Павел Стовбчатый - В бегах. Цена свободы
Рог, кажется, понял, что проиграл вчистую. На что, на что, а на «ствол» с глушителем он явно не рассчитывал. Стоял как овца, переминаясь с ноги на ногу. Ехать с нами ему ох как не хотелось, но и подыхать на какой-то Мосьве — тоже. Кажется, он был родом из Мурманска, я помнил.
— Может, договоримся, Михей? — на сей раз просил он, и голос его дрожал.
— А мы уже договорились, — равнодушно заметил я. — Прыгай в тачку, и все дела.
Он неохотно пошел к машине, все время поглядывая на двери кафе, словно ожидая спасения именно оттуда. Но никто не вышел. Я боялся, как бы он не сиганул в темноту, и шел за ним шаг в шаг.
— Выходите из машины, сядете сзади, — обратился я к подполковнику.
Граф уже вышел и стоял подле распахнутой дверцы.
— Ты хочешь посадить его вперед? — спросил он.
— Да, чтобы его спина была перед нашими глазами.
— Херово. Полковник куда представительнее, чем этот. А девку куда? — спросил Граф.
— На колени. Посадишь ее к себе на колени, Боря. Я сяду на ее место, затем ты, рядом полковник.
Мы начали кое-как размещаться. «Жигули» аж просели — шесть человек! Нина все время прогибалась, но все равно доставала головой до верха. Все, что я велел, она исполняла молча, без лишних слов.
— И без фокусов, Рог, — еще раз внушил я завхозу.
— Да какие фокусы, Михей? Мне что, думаешь, подыхать охота? — заскулил он.
— Неохота. Не будешь дураком — останешься жив.
— Скажи хоть, куда мы едем? Может, я че подскажу, — предложил он свои услуги. — Бля буду, подскажу!
— Трогай, шеф. Куда едем, узнаешь. — Машина грузно тронулась с места, и вскоре мы нагнали приятелей Рога, они шли прямо по дороге. — Где-то здесь должен быть оперпост, Рог. Скажи правду, учтется. Устряпаемся мы, пропадешь и ты, отвечаю.
— Я все просек и понял, Михей. Иначе бы не сел, — буркнул он. — В такое время их нет, пьют или с бабами оттягиваются, — протянул Рог.
— Такая расслабуха, что ли? Что-то не верится.
— Ночью с поселений не бегут, ничего не видно. А на машине вообще никто не рискует валить, оперпостов боятся. Менты это знают, поэтому и гудят себе. Они стоят на выезде из поселка, за мостом, справа.
— Точно? На пулю не нарываешься?
— Все сто! Я в курсе, — заверил он.
— Объездного пути, конечно, нет?
— Нет. Дорога одна аж до самой Ослянки.
— Теперь я вспомнил тебя, — подал свой голос Граф. — Одно время ты числился завхозом в школе. Так? Болтали, что ты трахал директрису, эту, как ее?
— Шанель, — подсказал Рог.
— Вот-вот. Чертово имя. Свету Шанель, точно.
— Болтали и трахал, — подтвердил Рог с гордостью.
— Это она тебя пиханула на поселение? — поинтересовался я.
— В общем, да. Думаешь, она только со мной спала? Начальство схвачено, с Бойко майором еще пялилась, успевала стерва.
— И что? У тебя же сроку вроде десять лет было?
— Скинули двушку, остался здесь. Подженился на радостях, живу.
— Работаешь?
— С ружьишком, в лесу… А вообще бабе помогаю, она у меня экспедитор, ездит в Губин за продуктами, товарами разными.
— Ясно. Поближе к кухне, как всегда.
— Как нас учили, Михей, сам знаешь, — усмехнулся Рог.
— Херово тебя учили, херово. Вреда ты людям принес достаточно… Но уцелел, отдаю тебе должное.
Его слегка повело.
— Да брось ты, Михей! Каким людям? Людей я не щемил, одних змеев. Тебе что, жалко их? Непохоже. Поэтому и уцелел, — заключил он.
— Людей тоже, я знаю. Ну да бог с тобой, спросят, кому насолил. Земля круглая…
— Ох и круглая, Михей! Свободы не иметь, в жизни не думал, что попаду в такую канитель. И как ты свалился на мою голову? — вздохнул он. — Сидел, пил себе. Нет, поперся на улицу, мать ее!
И шофер, и мент слушали его с интересом, точнее, нас. Они не понимали наших с Рогом своеобразных отношений, хотя и догадались, что мы сидели когда-то на одной зоне.
Везти этого типа с собой далеко не имело смысла, да я и не собирался. Оставить в живых — тоже невозможно, это приговор, приговор нам всем.
Когда мы наконец проехали оперпост или то место, где он якобы должен был быть, со слов Рога, он что-то почувствовал, притих. Поселок остался далеко позади, впереди и с боков стоял сплошной лес. «Пора», — подумал я и велел шоферу остановиться. Не предлагать же Графу сделать мою работу. Во-первых, он бы не понял меня, а во-вторых, возня.
— Нина, подполковник, снова выходить придется, — приказал я. — Пойдем со мной, Рог, — сказал я, выйдя, и открыл дверцу. Голос, конечно, выдавал мои намерения, да и куда можно было идти ночью в лесу? Зачем? Очевидно, их поняли все, а не только он один. Но выхода действительно не было, так уж распорядилась судьба.
— Я не пойду, Михей, — заикаясь, прошептал Рог и вцепился руками в спинку сиденья. — Не пойду! Ты хочешь меня убить! Нет, нет, нет!
— Пойдешь. Не скули, как баба. Не пойдешь, тогда пристрелю в натуре.
— Но зачем? Объясни, зачем мы пойдем? Ты же обещал, Михей! Ты же обещал!
— Обещал, помню. Прострелю тебе ногу и оставлю в лесу. Утром тебя подберут, не сдохнешь.
— Оставь так, прошу тебя! А вдруг я истеку кровью? — молил Рог.
— Не морочь мне голову! Перевяжешь рукавом от рубашки, не истечешь. Оставить тебя так я не могу, и ты знаешь почему…
— Тогда отъедь еще дальше!
— Чтобы поближе к другому поселку? Выходи, не заводи меня! Молись, что с тобой поступают так, а не иначе. Идешь?
Повторять второй раз мне не пришлось — Рог открыл дверцу. Мы вошли в лес и прошли в кромешной тьме метров двадцать. Собственно, не совсем в кромешной тьме — я заставил его зажигать спички, заодно заняв его руки.
— Стой здесь. Подойди к дереву и зажги несколько, чтоб я не промахнулся. Ты же не хочешь этого? Вдруг не туда угожу еще.
Я не хотел, чтобы он понял раньше времени, что это конец. В нем еще теплилась надежда, пусть умрет вместе с ней. Прощай, Рог, на твоем месте когда-то окажусь и я. Едва он зажег новые спички, я нажал на курок. Все! Он застонал и рухнул на землю. Один патрон. Даже если не умер, умрет, «скорой» в лесу нет. Прострелить ему ногу я не мог — утром о нас стало бы известно ментам. Я повернулся и пошел к машине.
— Все ровно?
— Да. Прострелил ему ногу, — ответил я Графу, и он меня понял. — Садитесь как сидели.
Подполковник и Нина молчали, их молчание было гнетущим и многозначительным. Наверное, они думали о себе, скорее так. Вряд ли они поверили в то, что я прострелил ему ногу.
— Поторапливайтесь! Вы что, уснули?! — Меня неожиданно взорвало, затрясло от злости.
Граф удивленно посмотрел в мою сторону, но ничего не сказал. Невинные стали виноватыми.
Глава девятнадцатая
Информация, которой одарил нас покойный Рог, внесла некоторую ясность и немного успокоила наши нервы. Появилась приличная надежа на то, что мы благополучно проскочим аж до самой Ослянки.
Мы миновали еще один маленький поселок и никого не встретили. Точнее, никто «не встретил» нас. Самое время пожрать, теперь можно. Чтобы не жевать на ходу, мы загнали машину неглубоко в лес по укатанной тропе и заглушили мотор. Водила устал и нуждался в отдыхе, с этим приходилось считаться. Подполковник отказался от угощения, заявив, что он не голоден, держал «стояк», не хотел принимать еду из рук бандитов. Мы не возражали, его амбициозное заявление никак не повлияло на наш аппетит. Пусть едет голодным, может, сбросит лишний вес. Пожрать было что, но, самое главное, был чай, индюшка то есть. И первым делом, чтобы не заливать чифир на полный желудок, мы заварили себе этого яда на небольшом костерке. Благо дело у Гены в багажнике нашлась посуда — трехсотграммовая старая кружка. Бензином она не пахла, на двоих как раз хватит. Когда костерок разгорелся и повеяло дымом, я почувствовал некое облегчение, словно был дома и сидел с приятелями у костра. Я смотрел на язычки пламени и не слушал, о чем болтают Нина и водила. Они вовсю уплетали съестное, не обращая внимания на глупого мента. Для них он тоже был чужим — на-чаль-ник. Начальник между тем держался в сторонке и не смотрел в нашу сторону. Сперва стоял, затем стал прохаживаться рядом, разминать отекшие ноги. «Хер с ним, пусть ходит, — подумал я, — лишь бы деру не дал». Мы отхлебывали чифир прямо из горячей кружки и были почти счастливы. Что нужно человеку? Не так много иной раз, но иногда… О, об этом лучше не вспоминать. Когда в тебе просыпается зверь, ты и есть зверь, хотя и не виноватый… Тогда все люди вокруг кажутся тебе мерзкими ублюдками, животными, не заслуживающими ничего, кроме кнута.
— Ты в натуре убил его, Михей или только?.. — Граф не договорил до конца, но я понял, что он имеет в виду. Он говорил тихо, чтобы не слышали остальные. — В ногу — это для них, а так завалил, да? Ты ведь сентиментальный у нас, мог и отпустить сдуру.
— Не отпустил. Вынужден был убить, — неохотно буркнул я, не желая ворошить неприятное. — Он не мучился. Один выстрел.
