Александр Бушков - Стервятник
Родион подошел к ней, крепко взял за плечи и заглянул в глаза:
– Только ты крепенько помни насчет верности, а то…
– А ну-ка, ну-ка… – Соня высвободилась, обошла вокруг него с непонятным выражением лица, фыркнула. – Сделай-ка еще раз столь же грозную физиономию… Ну я тебя прошу! Господи ты боже, так это ты был, точно!
– Где?
– А позавчера, – улыбаясь во весь рот, сказала Соня. – Возле кафе «Усадьба», летел с монтиркой меня спасать… Я тогда и не обратила внимания толком, только сейчас, когда ты скорчил страшную рожу, сопоставила… Точно, ты.
– Подожди, а…
– Ох, да я же была в Лидкином парике… Ну, припоминаешь?
– А ведь точно… – сказал он, рассмеявшись. – До чего мир тесен, оказывается… – и ощутил укол самой натуральной ревности, хотя и понимал, что это пока смешно. – Что это за шпана с тобой была?
– Шпана, – с гримаской сказала она. – Так, молодежь… Не думаешь же ты, что я до сегодняшнего судьбоносного дня в монастыре обреталась? Приходится болтаться черт-те с кем… Уже ревнуешь? Так это совсем хорошо, работа у нас пойдет вовсе даже бешеными темпами, чтобы побыстрее с прошлым-то развязаться… Да, Родик? Он сказал с досадой:
– А пока суд да дело, ты и дальше будешь…
– Ну что поделать, Родик? Для пользы дела придется перетерпеть. Не могу же я с завтрашнего утра уходить с битьем посуды на лестнице, подозрительно покажется в свете будущих событий, точно тебе говорю…
Звонок залился длинной трелью.
– Ну, я побежала, – сказала Соня весело, придвинулась поближе и чмокнула его в щеку. – Раньше, чем через три дня, не звони…Все будет прекрасно, если не поскользнемся… Ла риведери![3]
Дверь захлопнулась за ней, щелкнул автоматический замок. Родион, поддернув плавки, вернулся в комнату, сел за стол и медленно, с превеликим тщанием наполнил рюмку. И отставил, едва пригубив – он вдруг протрезвел, голова была совершенно ясная, а если и кружилась чуточку, то безусловно не от спиртного. От раскрывшихся в одночасье ослепительных перспектив. Возможность с маху поменять прежнюю ублюдочную жизнь на совершенно новую, в которой его ждали квартира в чужом городе, кресло менеджера частного бизнеса, красавица жена и все прочее, непредставимое пока, была столь заманчивой и волнующей, что комната, казалось, мягко закружилась вокруг него, он готов был воспарить к потолку воздушным шариком…
Правда, и самого немного изумляла та легкость, с которой он списал в расход всю прошлую жизнь. Но, немного поразмыслив, он понял, что в этом и заключается некое неуловимое отличие настоящего мужчины от жвачного стада. Слабый не способен одним рывком переиграть все… И потом, никакой ностальгии по прошлому не было. Он специально порылся в памяти, добросовестно пытаясь найти что-то, о чем стоило сожалеть, – и не отыскал…
Выпил парочку рюмок, по-прежнему сидя в одних плавках за чуточку подрастерявшим авантажность столом. На глаза опять попалась газета, открытая на «Криминальной страничке». Хмель снова забродил в голове, рождая нешуточную обиду на сопливого бесцеремонного щелкопера.
Он не утерпел – перелистав газету, набрал значившийся на последней странице номер. Время позднее, но они там, говорят, по рыночному обычаю до полуночи засиживаются – шакалы пера, твари такие…
Телефон у пижона Самсонова был с антиопределителем номера, так что риска засветиться не было. После десятка коротких гудков откликнулся женский голос:
– «Завтрашняя»…
– Олега Киреева мне нарисуй, красавица, – сказал Родион раскованно.
– Простите, а кто его спрашивает? Не раздумывая, он безмятежно сказал:
– Из банка «Шантарский кредит» его спрашивают. По поводу спонсорства…
– Минуточку. – Голос заинтересованно подобрел. – Попробую сейчас найти…
– А зашевелилась, а забегала… – пьяно фыркнул Родион, отведя трубку от уха, и наполнил рюмку.
Вскоре послышался энергичный мужской голос:
– Киреев, слушаю…
Родион левой рукой держал газету с портретом собеседника – это помогло словно бы увидеть его вживе.
– Насчет банка я немного пошутил, Олежек, – сказал он спокойно. – Поживешь пока без спонсоров, уж извини… Это персонаж говорит.
– Какой персонаж?
– Не какой, а чей, – сказал Родион. – Персонаж твоей поганой хроники, детка. Улавливаешь?
– Ну, допустим.
– Ты мне давай без допущений, – сказал Родион. – Что, номерок-то не высвечивается? То-то… В общем, милый отрок, ты бы на будущее следил за базаром, а? Вроде бы не пацан уже, судя по снимочку – и пишешь не о пацанах.
– А конкретно?
– А конкретно – я не требую, чтобы ты нам пел дифирамбы, но и хамить не надо сверх меры, не о запойных слесарях пишешь. О людях трудной профессии. Так что словечки на будущее выбирай тщательнее…
– Еще пожелания будут? – довольно спокойно поинтересовался собеседник.
– Смотри, – сказал Родион, немного разозлившись. – Ведь и по рогам получить можно очень даже запросто…
После недолгого молчания Киреев с тем же спокойствием сказал:
– Слушай, персонаж, а не пошел бы ты на ту херню? – и в трубке запищали короткие гудки.
Бросив трубку, Родион осклабился в пространство:
– Ну, ты у меня, сопляк, нарвешься…
Разобраться с незадачливым летописцем, Нестором позорным, конечно, следовало в самом скором времени, но это сейчас было не самым главным: пора и собираться понемногу. Не то чтобы он боялся заночевать здесь и нарваться на неприятности дома – даже интересно было бы попробовать, прежде с ним такого не случалось, – просто могучий инстинкт семейного человека с многолетним стажем гнал его к родному очагу. В общем, он не был особо пьян – пройти по парку, а там, на Королева, и тачку можно поймать без труда, несмотря на позднее время…
Внутренняя деревянная дверь была распахнута, как ее Вадик и оставил, уходя. Когда Родион в несколько приемов выносил на кухню остатки роскошных закусок, в который раз заслышал железное похрустыванье и лязганье, доносившееся с лестничной клетки, и окончательно убедился, что в нем присутствует нечто грешное, потаенное, воровское. Очень уж тихая возня и слишком долго продолжается – будь там загулявший законный жилец, он возился бы не в пример шумнее, по-хозяйски…
Глянул в глазок. Непроницаемый мрак на лестнице. Положительно, воры. Никто не высунется, конечно, даже если слышат и подозревают нехорошее, сидеть будут, как мышки в норе. Он бы и сам не вылез на площадку, случись все несколькими днями ранее, но теперь воришки, вздумавшие резвиться в двух шагах от берлоги благородного разбойника, заслуживали примерного наказания…
Пошарив в прихожей, он отыскал длинный импортный фонарик, нажал кнопку – горит. Сунув его в карман джинсов рефлектором вверх, держа пистолет в левой руке, тихонько растворил железную дверь и в одних носках выскользнул на лестницу, в сплошную темноту.
Железное позвякиванье этажом ниже, на втором, прекратилось, Родион стоял, сдерживая дыхание, глаза понемногу привыкали к темноте. С улицы сквозь крохотные горизонтальные прямоугольнички окон проникало немного бледного света.
Звяканье и хруст внизу возобновились. Никаких сомнений теперь не осталось – трудился домушник. На цыпочках Родион, миновав два лестничных марша, рассмотрел смутно склонившуюся у двери фигуру – у ее ног стояла небольшая квадратная сумка, тщательно просчитал все и кинулся вперед.
Фонарик не понадобился, в общем. Света хватало. Левой рукой сграбастав вора за шиворот, Родион припечатал его к железной двери, уперев дуло пистолета меж подбородком и челостью, прошипел:
– Стоять! Тихо, не дергаться!
Какая-то железяка со звоном упала на бетонный пол. Ошарашенная жертва не оказала ни малейшего сопротивления. Времени терять не следовало, иначе упустишь главный свой козырь – внезапность, кто знает, что у него в кармане, еще сопротивляться начнет…
– Руки назад, тварь! – шепотом рявкнул Родион.
Когда тот оторопело подчинился, левой рукой вырвал ремень из петель, потянул пленника за шиворот назад и, продев конец ремня под перила, быстренько сделал знакомую каждому солдату «мертвую петлю». Затянул рывком. Теперь пленник был накрепко принайтован к перилам, самому, без посторонней помощи, освободиться из этого капкана невозможно…
На миг включив фонарик, осветил испуганное, не столь уж молодое лицо с растрепанным чубчиком и крупным носом. Свой брат, славянин, мгновенно определил Родион. И не без злорадства сказал тихонько:
– Работаем?
– Слушай, братан, я ключ потерял… Вожусь вот…
– А почему – шепотом? – Родион, посветив себе фонариком, узрел, что небольшая сумка, скорее, ящичек из черной пластмассы, набита какими-то непонятными железками. – Это что – набор «Для дома, для семьи»?
– Хозяин, будь человеком, отпусти душу на покаяние… – тем же быстрым шепотом взмолился пленник. – Сука буду, и близко не покажемся…
