Кирилл Казанцев - На всякого блатного найдется пуля
– Я хочу знать, где этот человек?
Арестованные молчали.
– Хорошо, – улыбнулся Асколов и, повернувшись к лейтенанту, что караулил арестованных, скомандовал: – Расстрелять всех.
– Как расстрелять? – изумился лейтенант.
– Как расстрелять? – загудели взволнованные бомжи. – Это незаконно!
– Заткнитесь все! – рявкнул на них Гудков. – Свидетелей здесь не будет. Положим всех и скажем, что оказали сопротивление. На хрена возиться с такими уродами, как вы! Если вы вдруг исчезнете, никто даже не хватится.
– Че, прямо здесь, может быть, и расстреляем? – предложил Сажин, подыгрывая напарнику, и незаметно подмигнул лейтенанту. Тот все понял, достал из кобуры пистолет и проверил обойму на виду у всех.
– Эй, вы чего! Так нельзя! Мы же ни в чем не виноваты! – стали галдеть наперебой «приговоренные».
– Стреляй в башку, чтобы сразу наповал, – с серьезным видом посоветовал Гудков оперу и двинулся к первому из ряда, поднимая пистолет. Это был плюгавенький мужичонка лет под шестьдесят, небритый, немытый, в рванине, с испуганными мутными глазами.
– Эй, не надо, я видел этого мужика, что на фотографии, – завопил бомж, пятясь.
– Где видел? – с угрозой уточнил Гудков.
– Здесь видел. Это он девку привез. Я все видел. Чалый и Седой потом решали, что делать… Они у нас тут за главных были.
– Так, молчать, – рявкнул на него Гудков и обратился к остальным, показывая фотографию: – Еще кто-нибудь знает что-нибудь про этого мужика?
Снова молчание.
– Так, этого мы возьмем с собой, – указал Гудков на признавшегося, – остальных в управление.
– А на кой они нам там? – не понял сначала Сажин. – Давай возьмем только тех, кто в доме был.
– Завтра в газетах напишут, что в результате масштабной спецоперации сотрудниками милиции обезврежена банда, занимавшаяся похищениями, убийствами, грабежом, хранением оружия и т. п., – ответил Гудков, понизив голос. – Их всех можно привлечь по куче статей. Мы так за два дня план за квартал перевыполним.
Пока Сажин усаживал в машину бомжа, старший оперуполномоченный справился у врачей «Скорой помощи» о здоровье Луганской. Девушка лежала на каталке, подключенная к капельнице и кардиографу. Ему сказали, что у потерпевшей шок, множественные ушибы, ссадины, но ничего смертельного.
– Она когда-нибудь придет в себя или так и останется заторможенной? – нетерпеливо поинтересовался Гудков. Ему надоело слушать непонятные термины и хотелось получить простой, ясный ответ.
– Да, станет, но не сразу, – заверили врачи.
Удовлетворившись ответом, Гудков сел в свою машину и поморщился от запаха, витавшего внутри. Он понял, что поступил опрометчиво, велев Сажину усадить в тачку бомжа, поспешно открыл окно и, повернувшись к задержанному, еще раз показал фотографию Асколова:
– Я хочу знать, где он сейчас. Какие у вас с ним были дела?
– Да я… это… не знаю, – пролепетал бомж.
– Как тебя зовут? – вежливо спросил Гудков.
– Колян, – расплылся в беззубой улыбке бомж.
– Колян, «не знаю» – это не ответ, – улыбнулся ему в ответ Гудков и подмигнул оперативнику.
Сажин понимал шефа с полуслова. Врезав бомжу под дых, он вывернул ему руку и ухватил за растопыренные пальцы.
– Повторяю вопрос. Где мне найти этого мужика? О чем вы с ним договаривались? – медленно с угрозой произнес Гудков. – За неправильный ответ мой помощник будет ломать тебе по пальцу.
– Мы ваще не базарили даже! – жалобно воскликнул Колян. – Он привез эту девку да кинул. Она голяком ваще была, прикинь, да? Я к ней, а она от меня как ломанется! Потом за ней собаки рванули…
– Хочешь сказать, что ни ты, ни ваши с этим мужиком никак не контачили? – сухо спросил Гудков.
– Ваще никак, – заверил Колян.
– Гонишь, падла, – заключил Гудков, а Сажин с неприятным хрустом сломал бомжу указательный палец.
Свалку огласил дикий вопль. Сажин врезал Коляну кулаком в живот и велел заткнуться. Тот выдохнул, захрипел и вытаращил на мучителей глаза, как рыба, выброшенная на берег. Орать он, конечно, перестал, лишь тихонько постанывал сквозь стиснутые зубы. По его бледно-серому грязному лицу катились слезы, оставляя на щеках светлые дорожки.
– Так, понял, что мы не шутим? – уточнил Гудков.
Колян послушно кивнул, и он продолжал:
– Вопрос. Как брюлики, украденные из дома девки, попали к вам? Что, мужик их тоже на свалке бросил?
– Ну, да, – осторожно ответил Колян и визгливо воскликнул, увидев реакцию опера: – Я правду говорю! Век воли не видать! Мамой клянусь!
Несмотря на горячие заверения, Сажин все-таки сломал ему еще один палец, а разозленный Гудков выхватил пистолет и приставил к голове бомжа:
– Все, гнида! Ты достал меня! Ща мозги вышибу! Говори правду!
Щелчком он снял пистолет с предохранителя. Глаза Коляна были готовы вылезти из орбит. И вдруг в салоне резко завоняло. Завопив от отвращения и зажав нос одной рукой, Сажин другой вытолкнул бомжа из салона и следом выскочил сам, потому что атмосфера внутри стала непригодной для дыхания. За ним из машины с ревом раненого медведя выскочил Гудков. Развернувшись, он увидел, как убегает бомж, выстрелил несколько раз ему вслед, но промахнулся. Колян исчез в зарослях.
– Сука-а-а-а-а! – протяжно заорал ему вслед Гудков, пританцовывая на месте от злости. – Сука, сука, сука!!!
– По-моему, он не врал, – спокойно заметил Сажин.
– Вот ублюдок, – сплюнул на траву Гудков, посмотрел на опера и кивнул. – Точно не врал. От страха, сука, мне всю машину загадил… Только ни хрена не пойму, зачем Асколов грабил Луганскую, а потом выбросил награбленное на свалке? Только идиот мог так сделать. Схватил за так лишнюю статью.
– Да ему теперь все равно, – задумчиво сказал Сажин и добавил: – Наверное, это был отвлекающий маневр. Чтобы мы все сюда бросились…
– Перестрелка у Дома правительства… – страшно закричал Гудков, вцепившись себе в волосы пальцами. – Это же он! Он Юхно хотел достать! Твою мать! Туда быстрее!
К ним подбежали два сержанта из ГНР:
– Мы слышали выстрелы!
– Арестованный сбежал, – равнодушно махнул рукой Сажин, – туда, в кусты. Передайте тем, кто в оцеплении, чтобы смотрели в оба.
– Оцепление сняли, – покачал головой один из бойцов. – Был приказ всему личному составу прибыть к Дому правительства.
– Хреново, – скривился Сажин.
– Садись, – рявкнул ему Гудков через открытое окно. Он включил рацию и сразу же получил втык от Решетникова за то, что они с Сажиным еще не у Дома правительства. На Юхно покушались, но, к несчастью, тот остался жив и теперь жаждет крови. Потом Решетников спросил о результатах операции, и Гудков честно признался, что они лоханулись. Дальше речь начальника УВД состояла сплошь из матерных оборотов.
Когда они подъехали к месту событий, все интересное было уже позади. Эксперты обследовали взорванные автомобили. У Дома правительства стояли две «Скорые». Решетников в компании руководства УВД и спецслужб маячил у главных ворот комплекса. Начальник УВД сделал знак рукой – мол, подойди.
– Вот и жопа пришла, – вздохнул Гудков, выбираясь из машины.
* * *Перед глазами у Степана все плыло. Смахивая с лица кровь, он волевым усилием удерживал себя в сознании, цеплялся за руль и вел угнанную «буханку» с надписью «Водоканал» по пустынной улице. Если бы на его пути встретился милицейский кордон, то Асколов даже сопротивления оказать толком не смог бы. Но милиции на улицах не было – всех кинули в Керамический поселок на освобождение особо важного заложника. Расчет оказался точным. С этим он не ошибся, а вот с остальным… Полный провал. Либо он стар для таких штучек, либо служба безопасности у Юхно слишком крута для него. Главная ошибка была в том, что он деликатничал, не хотел лишних трупов. Если бы бил всех наповал, то не оказался бы в таком дерьме, как сейчас.
Притормозив в глухом переулке, Степан достал из сумки аптечку и вкатил себе обезболивающее и стимуляторы. В голове прояснилось. Боль утихла. Он взглянул на себя в зеркало и тяжело вздохнул. Половина лица представляла собой громадный кровоподтек. С такой рожей его будет видно за версту. На улице вообще не покажешься. Придется отлеживаться неделю, не меньше, а время между тем работает против него. Затем внимание Степана переключилось на простреленную руку. Рана была пустяковой. Пуля прошла навылет, кость не задета. Он легко остановил кровотечение, забинтовал руку и переоделся в обычную одежду. Отложил в сторону бронежилет, нашпигованный свинцом. Потом он заметил рану на ноге. Правая штанина пропиталась кровью. Пуля прошла по касательной и рассекла внешнюю сторону бедра поперек ноги. Пришлось истратить последний бинт. Сверху он налепил пластырь, чтобы кровь не проступала сквозь повязку. Повернул зеркало заднего вида и еще раз посмотрел на лицо. Пуля из травматического пистолета губернатора прошла вскользь по черепу, кости были не раздроблены. Если наложить толстый слой грима, то издалека он сойдет за нормального.
