Кирилл Казанцев - Чемодан. Вокзал. Обойма
Андрей кивнул. Тангол присел на корточки перед «татаро-монголом». Тот затравленно смотрел на него и постанывал.
Допрос оказался недолгим. Ларин хоть и вслушивался в него, но из всех знакомых слов прозвучало лишь одно – «трактор». Но Андрею показалось, что в самом начале Алиев сказал что-то вроде: если он оторвал руль у машины, то с такой же легкостью оторвет допрашиваемому и голову. Во всяком случае, «татаро-монгол» отвечал на вопросы бойко и без задержек.
Наконец Тангол выпустил воротник пленника из своих цепких пальцев, и тот упал лицом в траву.
– Знает он не слишком много. И думаю, не врет. Жить-то каждому хочется, – обратился Алиев к Ларину. – Обычный боевик-наемник из такой же фирмы, как «Гермес». Только принадлежит она нашим восточным соседям по карте. Им приказали напасть на вас ночью и покалечить как можно больше людей. Именно покалечить, а не убить. А зачем? Он не знает, не его это дело. Сказали бы всех вырезать – вырезали б без сомнений.
Андрей наморщил лоб. Казавшееся на первый взгляд бессмысленным побоище, произошедшее в ночи, приобретало вполне определенный смысл. Если людей калечили, значит, не хотели, чтобы они приступили к работе на стройке. Вот такой расклад. И, как уже понимал Ларин, конкурентам Хайдарова из соседней республики просто нужно было перехватить заказ, поставить на стройку, где он уже побывал, своих гастарбайтеров. В памяти всплыли запечатанные бумажными полосками с гербовыми печатями двери бытовок. Что ж, могли и милицию подкупить.
Додумать мысль Андрей не успел: в кармане куртки «татаро-монгола» зазуммерил мобильник. А ведь посреди ночи просто так звонить не станут. Без сомнения, это был звонок от скрывшихся боевиков, которые недосчитались своего товарища и теперь хотели узнать о его судьбе. Ларин выругался про себя. Языка он не знал, а потому и не мог проконтролировать, что ответит пленник. Приходилось полагаться на Тангола, хотя назвать его соратником Андрей не мог. Но выхода не было. Пленник лежал, таращился на Алиева с Лариным и не решался вынуть телефон из кармана.
– Пусть скажет, что машина в лесу забуксовала. Мол, сам выедет и помогать ему не надо. А утром в городе своих найдет, – сказал Андрей.
– Попробуем, – отозвался Тангол и склонился над «татаро-монголом».
Мобильник в кармане еще раз тренькнул и смолк.
– Черт, – выругался Ларин, вытаскивая замолчавшую телефонную трубку.
Тем временем Алиев втолковывал пленнику, что ему следует говорить. Тот трусливо молчал и мотал головой. Андрей отыскал в списке пропущенных звонков последний, вдавил клавишу и поднес телефон к уху пленника. Тот часто закивал – мол, сделаю все, как просили, можете не сомневаться, только в живых оставьте.
Ситуация была скользкая. Ведь «татаро-монгол» понимал, что сдает свои козыри один за другим. Признался, на кого работает; сейчас убедит своих подельников, что у него все в порядке, а значит, никто до завтрашнего обеда его и искать не станет. Сдашь последний козырь – какой смысл тебя оставлять в живых?
На том конце линии ответили. «Татаро-монгол» старался говорить спокойно и убедительно. Ларин, прикрыв глаза, слушал интонации неизвестного ему языка, мысленно накладывая на них свой текст. Вроде бы прозвучало убедительно. Во всяком случае, он бы поверил такому признанию, будь на месте товарищей пленного.
Дождавшись, когда на том конце линии отключат связь, Андрей вообще выключил телефон. «Татаро-монгол» смотрел на него с мольбой в глазах и что-то тараторил, прикладывая руку к сердцу.
– Просит его не убивать? – брезгливо спросил Ларин.
– Не только. Говорит, что адреса фирмы, на которую работает, не помнит. Только знает, как туда проехать, – перевел Тангол.
– Догадливый, мерзавец, – усмехнулся Андрей. – Типа того, что без него мы туда не доберемся. Что ж, четыре балла ему за сообразительность по пятибалльной шкале. Пусть радуется, что я сегодня доверчивый. А вот связать его все-таки надо. Не хочется его еще раз в темноте по полю с фонариком искать.
Веревку искать не пришлось, да и ненадежное это дело. Ее можно перетереть или развязать узел зубами. Худосочный сварщик отыскал среди пепла, оставшегося от сгоревших соломенных тюков, кольца почерневшей вязальной проволоки. Ею надежно скрутили запястья «татаро-монгола». Затем затащили в сарай, бросили возле стены и приказали молчать.
Сделали это вовремя. На проселке, ведущем от коттеджного поселка, замелькал свет одиночной фары.
– Кого это к нам несет? – проговорил Андрей, вглядываясь в ночной пейзаж. – Или машина добитая с перегоревшей лампой едет, или мотоциклист.
– Мотоциклист, – подсказал Тангол, обладавший более тонким слухом.
– Точно, – уже секунд через десять характерный для мотоцикла звук расслышал и Ларин. – Что ж, посмотрим.
– Мне смотреть нечего. Я уже и так не своей работой выше крыши занялся, – отстраненно произнес Алиев. – Меня в эти дела не впутывай, – и он, тяжело ступая, двинулся в глубь сарая, скрылся в темноте, оставив Андрея один на один с неизвестностью.
Ларин особо не волновался. Вряд ли это возвращались погромщики. Полученный приказ они выполнили, и делать им тут больше было нечего. Он поднял с земли брошенную боевиками биту и спрятал ее под стену сарая.
На площадку перед сараем, тарахтя мотором, выехал старый мотоцикл с коляской. За рулем сидел немолодой милиционер в фуражке, залихватски сдвинутой на затылок. Шлем демонстративно болтался на ручке транспортного средства.
Андрею, прослужившему в наро-фоминском ОБОПе не один год, был хорошо знаком подобный типаж. Да и кто другой мог появиться в этом захолустье? Типичный сельский участковый: тучный, в возрасте, с седой щеточкой усов над пухлыми губами, с мешками под глазами, а значит, любитель выпить. Взгляд пытливый, но непроницаемый. Через такие глаза в душу не заглянешь и не поймешь, что в ней творится. В общем, персонаж, как принято говорить в среде кинематографистов, характерный, с ударением на втором слоге. Подобные типы населяют телевизионные детективы: и российские, и голливудские. Им обычно до пенсии остается полгода. Вот и не делают они резких движений. Им лишь бы все спокойно было. А там заживут в свое удовольствие, занимаясь огородом и разводя всякую деревенскую живность, типа кур, уток и кроликов.
Ларин обычно предпочитал сперва выслушать, а уж потом говорить самому. Так легче сориентироваться в ситуации, понять, что на уме у оппонента.
Пожилой участковый слез с мотоцикла, поправил фуражку, осмотрел безрадостную обстановку. На его лице не было сочувствия, как не было и страха. Он привык, что форма надежно оберегает его.
– Однако, – задумчиво произнес милиционер, обращаясь в пустоту – наверняка подобного масштаба происшествия он не ожидал. А потому обычные фразы типа «нарушаем?» или «попрошу предъявить документы» были неуместны.
Ларин смотрел на участкового вполне приветливо, но пока еще не произнес ни слова. Милиционер с легкой грустью вздохнул и спросил, глядя на единственного явного славянина среди всех доступных его взгляду.
– Вы, гражданин, здесь главный?
– Я, – односложно ответил Андрей.
– Тогда отойдемте. Объяснитесь.
Участковый отвел Ларина под старую яблоню. Явно бывал здесь не раз и потому отлично ориентировался даже в темноте.
– Ну, и что молчишь? Сказать нечего? – произнес милиционер уже не слишком официальным тоном.
– Я сам, лейтенант, в милиции служил, – заговорил доверительным тоном Андрей. – Капитаном в отставку ушел, потому что с начальством не сработался. Теперь вот этим на жизнь зарабатываю. И что мне тебе, лейтенант, говорить? Ты и сам все видишь. Думаю, догадываешься. Твой участок – тебе и решать.
Участковый секунд десять присматривался к Ларину и своим милицейским чутьем понял – ему не врут. Перед ним и впрямь бывший мент, в определенном смысле свой человек. К тому же и пенсия не за горами, надо дождаться ее в спокойствии.
– Убитые есть? – шепотом поинтересовался участковый. – Только честно, как на исповеди перед батюшкой. Все равно же узнаю. Даже если в кустах закопаете.
– Мертвых нет. Только руки поломали, ребра…
Участковый прищурился и глубоко вздохнул. Он поверил.
– Это хорошо, твое счастье. Мертвые сами не ходят. А если твои архаровцы передвигаться могут, своим ходом уйдут. И мне проблем меньше, и тебе. Тебя как зовут?
– Андрей.
– А меня Михаил. Вижу, что ты смышленый и законы знаешь, раз в органах служил. Так что можешь мне не рассказывать о том, что на вас напали. Это я и сам вижу. Но только скажи по честности – оно мне надо? Меня уже эта ваша точка пересыльная знаешь, как достала? До нее раньше все тихо и понятно было. Ну зарежет жена мужа по пьяни, или внучок у деда пенсию украдет, чтобы пропить. Бытовуха одна, без всяких там извращений. Пара поджогов за год. Ничего сверхъестественного. Ты хоть сам знаешь, сколько людей в этой развалюхе, если верить регистрации, проживает? – участковый показал на покосившуюся избушку, в которой и ночевать-то было нельзя.