голову и ласково улыбнулся:
– Да, они не понимают. Переводчика! – Он, не оборачиваясь, вскинул руку, как человек, привыкший, что его просьбы никогда не останутся без внимания.
Пожилой моджахед, еще помнивший советско-афганскую войну, о чем свидетельствовали глубокие шрамы на лице, приблизился к предводителю и с готовностью склонил голову. Теперь он стал вторым голосом полевого командира талибов. Интонации, эмоции, чувства и надрыв обеспечивал Абу Джи Зарак. Переводчик же произносил слова сухо, будто не решался вмешиваться в то, что происходило.
– Вот они, – рука седобородого старика указала на сотрудников миссии, – мы воевали с ними, жизни миллиона афганцев унесла прошлая война, но мы победили, потому что Аллах был на нашей стороне. Они ушли…
Чагин, стоявший рядом с Бортоховой, уже понимал, куда клонит Абу Джи Зарак. Он, как «работник идеологического фронта», сам владел подобными технологиями, которым его обучали в высшей школе КГБ. Главное – расчеловечить противника, представить его кровожадным зверем, и тогда народ готов поверить в любую нелепость. Как говаривал министр идеологии и пропаганды Третьего рейха: «Чем чудовищнее ложь, тем охотнее в нее верят».
– …а потом появились американцы и англичане, – взгляд идейного вдохновителя талибов стал жестким, словно вместо зрачков в глазах у него появились два острых гвоздика, – и русские вернулись. Они хотели отомстить за свое поражение в прошлой войне. Шурави знали, что мы воюем только с солдатами, но не с врачами, женщинами, и хотели обмануть нас. Гуманитарная миссия!.. Это теперь у них так называется. Мы встретили их с распростертыми объятиями. Думали, бывшие враги в самом деле раскаялись и решили помочь пострадавшим от землетрясения. Это не я хочу войны. Это не я забрал ваших мужей, сыновей и увел их в горы. Это наши враги виноваты, что ваши семьи разделены.
– Что за чушь он несет? – шептала Бортохова, особо ни к кому не обращаясь, но следующая фраза заставила ее вздрогнуть.
Абу Джи Зарак картинно вознес руки к небу, потряс посохом и пистолетом:
– Вот они, стоят перед вами, врачи-вредители. Они приехали, чтобы под видом вакцин, прививок, лечения отравить вас всех. – Из рукава он вытащил лист бумаги и развернул его.
В его руках была принтерная распечатка передовицы британской газеты со статьей той самой журналистки, которая соблазнила биохимика Королевского военного госпиталя в Кабуле. С фотографии весело улыбался британский сержант. В заголовке чернели огромными буквами слова: «Смерть от российских лекарств. Правда или провокация?»
– …Аллах наказал их, направив иглу шприца в британца. А они хотели погубить вас, ваших жен, дочерей, детей, внуков. Они не люди, а потому не имеют права на жизнь. Они все умрут у вас на глазах.
Абу Джи Зарак пристально посмотрел на сотрудников миссии, выцелил взглядом белый халат Бортоховой.
– Я ничего не знала!.. Я никогда бы не сделала этот укол!.. – завизжала женщина и бросилась вперед.
Двое талибов тут же преградили ей дорогу скрещенными автоматами. Абу Джи Зарак неторопливо свернул распечатку, спрятал в просторный рукав темного халата. Талибы расступились, Бортохова упала на колени, опустила голову.
– Я не знала, пощадите… Мы не знали, что вместо лекарств – отрава. Если бы…
Седобородый старик недобро усмехнулся.
– Может, ты и не знала. Может, не знали и они, – и тут же возвысил голос, – но кто-то же из вас знал?! И вы назовете его мне. Иначе умрут все.
Над площадью повисла зловещая тишина. Стало слышно, как ветер треплет, хлопает материей палаток.
– У вас, у русских, всегда есть эти… как их?
– Особисты, – с отвращением подсказал пожилой переводчик, и щека с глубоким шрамом нервно дернулась.
– Да… КГБ, – тихо вымолвил старик и скрюченным пальцем указал на жавшихся друг к другу сотрудников миссии.
Вновь повисла тишина. Все боялись ее нарушить, боялись пошевелиться, опасаясь, что неосторожный жест или невзначай брошенное слово могут быть истолкованы как предательство. Бортохова машинально оглянулась. Взгляд ее остановился на Чагине. Стоявшие рядом с ним инстинктивно расступились, словно от прокаженного.
– Ты что? Чего ты на меня так смотришь? – не выдержал Чагин.
– Это он? – по-змеиному прошипел Абу Джи Зарак.
У Бортоховой перехватило дыхание, она хотела крикнуть «нет», но слова застряли в горле. Хотела отвести взгляд, но словно окаменела. От волнения и сомнений внезапно закружилась голова. Медик миссии, потеряв сознание, опустилась на камни площади.
– Он! – утвердительно произнес Абу Джи Зарак.
Было достаточно одного этого короткого слова. Моджахеды схватили Чагина за руки и потащили к своему полевому командиру, бросили на землю. Стволы автоматов смотрели на него. Чекист приподнялся на руках, тряхнул головой и попытался подняться на ноги, но его заставили снова лечь. Он смотрел снизу вверх на возвышавшегося над ним Абу Джи Зарака. Понимал, просить о чем-нибудь бессмысленно. Полевой командир трижды нажал на спуск. Чагин ткнулся лицом в пыльные камни. Из ствола пистолета стекала тонкая струйка дыма, которую тут же развеял ветер.
– Правосудие свершилось! – зычно объявил предводитель талибов. – Теперь все сотрудники миссии становятся моими заложниками. Но это еще не все, – многозначительно пообещал он.
* * *Еще несколько раз в гулких переходах пещер прогрохотали очереди, и перестрелка смолкла. Воздух был напоен пороховым дымом и запахом смерти. Оставался единственный очаг сопротивления – бандиты, оказавшиеся в тупике. Как понимал Батяня, их оставалось лишь трое. Они уже не отстреливались, явно экономили патроны.
