Антон Первушин - Свора Герострата
— Я хочу, я очень хочу…
Все-таки Герострат обманул меня.
Совпадений не бывает. Три случая инициации скрытых программ у трех членов Своры в течении двух суток, и все — при моем появлении. Его рук дело. Больше некому. А значит, все-таки смерть моя ему чем-то выгодна. Правда, этот вот последний инцидент — курам на смех. Неужели наш гениальный стратег всерьез полагал, что я брошусь на Люду, как кобель, учуявший запах течки?
Тем более, что игрок я стал опытный: знаю теперь значение этого пустого и словно подернутого дымкой взгляда.
Я отступил еще на шаг и покачал головой, чтобы Люда видела. Голова прояснилась.
Вид Людмилы меня более не шокировал и не возбуждал. Теперь я испытывал к ней лишь жалость. Игрушка, марионетка, которой управляет лысый маньяк с амбициями египетского фараона. Передо мной стояла проблема: как прекратить действие программы. Хорошо, конечно, что она не кидается на меня с ножницами, как сделал это Юра Арутюнов, и у меня есть время подумать, попробовать различные варианты. Но и в таком состоянии от нее толку немного. Не устраивать же ей допрос под мастурбацию и непрерывный стон: «Хочу тебя, хочу тебя, хочу тебя!».
Я раздумывал, что бы мне попытаться предпринять в первую очередь, когда Люда, заметив, что я не собираюсь внимать ее страстным призывам, вдруг села, выпрямившись, на тахте; рука ее юркнула под подушку, и мне в лицо уставился черный зрачок маленького револьвера.
Отчаяние обрушилось на меня всей массой. Теперь это было самое настоящее отчаяние, потому что ниточка утоньшалась, последняя ниточка обрывалась прямо на моих глазах с появлением на сцене черной хлопушки, дамского револьверчика. Соблазнение оказалось лишь прелюдией, основной задачей, как и с Арутюновым, было меня убить. И значит, снова мне придется драться, снова придется напрягать все силы, чтобы удержать машину смерти теперь уже в лице миловидной двадцатилетней девушки, которой я никогда не желал ничего плохого.
И после того, как я изуродую ее (а мне придется), после того, как переломаю ей руки и ноги, чтобы обездвижить — что мне останется? Сидеть над ней и пытаться хоть что-нибудь выведать у полумертвого тела, а потом обнаружить, что за все часы не приблизился к Герострату хотя бы на шаг?
Я видел, что Люда готова выстрелить, что палец ее нажимает на курок — пока еще мягко. Я знал, что какой бы ни был этот дамский револьвер, на таком расстоянии его вполне хватит, чтобы уложить меня на месте. Но отчаяние было настолько сильным и всеобъемлющим, что в какой-то момент я почувствовал, что безразлично мне попадет она или нет, сумею я уйти от пули или нет. И в общем-то, не хочу я, не желаю предпринимать хоть что-нибудь для своего спасения, и пусть она стреляет, а для меня все наконец-то кончится раз и навсегда.
Я был готов умереть, но умереть мне не дали, потому что знакомый голос за спиной громко произнес:
— ЛИТОПА НОТ!
И ожидаемого выстрела не последовало.
Пистолет выпал из рук Люды; глаза ее закрылись; она легла, вытянулась и задышала тихо, ровно, как спящая.
Медленно я обернулся:
— Почему вы здесь?
— Извините, Борис Анатольевич, если помешал. Но дверь была открыта, и я вот подумал: если гора не идет к Магомету, так пусть хоть Магомет придет к горе…
Передо мной стоял полковник Хватов.
Глава тридцать пятая
Его появление поразило меня — не побоюсь банальности — как гром среди ясного неба. А особую окраску этому появлению придал немедленный разворот моих чувств от бесконечного отчаяния к бесконечной надежде.
Я ловил воздух открытым ртом, чтобы хоть как-то прийти в себя. Да, такие повороты не для моей старой кобылки!
Хватов улыбнулся.
— Вижу, не ждали вы меня, Борис Анатольевич.
— Как вы узнали? — не очень внятно спросил я.
— Узнал, — ответил полковник.
Он шагнул в комнату, осматриваясь, походил, потом заглянул в соседнюю, приоткрыв дверь.
— Так-так, — пробормотал он, покачивая головой.
— Что там?
Я двинулся за полковником. Хватов вошел, присел над распластавшимся на полу телом, приподнял окровавленную скатерть, накрывавшую тело с головой.
Я понял. Кто-то из ее родителей…
И отвернулся.
Я не мог, не хотел больше этого видеть.
Еще одна жертва в длинном списке. Когда же мне дадут наконец поставить в нем последнюю точку?!
* * *Все еще покачивая головой, с удрученным видом Хватов вернулся в гостиную.
— Никогда нельзя предсказать, во что все это выльется, — словно оправдываясь, заметил он.
— Как вы узнали, что я здесь? — повторил я свой вопрос.
Хватов нашел стул, уселся и посмотрел на меня снизу вверх очень внимательным, очень серьезным взглядом.
— Первый пункт: смерть Скоблина и Кириченко. Второй пункт: я навестил Михаила. Третий пункт: выявление адресов членов пятерки Скоблина — чистая техника. Четвертый пункт: смерть Арутюнова. И вот пятый пункт: я здесь. Все очень просто, Борис Анатольевич. Может быть, я не слишком расторопно искал вас, но, как видно, успел все-таки вовремя.
Я вытер ладонью губы, кивнул в сторону Людмилы:
— Что вы с ней сделали?
— Я произнес пароль, приостанавливающий действие большинства программ Герострата. Это что-то вроде предохранителя. Как в любом электроприборе. При необходимости его всегда можно выдернуть, обесточить этим систему. Кстати, будь вы под действием программы, и вас бы этот пароль тоже остановил. Но вот вам везет, Борис Анатольевич. Пока вы действуете по своей воле. Это и видно… А Людмила теперь спит. И спать будет очень долго.
— Она проснется нормальной?
— Нет, к сожалению. Ее придется лечить.
— Откуда вы знаете пароль?
— А вы умело ведете допрос, Борис Анатольевич, очень умело.
— С вами научишься… Но вы не ответили.
— Мы занимаемся Геростратом уже полгода, — объяснил полковник, — кое-то удалось выяснить о его методах и возможностях. В частности, знание пароля-предохранителя.
— Что вам еще известно о деятельности Герострата?
На этот вопрос полковник ответил не сразу.
Достал знакомый мне портсигар, прикурил, поискал глазами пепельницу, не нашел и свернул ее себе из блокнотного листочка бумаги.
— Герострат попал в переплет, — сообщил он, затягиваясь. — Для того, чтобы вы поняли, мне придется открыть вам, Борис Анатольевич, государственную тайну. Но думаю, вы заслужили право знать…
Хватов помолчал, потеребил в задумчивости кончики усов, потом продолжил:
— Так вот, Борис Анатольевич, существует некий Центр. Этот Центр засекречен. Он занимается разработкой самых разнообразных направлений в создании психотронного оружия. Центр принадлежал военно-промышленному комплексу СССР, и руководство его отчитывалось непосредственно перед Министерством Обороны. Нынче же в результате всей этой неразберихи с разделом-переделом, в результате конверсии и демилитаризации, Центр как бы «потерялся». Он выпал из поля зрения структур, которые его до сей поры контролировали.
Вот только свято место пусто не бывает. Нашлись люди, сумели поддержать Центр, поддержать его разработки. Естественно, сделали они это не за красивые глаза или там из патриотических соображений. Сделали они это ради собственной единоличной выгоды, как делается сейчас все в нашей стране. А то, что Центр «потерян», их особенно устроило.
Так вот, Герострат вышел в свое время из стен этого самого Центра. Для чего он выпущен в свет — другой вопрос, на который я и сам пока не знаю ответа. Но он начал собирать Свору, получил партию специального оружия, создал, по сути, боевой отряд камикадзе, готовых по его приказу действовать, а затем умереть.
Возможно, он делал это в рамках некой программы, плана, задуманного его хозяевами, нынешними владельцами Центра. Что это за план, можно только догадываться. Но вполне ясно другое: Герострат НИКОГДА не собирался реализовывать его до конца. Он с самого начала знал истинную цену своим возможностям. И ему, что естественно, не нравилось идти на поводу у людей, которые его и за человека-то не считают. С самого начала он задумал побег, но до поры до времени прикидывался послушным болванчиком, который делает все так и только так, как ему скажут и укажут.
Когда Геростратом занялись мы, он понял, что это и есть тот шанс уйти из-под контроля. Он очень ловко, если ты помнишь, использовал нас для реализации своего собственного плана. Мы сыграли для него роль прикрытия, дымовой завесы, и он ушел, оставив и нас, и своих хозяев с носом. Точнее, он полагал, будто ушел, но очень скоро выяснилось, что уйти от них не так-то просто…
Хватов притушил в бумажной пепельнице окурок и тут же закурил новую сигарету.
— Вот здесь я вступаю в область догадок, — заявил он. — Вам, Борис Анатольевич, в связи с тем, что находились вы последние дни в самой гуще событий, должно быть виднее, что происходит. Но допущу, что не зная исходной предпосылки, вы все это время выступали в роли сильно близорукого человека, у которого кто-то отнял принадлежащие ему очки. Я своими предположениями попытаюсь вернуть вам зрение, а уж там вы сами разбирайтесь, где я прав, а где ошибаюсь.
