Крис Райан - Дозорный
И мы обручились, что меня более чем устраивало. А сразу после этого мне приказали провести свой двухнедельный рабочий отпуск в тренировочном лагере в графстве Клэр. И Тина полезла на стену. Либо я, либо «движение» — выбирай. Я, разумеется, выбрал то, что должен был выбрать, и она ушла, тем все и кончилось.
— Это было... трудно?
— Я относился к этому как к жертве, принесенной ради того, чтобы прижать ублюдков из ИРА. — Он помолчал. — В то время я считал, что все зло имеет один источник.
Алекс задумчиво вглядывался в Миана. Служивый люд в большинстве своем в таких отвлеченных терминах о себе не говорит. Даже капелланы стараются избегать слов наподобие «добро», «зло» и «жертва». Впервые Алекс задумался, в своем ли Миан уме.
— Разрыв с Тиной тебя очень расстроил?
Миан отвел глаза:
— Было кое-что, о чем я узнал только позже. Тина была беременна. Она родила ребенка — мальчика, — но ни разу не позволила мне увидеть его...
Алекс покивал, давая Миану собраться с мыслями.
— После возвращения из Клэр меня назначили водителем одной из вспомогательных ячеек — того, что у них называется карательным отрядом. Теоретически нам полагалось следить за тем, чтобы католики чувствовали себя спокойно на улицах, на практике же мы все больше простреливали коленные чашечки юнцам, пойманным на магазинных кражах. Это было ужасно — особенно потому, что я видел, как то же самое сотворили с моим отцом. Но так оно и было задумано. Посмотреть, смогу ли я это выдержать. К тому времени кое-кто уже проявлял ко мне определенный интерес.
Алекс вопросительно приподнял брови.
— Человек по имени Бирн. Падрег Бирн. В то время — командир Белфастской бригады, впоследствии член Совета Армии. Ему доложили, что я служил в саперах, и мне начали приносить то да се для ремонта. По большей части компьютеры. В одном случае потребовалось восстановить некоторые данные — подробные сведения о системе безопасности одного банка. Нетрудно было догадаться, что это проверка — если охрана банка будет усилена, значит, информацию о запланированном ограблении передал я.
— Но ты же ее передал.
— Я передавал все. Однако Лондон не предпринимал никаких шагов, способных меня скомпрометировать. За что я, на том этапе, был чертовски благодарен, поскольку, по моему впечатлению, республиканцы еще не доверяли мне на сто процентов. Особенно Бирн. Это было похоже... ты удил когда-нибудь рыбу?
Алекс покачал головой.
— Это было похоже на то, как старый толстый карп принюхивается к наживке. Он хочет ее проглотить, жаждет поверить, что она безопасна, однако инстинкт твердит ему обратное. Вот так и Бирн. — Миан пожал плечами. — А потом, в конце девяностого — начале девяносто первого все пришло в движение. Бирн связался со мной и сказал, что меня переводят в команду, занимающуюся извлечением оружия из тайников. Нам предстояло выкопать снайперскую винтовку, зарытую на церковном кладбище около Кастлеблейни, и передать ее в Белфасте боевику — по-моему, это был снайпер, служивший прежде в морском десанте США. Я сообщил об этом Фенну, и тот ответил, что все в порядке, беспокоиться нечего, они это оружие «обдерут».
Ну так они этого не сделали, и пару дней спустя снайпер обстрелял из той винтовки патруль под Андерсонстауном. По счастью, он промазал. На следующий день мы вернули винтовку в тайник, и, насколько я знаю, ею пользуются и поныне... Как бы там ни было, с точки зрения Бирна, я прошел испытание — сразу после этого меня перевели в ячейку, занимавшуюся изготовлением бомб. У них были затруднения. Они пытались размещать бомбы с дистанционным управлением на базах полиции и армии. Но британцы круглые сутки поддерживали вокруг каждой машины, здания или установки, которые могли заинтересовать ИРА, защитный экран из радиопомех. И республиканцам нужен был человек, который сумел бы пробить этот экран.
Ну-с, я нашел частоту, о которой никто не подумал, и сообщил о ней Фенну. А следующее, что я получил, — это поздравления от Падрега Бирна. В Армахе они успешно взорвали бомбу, подложенную на армейскую базу. Трое солдат были серьезно ранены, а уборщица — женщина-католичка — погибла. В тот же вечер я позвонил Фенну из телефона-автомата и спросил, что за чертовщина творится. Он ответил, что пришлось позволить бомбе взорваться. За последние несколько месяцев многие бомбы не взорвались, и в верхах ИРА возникли подозрения, что их обезвреживает британский агент. Мне следовало продолжать работу как ни в чем не бывало. Уборщица, ее фамилия О'Риордан, — это неизбежная жертва. А солдаты поправятся. Конец связи.
Я понимал, что сказанное Фенном отчасти справедливо. У Бирна не осталось никаких сомнений на мой счет.
Миан вдруг согнулся в три погибели и оскалил зубы. Несколько долгих мгновений он молчал, не дыша и не двигаясь. Но наконец, похоже, расслабился и медленно распрямился.
— Как ты? — спросил Алекс, понимая всю бессмысленность этого вопроса.
Миану удалось улыбнуться. На груди у него появилось темное, влажное пятно.
— Лучше не бывает! — прохрипел он. — Верх блаженства!
Алекс ждал, пока Миан переведет дыхание.
— В ячейке бомбистов я проработал примерно полтора года. Нас было пятеро — четверо мужчин и одна женщина. Считалось, что для установки бомб в общественных местах лучше использовать женщин.
— И ты все время докладывал обо всем в Лондон?
— Все время. С девяносто первого главным образом по электронной почте, используя компьютеры, которые приносили для ремонта. Оттаскивал очередную машину к себе в комнатушку в глубине мастерской, и никто ничего не замечал: я передавал информацию — имена и адреса добровольцев, регистрационные номера машин, возможные цели покушений, — а после чистил диск.
— Похоже, жалованье, которое платила разведка, ты отрабатывал.
— И еще как.
— Мне сказали, что у тебя сдали нервы.
Миан на миг закрыл глаза. На это обвинение не стоило и отвечать.
— Наша ячейка участвовала в убийстве констебля. Я доставил боевиков на место убийства, и я же увез их оттуда. Лондон знал, что должно произойти покушение, потому что я сообщил о нем за два дня, но покушение все-таки состоялось.
— Я слышал, что ты предупредил меньше чем за час.
— Херня. Часов было сорок восемь. Да хватило бы и одного. Нет, они намеренно допустили убийство, и вот тогда я понял: происходит нечто странное, — да нет, разреши мне выразиться иначе: нечто дурное. Меня направили в Северную Ирландию не для того, чтобы я поставлял разведывательную информацию. Для этого была другая причина.
— Какая?
— Я к ней уже подбираюсь. Имя Пройнсэ Диви тебе что-нибудь говорит?
— Нет.
— Пройнсэ Диви был добровольцем ИРА, но ничего серьезного ему не доверяли. Поговаривали, будто он приторговывает наркотиками. Так или этак, он, по-видимому, попытался сбыть наркоту не тем, кому следовало, каратели взяли его и здорово измордовали. Пройнсэ отчаянно нуждался в деньгах. Так что, когда с ним связались люди из ИОП, он оказался легкой добычей.
Алекс кивнул.
— Я ничего этого не знал, пока меня не вызвал Падрег Бирн. Где-то под Рождество девяносто пятого. Когда я появился у него дома, он сказал, что Пройнсэ напился, явился в контрразведку ИРА и покаялся в том, что стучит в ИОП. Теоретически ИРА всегда дает перебежчикам амнистию — признайся во всем, и тебя снимут с крючка, — однако на практике после допроса они получают две пули в затылок. В этом, нетипичном, случае контрразведчикам хватило ума спросить совета у Бирна, и тот запретил трогать Диви, сказав, что сам допросит его. Что он и сделал, а после заставил Пройнсэ снабжать ИОП дезинформацией.
А теперь вспомни: срок перемирия тогда подошел к концу. Республиканцы вот-вот должны были взорвать бомбу в башне Кэнери-Хорф, и Падрег Бирн — человек очень честолюбивый, стремившийся из Совета Армии в Исполнительный совет, — захотел устроить собственный эффектный спектакль. Он решил захватить двух агентов ИОП. Бирн рассказал мне об этом и выразил желание, чтобы этих людей убил я. Лично, на глазах у всех. Последнее испытание преданности, последнее подтверждение верности. Сделай это, сказал он, и ты войдешь в Совет Армии, гарантирую. Только докажи, что ты наш душой и телом. Я, разумеется, согласился — что мне еще оставалось? — и спросил о подробностях. Он в точности рассказал все, что должно было произойти.
На следующий день я допоздна задержался на работе, отправил с компьютера одного из клиентов шифрованный доклад в Лондон и молил Бога, чтобы людей из ИОП успели отозвать. Я просил отозвать и меня: если эти парни исчезнут всего за несколько дней до операции, это укажет прямиком на меня. Назавтра мне позвонил представитель компании «Интекс» и сказал, что производство программного обеспечения, которым я интересовался, прекращено. «Интекс» был, разумеется, «Пятеркой», а звонок означал, что мое сообщение получено и что я должен сидеть и не рыпаться.
