Виктор Смирнов - Лето волков
Она проходит кругом, подлетая к расступившимся и замершим танцорам, почти сталкиваясь с ними и затем небрежно отворачиваясь, уносясь к центру токовища и вновь возвращаясь к краю, сапожки ее пристукивают, взлетают оба разом, вбок, тарабаня каблуками, опустившись, проворачиваются, словно сами по себе, и легко и стремительно несут гибкое Варино тело, которое танцует по собственной воле, то откидывается назад, то отклоняется вбок, так что кажется, вот-вот не удержат плечи эту, на гибкой шее, головку с веером волос, но каждый раз грудь, стан, бедра, руки догоняют убегающие сапожки, подчиняют их, и все движения сливаются в одно целое, вихревое, горячее, притягивающее…
Показав себя, выйдя из беспамятства танца, Варюся, не замедляя движений, зазывает себе пару движениями рук. Да кто ж осмелится выйти на этот поединок, так, чтобы не показаться рядом с ней смешным и неуклюжим?
– Ой, Варюська, ой, дивко! – вздыхает сутулый, с бухгалтерской тетрадкой под мышкой Яцко, которого, смеясь и подразнивая, зазывает красотка. – Тебе бы, цее, до Москвы, в оперу чи в балет…
Сверток, принесенный Варей, оставшийся на краю стола, от общего сотрясения сдвинулся к самой кромке.
23
Гнат, скудным своим умишком, решает, что, если не зовут за стол, то надо искать еду под столом.
Подбирая кусок огурца, Гнат замечает, что не он один такой догадливый. Васька, оказавшись у ног Климаря, в спешке рвет зубами кусок колбасы, а другой рукой подзывает к себе дурня. Гнат ползет, стараясь не задевать ног. Хотя никто и не заметил бы: все засмотрелись на танец Вари.
На току происходят перемены. Бойкая Малашка выскакивает к центру, но Варюся отметает ее, не желая себе кавалера в юбке. Она примечает Валерика, и тот, двигая руками, раскачиваясь, приближается к ней. Первыми шажочками и притопами, взмахами клешей он показывает, что будет танцевать веселое «яблочко», и Варя принимает вызов. Кто ж не знает матросского танца?
Гнат и Васька устраиваются под столом поудобнее. Пацан, запуская пальцы за край стола, наугад, уже набрал немало съестного: рубаха оттопыривается. Он показывает дурню палец как символ товара, держа в другой руке шматок сала. Гнат достает из кармана гвоздь. Васька отрицательно мотает головой. Гнат роется в запасах и достает боевой патрон с пулей, кончик которой окрашен зеленым. Трассирующая! Васька отвечает согласием, совершая обмен. Гнат находит новый патрон. Рука Васьки возникает на краю стола, хватает то, что нащупали пальцы – полуобглоданную кость.
Обмен продолжается. Рядом с ними постукивают, притоптывают чьи-то ноги. Это ничуть не мешает торговым операциям. Васька, впрочем, держит ухо востро: ловит слова и фразы.
– Не жалеет Варя подметки, – скрипит Яцко. – Такие сапожки только кривой Лайба в Малинце шил. – Он постукивает по бухгалтерской тетрадке. – Шестьсот довоенных карбованцев! Корову купить можно было!
– На шо ей корова? Корова есть! – приходит к глубокому выводу Попеленко.
Ястребок, нарушив приказ, покинул калитку, чтобы посмотреть на танец.
– Не в том вопрос, – продолжает Яцко. – Вопрос в разумном бюджете!
Сапожки Вари и ботиночки Валерика, полускрытые клешами, проносятся мимо, заставив Попеленко отдернуть свои кирзачи.
24
Валерик, словно забыв о Варюсе, ходящей кру́гом в невероятном дробном «коле», старательно показывает «яблочко», то хватаясь за затылок рукой, то приседая и выбрасывая ноги. И хотя ему приходится то и дело упираться в землю рукой, герою Измаила все сходит с рук, каждое движение Валерика встречают хлопаньем и криками. Тем временем Яцко заметил, что Климарь мощным своим телом отодвинул сидящих обок и высвободил местечко рядом. Худосочный бухгалтер тут же протиснулся туда и уселся возле забойщика.
– Имею важный общественный вопрос… вот вы как специалист по мясному поголовью… имеет нам смысл завести свиноферму?
Климарь следит за Варюсей. Красотка вдруг оставляет морячка, кидается к столу и подхватывает готовый свалиться сверток. Валерик следует за ней.
– Устала я, черноморец, дай передохнуть.
– Ты сначала речь скажи, – говорит Климарь бухгалтеру. – Поставь вопрос ребром!
– Щас! – встает, откашливаясь, Яцко.
– Туда, туда! Перед народом! Токо не скрипи, как немазаное колесо, говори, как оратель!
Климарь, взяв соседа за бока, выталкивает его на ток. Появление среди танцующих бухгалтера с тетрадкой вызывает аплодисменты, которые Яцко принимает за чистую монету и раскланивается. Раскрасневшаяся Варюся, не меняя игривого выражения лица, усаживается на место бухгалтера. Заводит, улыбаясь, как бы шуточный разговор. Васька, устроившийся у ног забойщика, выставляет, как слуховой раструб, свое, помеченное коростой, ухо.
– Гончара приведешь. Если знов будет петлять, Тоську доставишь. Держи!
Варя кладет сверток рядом с Климарем. Он ощупывает предмет, завернутый в холст и перевязанный. Никто не обращает на них внимания, а гомон, музыка, песни заглушают слова. Издали – обычная застольная беседа. Забойщик спрашивает:
– Лейтенантик мешает. Как с ним?
– Про лейтенанта не сказано.
– Ой, Варька, не играй в две дуды.
– Шо передали, то говорю. А дальше твое дело.
– Добре, разберусь.
– И разбирайся… А я гулять пришла. – И Варя выбирается из тесноты застолья.
Климарь под столом, не глядя, разворачивает сверток, сует в карман поблескивающий «люггер» и две обоймы. Это происходит на расстоянии вытянутой руки от засевшего внизу Васьки.
Сапог забойщика неожиданно утыкается в бок Васьки. И тут же следует размашистый удар носком: хорошо, что Васька успел повернуться задницей.
– Буркан, а ну пошел! Приплелся. Сволочь!
Васька, придерживая рукой ягодицу и прихрамывая, незаметно вылезает с другой стороны стола. За ним ползет Гнат. Дурень хочет продолжать менку.
– Пу! – наставляет он на Ваську новый патрон, изображая выстрел. – Пу!
25
У скрипача Петька́ лопается волос на смычке. Музыка прерывается к общей радости: можно перевести дыхание.
– Ну, шо, мамо? – спрашивает Валерик, подойдя к Кривендихе.
– Ой, добре станцювал, сынок!
– Мамо, я ж не про то!
– Ой, такая ж вещь, – говорит хозяйка жалостливо. – Не на кажном базаре купишь!
Морячок, приняв слова за согласие, исчезает в хате.
На середину токовища, где еще не улеглась пыль, выходит Яцко с развернутой тетрадью в руке…
– Товарищи! Разрешите ребром! Об нас дуже доброго мнения товарищ Гречка, голова потребкооперации! Он прямо так и сказал! Вот, записано: «Передайте благодарность труженикам Глухаров, и нехай расширяют возможности потребкооперации. Пора от частного свиноводства перескакивать до созданию коллективной свинофермы». Золотые слова!
В этот момент Валерик выходит из хаты, торжественно неся патефон.
– Патефон! – ахает Малашка. – Не заржавел у Кривендихи?
– Ты гляди, всю войну прятала, а для сына не пожалела, – замечает младший Голендуха.
– Мы дали пятьдесят про́центов керамики первым сортом, – продолжает Яцко, – а девять про́центов признано высокохудожественного значения. Но теперь надо думать про свиней! Свиноводство, сказал товарищ Гречка, есть наилучший способ восстановления мясного поголовья. Свинья, образно определил товарищ Гречка, являет ходячую фабрику будущих ковбас…
На него цыкают девчата:
– Ты ковбасой лучше закуси!
– Яцко, не до тебя…
– Не сбивайте меня, я бухгалтер, – отбивается докладчик.
Но это не помогает.
– Яцко, скорей до бутылки!
– Я же про серьезное, – бормочет бухгалтер и сконфуженно садится за стол с краю.
Малашка сгоняет его и оттуда, расчищая место для патефона. Валерик ставит на стол чудесный ящик. Начинает крутить хромированную ручку.
– Ты ж заводи потрошку, сильно не крути! – беспокоится Кривендиха.
И в полном молчании хрипловато звучат слова танго.
«Счастье свое я нашел в нашей встрече с тобой…»
Уставшие музыканты откладывают инструменты.
– Ящик, он и есть ящик, – говорит старший Голендуха. – Раньше были патефоны. От такая труба – больше церковного колоколу! Я у пана видел.
– Умели люди жить, – соглашается младший.
Но тут больше, чем патефон, удивляет глухарчан новое явление.
26
Появляется немая Тося Семеренкова… Она несмело выходит из вишен, словно таилась там, размышляя, показаться на люди или нет.
На Тосе нет ни черного платка, ни монашеского длинного платья – наряда, к которому уже привыкли глухарчане. Из-за этого наряда никто толком и не видел, как изменилась за последние годы младшая дочь гончара. Теперь увидели.
– Немая пришла!
– Ты диви яка…
– От бисова красота!
На Тосе простое ситцевое платьице, чуть тесноватое, залежавшееся где-то в сундуке. На шее легкая шелковая хусточка, прикрывающая вырез. Волосы опущены на плечи и чуть подкручены в локоны с помощью плойки.
