Александр Бушков - Принцесса на алмазах. Белая гвардия-2
Агенты в соответствии с инструкциями и не подумали вмешиваться, как не вмешались бы, подозревал Мазур, начни нападавшие дом поджигать, а доктора лишать живота — и правильно, в общем… В разбитых окнах какое-то время помаячили осторожно выглядывавшие на улицу фигуры, но полицейская машина так и не появилась, видимо доктор, будучи все же не законченным идиотом, сообразил, что полицию вызывать бесполезно, а самых пронырливых репортеров ночью не добудишься.
Словом, быстренько отыскался народец, свято чтивший старинные традиции — но ограничившийся малым. По мнению агентов, ночные гости — не обитатели трущоб, но все же из простонародья, судя по виду и незатейливой одежде. Глас народа, ага…
Утром произошло кое-что поинтереснее выбитых окон. Мтанга — следовало ожидать — поставил на прослушку телефоны особнячка, как только узнал, где именно намерен обосноваться Мукузели. Ранним утром последовал звонок, и спокойный мужской голос мягко, но непреклонно посоветовал доктору покинуть дом и поселиться в «Мажестике», где на его имя уже снят номер.
Звонок отследили быстро, и по нужному адресу помчалась пара машин с агентами. Увы, клетка оказалась пустой, птичка упорхнула. След привел в отельчик на полдороге меж центром города и окраинами, являвший собою классический «дом свиданий» (о чем в столице знала каждая собака, одни только неопытные провинциалы его принимали за настоящий отель). Правда, заведение было классом повыше своих вовсе уж дешевых собратий — нумера там сдавались не на час, а на сутки, а то и двое, присутствовал некоторый комфорт, в том числе и телефоны.
Портье (хоть и старый осведомитель), как с такой публикой сплошь и рядом бывает, сокрушенно разводил руками. Номер снял на сутки белый господин приличного вида в сопровождении молодой и красивой негритянки, вроде бы из фусу, одетой не без элегантности и державшейся с достоинством светской дамы. Без всякого багажа, номер сняли на сутки. Обремененный немалым жизненным опытом портье нисколько не сомневался, что это проститутка — но из дорогих. И не видел в этом ничего удивительного: не первая такая парочка, не десятая и даже не сотая…
Номер они покинули рано утром, на несколько часов пораньше, чем собирались — но какое это имело значение, если господин расплатился сполна? Уехали на поджидавшей их машине — обычном «Рено» с обычными номерами. По расчетам, уже через пару минут после сделанного белым звонка.
След тут и обрывался: портье не запомнил ни номера машины, ни внешности мимолетных постояльцев. Говорил вполне резонно, что заранее ему никто ничего не поручал и не предупреждал, а эта парочка видом и поведением ничуть не отличалась от превеликого множества предшествующих, бесконечной вереницей посещавших сей приют любви. Так что он особенно и не приглядывался — тем более что здешние гости и не любят, когда на них таращатся…
Имел ли незнакомец право самостоятельно принимать такие решения, или запустил этот вариант по указанию неведомого начальства, неважно. Главное, ход был верный, предусмотренный людьми неглупыми: в «Мажестике» доктора Мукузели достать ревнителям старинных традиций гораздо труднее — там неплохая внутренняя охрана, маскирующаяся под коридорных и лакеев, да вдобавок у главных ворот, оберегая покой сливок общества, круглосуточно в три смены, бдит полицейский патруль. Всякого, имеющего хоть малейшие признаки сиволапости, и близко не подпустят — а среди элегантных хозяев жизни и их спутниц наверняка не найдется столь уж стойких блюстителей традиций. Умно рассчитано, ничего не скажешь — и ничего тут не поделаешь…
Разумеется, ребятки Мтанги — на сей раз одетые под стать «Мажестику» и державшиеся гораздо вежливее, чем в том отельчике, все же поболтали с портье. О котором на сей раз не известно Мазуру, осведомитель он, или нет — Мтанга эту тему обошел. Хотя, конечно, у него и в «Мажестике» должна быть агентура.
И снова — никакой полезной информации. Ранним утром уверенно державшийся белый господин снял номер для доктора Мукузели — не самый лучший здесь, но и не самый дешевый — так, серединка на половинку, добротный средний уровень. Портье, как и его коллега в «приюте любви», не особенно приглядывался к визитеру — он вполне вписывался в окружающую обстановку, и в его желании не было ничего необычного — опять-таки не десятый и даже не сотый. Так что точного описания внешности портье дать не мог. Правда, судя по времени, действовали два разных человека — когда второй приехал в «Мажестик», первый как раз покидал тот отельчик — и никаким чудом не мог бы сюда успеть, даже на гоночной машине. Ну что же, еще одно доказательство, что Мукузели опекает кто-то серьезный, располагающий и агентурной сетью, и приличными деньгами: «Мажестик» — удовольствие дорогое…
Других следов не имелось — Мукузели со свитой из тех самых трех субъектов прибыл в «Мажестик» на машине одного из них, так что здесь не за что зацепиться…
Проинструктированный заранее, Мазур почти сразу же высмотрел рядом с дверью едва заметную кнопку звонка, нажал. Ничего не услышал — что ж, номер обширен, а звонок наверняка не верещит пронзительно, а заливается мягкой трелью…
Мукузели открыл почти сразу же — без пиджака и катабубу, в белоснежной сорочке с полураспущенным узлом галстука. Вежливо предложил пройти, провел в роскошную гостиную. Сняв фуражку, Мазур устроился в уютном кожаном кресле за низким столиком, вежливо, но твердо отказавшись от любого угощения. Воцарилось выжидательное молчание. Мазур его нарушил первым:
— Полагаю, мне следует представиться более подробно?
Действительно, с доктором поработали неплохие специалисты (и наверняка высокооплачиваемые), сделавшие все, чтобы тот без пластической операции получил наибольшее сходство с Патрисом Лумумбой: и волосы курчавятся, и бородка повторяет Патрисовскую, и очки в точности такие же. Сходство несомненное. Старая сволочь, подумал Мазур без всякого раздражения. Лумумба, конечно, немало провалил и напортачил, одно о нем можно сказать твердо: в жизни никому не продавался, иначе, вполне возможно, и посейчас был бы жив…
— В этом нет никакой необходимости, господин полковник, месье Иванов, — не без некоторой вкрадчивости произнес Мукузели. — Вы в последнее время стали в столице весьма заметной фигурой, о которой не могли не рассказать даже скромному изгнаннику вроде меня, столько лет проведшему вдали от Родины…
Мазур подумал: интересно, кто же тебе, скотина этакая, рассказал? Полное впечатление, что, кроме подробного рассказа, еще и фотографии показывали: когда он открыл дверь, в глазах мелькнуло такое выражение, словно он Мазура узнал.
Он сказал с легкой усмешкой:
— Вот уж никак не считал себя заметной фигурой…
— Что вы хотите, — примерно с такой же усмешкой чуть развел руками Мукузели. — Это Африка, дорогой товарищ Иванов… («товарища» он с некоторым напрягом произнес по-русски). Любые интересные новости разлетаются мгновенно. Вы столько раз появлялись на публике сначала возле покойного генералиссимуса, а теперь возле мадемуазель Олонго, что поневоле стали заметной фигурой… да и в советской форме вас видели несколько раз любители почесать языком. В конце концов, вы не особенно и скрывали, кто вы такой — а сплетничать у нас любят во всех слоях общества… И теперь я, хоть человек я и старый, много повидавший в этой жизни, все же сгораю от любопытства. Что вас ко мне привело? Полагаю, не простое любопытство? Вряд ли моя скромная персона могла заинтересовать серьезного человека настолько, чтобы вы явились просто поглазеть и поболтать. Подозреваю, у вас ко мне какое-то дело? Или поручение?
Мазур — собственно, не имевший инструкций разыгрывать дипломата и плести хитрые словесные кружева — сказал спокойно:
— Ваша проницательность делает вам честь, доктор… Действительно, я к вам пришел не по собственному почину. Я не дипломат, а военный, поэтому позвольте попросту…
— О, разумеемся! — воскликнул Мукузели. — Я тоже не дипломат, человек простой, можно сказать, из народной толщи, так что буду вам только благодарен, если вы станете говорить откровенно прямо…
Прохвост, не без некоторого восхищения подумал Мазур. Пролетарий от сохи, ага. Вряд ли в понятие «народная толща» вписывается папаша-лесоторговец — не миллионер, конечно, но и не мелкая сошка, в колониальные времена как сыр в масле катался…
— Вы, конечно, слышали, что сейчас новый курс? — спросил Мазур. — Некоторые прискорбные перегибы, имевшие место в недавнем прошлом, осуждены…
— Но не публично, — мягко сказал доктор Мукузели.
— Всему свое время, — сказал Мазур. — Я не политик, я военный, к тому же моряк. И знаю твердо: никогда не нужно крутить штурвал слишком резко, этак и корабль можно перевернуть… Реформы нужно проводить медленно и осторожно…
