Роман Кожухаров - Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев (сборник)
– Все равно, конина, собачатина – все равно вкусно. – А когда он посмотрел на полную кастрюлю, снова улыбнулся:
– Дайте потом отсюда и артиллеристам. Они хорошо нас поддержали!
Они сидели в кружок у кастрюли. Обычный рацион был слабоват. С добавкой из кастрюли он становился достаточным и насыщал. А полный живот и сигарета на десерт приводили мир, их мир, снова в порядок.
Ночь была ясная и светлая. В небе гудел самолет, тарахтя и стрекоча, как старая швейная машинка. Блондин глянул вверх и подвинулся к Эрнсту:
– Помнишь Белгород, Эрнст. Прекрасный гуляш?
– Еще бы, – улыбнулся Эрнст. – Но на этот раз она прилетела слишком поздно.
Русский разведывательный самолет, напоминающий по шуму швейную машинку, за свою вошедшую в поговорку частоту и точность появления прозванный еще «дежурным унтером», бросил бомбы где-то вдалеке.
Эрнст, принюхиваясь, поднял нос, а Камбала пошутил:
– Я смотрю, ты вынюхиваешь хороший десерт?
Эрнст только пожал плечами, пробормотал что-то про обжору, встал, поправил маскировочную куртку и снова посмотрел на небо.
– Что это с Эрнстом? – спросил Куно, и Блондин ответил:
– Ему не нравится ночь. Слишком светло. Слишком ясно. И слишком спокойно. Идеально для игры в войну. Или мы остаемся здесь, тогда иван выигрывает время и подтягивает резервы, или…
– Или нам надо что-то делать! В любом случае нам остается сначала выспаться, – закончил Пауль предложение.
Эрнст пробрался к стене хлева, где лежало снаряжение. Сел, прислонился спиной к еще теплым камням и свернул сигарету. Остальные последовали его примеру. Сидели или лежали, курили или пытались заснуть. На самом деле они ждали, чем закончится это «или – или», то, на что вынюхиванием намекал Эрнст и что сказал Блондин.
Во дворе между хлевом и домом лежала старая кастрюля, испачканная гуляшом.День шестой 7 июля 1943 года
Дальнейшее течение битвы под Курском ясно, во всяком случае для стратегов. И флажки на картах Генерального штаба ожидали только того, перенесут ли их вперед или назад. Некоторые флажки лежали уже на полу или в картонной коробке. Они уже свое отслужили, потому что рот, батальонов и полков уже не было. Но простой боец не знал ни о дальнейших стратегических ходах, ни о флажках. Его горизонт ограничивался взводом, кое-как видно было еще роту, но на батальоне он обрывался. Гренадерам думать было не нужно. Они не делали ничего такого, над чем другим приходилось напрягать свои умы. Но если мыслители допускали ошибку или их оппоненты думали быстрее или лучше, то на штабной карте становилось флажком меньше. И тогда приходилось напряженно думать над тем, откуда как можно быстрее взять новый флажок. Хотя были запасные, но количество их, к сожалению, было очень ограниченно. Впрочем, переставить флажок было легче, чем перегруппировать дивизию или изменить направление главного удара танкового полка на холмистой местности между Белгородом и Курском.
Обо всех этих манипуляциях с флажками ни Длинный Ханс, ни его люди не имели никакого представления, и это уже было хорошо. У Эрнста, когда он отбрасывал пустую кастрюлю, был слабый проблеск, чутье, что надо завалиться под стену хлева и поспать.
Через час они уже были на марше.
Дори сидел за рулем. Эрнст скручивал сигареты про запас. Блондин грыз ноготь. Они слушали новую сводку вермахта от Дори:
– Опять был у моего друга-связиста, играли в «скат» [14] и слушали музыку. Да, и тогда опять прозвучала эта дурацкая песня: «Я знаю, когда-нибудь чудо свершится» – наша песня, вы знаете уже, та самая, с испорченного прощального ужина в Берлине. Великолепная Сара! Прекрасный голос! Отличный фильм!
– Дори, – прошептал Эрнст, – это и есть вся твоя новость?
– Да подожди же! Вот теперь я потерял нить.
– Ты ее теряешь всегда, когда хочешь закурить.
Дори подождал самокрутку, зажал ее в углу рта, пару раз затянулся и продолжил:
– Итак, следующее: мы окончательно прорвались! Сегодня ночью – едем, сколько сможет машина. Завтра тоже будем ехать, сколько сможет машина.
– А иван? Он что, так же быстро бежит вместе с нами?
– Чепуха, Эрнст! Дивизия «Мертвая голова» до сих пор стояла правее нас и прикрывала наш фланг. Теперь ее сменили, и она едет позади нас, уходит влево и выходит в авангард. Зато дивизия «Рейх» будет пробиваться правее нас.
– Вот оно, стратегическое мастерство. То, что было левее нас, теперь должно отправиться направо, а что было правее – отправится налево! А мы? Что предстоит нам? Может быть, мы можем ехать назад и потом отправимся в отпуск?
– Ты не понимаешь, Эрнст! – рассмеялся Блондин. – Это называется перегруппировкой. Это – тактический маневр. Они должны скрыть свои намерения и запутать противника.
– Скрыть, запутать. Цыпленок, сколько раз я уже это слышал. Что тут скрывать и кого запутывать? Ивану абсолютно все равно, кого бить, написано на его нарукавной ленточке: «Адольф Гитлер», «Рейх» или «Мертвая голова». К тому же полосок под маскировочными куртками все равно не видно.
– Да слушай же ты дальше! – прервал его Дори. – Мы остаемся в центре, едем медленнее других и ждем, кого иван остановит первым. Они гонят полным газом, а мы – мелкой рысью.
– А потом? – спросил Блондин.
– А потом, Цыпленок, ты все никак не поумнеешь! Потом впереди заварится то же дерьмо!
– В Курске будет отпуск!
– Запросто, Цыпленок. А потом – все снова.
– Из дерьма прочистится – и опять в дерьмо.
– Точно, Дори. И так до тех пор, пока у тебя не будет холодная задница.
– Дори, а что с Обоянью?
Дори резко затормозил и начал ругать езду рывками:
– Сонные тетери! Новички! Хотел бы знать, где эти там, впереди, нашли свои права!
– Обоянь, Дори, Обоянь. Что с этим дрянным местечком? Наш Цыпленок хочет стать там директором школы.
Дори резко повернул голову и удивленно посмотрел на Блондина:
– Директор школы в Обояни?
Эрнст рассмеялся, а Блондин выругался.
– Ничего плохого, Дори. Это просто шутка. Но мы остановились на Обояни.
Дори снова тронул машину вперед и покачал головой:
– Про Обоянь я больше ничего не слышал. Что-то стухло в бардаке.
– Ну что, радиотишина?
Дори пожал плечами и больше ничего не ответил.
Солнце опять припекало. И моторизованный марш обещал быть утомительным. Единственное преимущество состояло в том, что не надо было идти пешком. Разговор продолжать больше никто не хотел. Все начали клевать носами. Эрнст попробовал уснуть. Далеко слева от них висели клубы темного дыма. Подъехав поближе, они рассмотрели подробности. Местность была покрыта боевой техникой и оружием. Они увидели разбитые и сожженные остовы танков, противотанковых пушек, артиллерии, автомобилей и людей! То, что прежде было людьми. Остатки дымили и, потрескивая, горели. Блондин смотрел на них с открытым ртом. Дори вел машину почти со скоростью пешехода, и сигарета выпала у него изо рта. Эрнст тер подбородок. Они ехали долго и смотрели, пока снова не обрели дар речи. На самом деле из оцепенения их вывел гул самолетов и тихие глухие звуки взрывов.
– Это что, предназначалось нам? – спросил Блондин.
– Нет, – успокоил его Эрнст. – Это далеко правее нас. Звучит после артиллерии.
– Но я думал, – Блондин притянул верхнюю губу к носу и показал рукой на руины: – Я думал, мы прорвались! Кто тогда атакует?
– Хотел атаковать, Цыпленок. Хотел! Это была ошибка, ошибка в расчетах, стратегический недостаток или что-то в этом духе.
– Это были русские резервы. – Дори стер пот со лба и смахнул капельку пота с кончика носа. – Именно потому, что мы прорвались, иван бросил в дыру все, что поспешно смог собрать.
– Это была настоящая команда кандидатов на вознесение. Чистой воды самоубийство! Они колотились о наши группы танков, как пьяные о стену.
– Я не видел раненых. И пленных нам навстречу не было.
– Да, Цыпленок. – Эрнст снова почесал подбородок, заросший щетиной. – И это было совсем недавно и длилось недолго.
– И ты думаешь, это сделали наши танки? – засомневался Блондин. – Я не вижу ни одного немецкого танка. У нас совсем не было потерь? Ни одной поврежденной коробки? Не могу понять. Нахожу это странным.
– Я тоже весь внимание. И тоже ничего не видел!
– Но кто тогда учинил этот разгром?
Эрнст пожал плечами. Дори тоже не знал ответа и смотрел на танковое кладбище, а Блондин притянул к носу верхнюю губу. Гудение в небе и глухие удары продолжались.
Они не могли знать, что благодаря всего лишь одной паре глаз неожиданно не попали под пушки отряда русских танков. Хуже того! Русские знали, что должны предпринять отвлекающую атаку, совершенно отчаянную, потому что у нее не было другой цели, как выиграть время, чтобы залатать прорванный фронт. «ЛАГ» совершенно внезапно был бы атакован с фланга, если бы не один немецкий капитан-летчик, который случайно заметил скопление русских танков, сразу понял грозящую опасность наступающему корпусу войск СС. Он поднял немедленно по тревоге свою группу пикирующих бомбардировщиков без обстоятельных докладов и запросов разрешения на вылет и направил ее в бой. Так 8 июля 1943 года для советской стороны разыгралась трагедия. Шестнадцать танков советского 2-го гвардейского танкового корпуса и несколько стрелковых батальонов были атакованы только с воздуха. Авиационные пушки против Т-34. Осколочные бомбы против пехоты. В то время как гренадеры войск СС продолжали развивать успех и выходили на оперативный простор, немецкие эскадрильи нанесли уничтожающие удары по русским гвардейским бригадам. Через час никакой угрозы с флангов уже не существовало. Русские стрелковые батальоны были разгромлены, пятнадцать подбитых Т-34 дымили на местности.
