Юлия Латынина - Не время для славы
Антуанетта заорала. Она была готова к перебранке, а может, даже к мелкой женской драке, с визгом, слезами и длинными царапинами от ногтей, но даже в эту секунду она не осознала, что соперница дерется насмерть.
Полено свистнуло в воздухе, рассыпаясь вишневыми искрами. Маленькая красная шапочка слетела с кудрей Антуанетты. Развевающиеся шелка чудом плеснули мимо огня, и удар пришелся на целую гроздь белых нарядных пакетов, которых Антуанетта так и не выпустила из рук.
Лопнули веревочки и ручки, пакеты рухнули на пол, хрустящие коробочки раскатились по ковру. Несколько искр попало на развевающиеся рукава Антуанетты, и в комнате мгновенно запахло паленым. Диана ударила снова. Антуанетта прыгнула назад, огромный десятисантиметровый каблук ее подвернулся, и девушка, как подбитая, грохнулась на ковер.
Тут уж Кирилл бросился на Диану, перехватывая ее запястье, словно током его шибануло, когда он опять коснулся ее кожи, и тут же Диана вырвалась, легко, с изумившей его самого совершенно неженской силой, Кирилл вцепился руками в горящее полено, и оно упало и покатилось по ковру, оставляя позади себя вонь и пятна.
– Убери от меня эту сучку! – орала Антуанетта.
На боку одного из пакетов быстро ширилось и ползло коричневое пятно, и вдруг вместо пятна из него выметнулся язык алого пламени, неотличимый от развевающихся лоскутов жилетки Антуанетты.
Огонь тут же перекинулся на другой пакет. Кирилл выругался, скинул с себя пиджак и стал сбивать пламя.
Антуанетта, упираясь каблуками в ковер, быстро-быстро ползла к двери. Диана стояла, словно окаменев. Заметив это, Антуанетта вскочила, гибким движением кошки подобрала те пакеты, которые были ближе к двери, и заорала:
– Сука! Стерва! Я на тебя в суд подам! Ты еще не знаешь, с кем связалась!
Цапнула тяжелую безделушку, – стоявшую на полочке платиновую кошку Франка Мейстера, с дымчатыми лапками, с изогнутыми ушами, примерилась, словно хотела запустить ей в Диану, а потом сунула безделушку подмышку и побежала прочь.
Кирилл в ошеломлении глядел ей вслед. Снова потянуло дымом и гарью, и Кирилл вдруг заметил, что на паркете под столом лежит какая-то розовая тряпка, видимо выпавшая из свертков, и по этой тряпке уже ширятся и ползут горелые дыры, – и тут наконец сработала система автоматического пожаротушения, над дверью заорало, как сто кошек, и на Кирилла с Дианой откуда-то из-под люстры хлынули облака белой пушистой пены.
Кирилл схватил девушку и потащил ее в сторону, а пена все хлестала и хлестала, она была везде, она затопила ковер и поравнялась с огромным плазменным экраном, росшим на ножке из пола, она текла по белым стенам и хлопьями сползала с нежно-сиреневого кожаного дивана, и на этот-то диван Кирилл повалился вместе с Дианой, как был, без пиджака, утонувшего в пене, кашляющий, расхристанный, и тут на него накатило, и он заржал во весь голос.
Диана неуверенно засмеялась тоже, Кирилл захохотал еще громче, и так они и хохотали вместе, прыгая на диване и стряхивая с себя белую, как свадебное платье, пену, когда в квартиру ворвались дежурившие на пульте охранники с огнетушителями в руках, а внизу, на бульваре, заорал и закрякал эскадрон пожарных машин.
Глава пятая
О пользе борьбы с терроризмом
Председатель Пенсионного Фонда республики, заслуженный мастер спорта, дважды чемпион Олимпийских Игр Дауд Казиханов пил утренний чай в гостиной своего роскошного загородного дома, когда ворота во двор разъехались, и в них въехал черный «порше кайенн», подаренный семьей президента скромному проверяющему из Москвы Христофору Мао.
Дело было через два дня после безобразной стрельбы, которую Дауд устроил прямо на глазах президента.
Причина, по которой человек, официально числившийся московским куратором «Авартрансфлота», нанес визит главе Пенсионого Фонда республики, была очень проста: Дауд Казиханов был агентом ФСБ.
Это могло бы показаться удивительным, потому что Казиханов был известен дружбой с чеченскими сепаратистами. Во время войны Дауд проводил в Чечне кучу времени и даже командовал собственным отрядом, и мы уже говорили, что его состояние было сделано на торговле с Чечней людьми и оружием.
Еще более удивительным было то, что факт своего сотрудничества с ФСБ Казиханов нисколько не скрывал, (примерно как московский проверяющий не скрывал того факта, что он кадровый офицер), – и как-то в 97-м даже появился на приеме на Лубянке, где были только самые высокопоставленные генералы, что, собственно, означало – спалиться как агент. Но еще поразительней было то, что фотографиями с этого приема Дауд сам же хвастался перед Шамилем и Хаттабом.
Причина, конечно, заключалась в том, что в те смутные времена чрезвычайно трудно было понять, кто чей агент, Дауд ли служит ФСБ или ФСБ – Дауду, и судя по тому, что именно Дауд ввозил для Шамиля через генерала ФСБ самые настоящие арабские доллары (генерал брал пять процентов, и Шамиль очень серчал, когда узнал, что Дауд, ссылаясь на кяфиров, крысит еще пятнадцать), – так вот, судя по этому, в те смутные времена скорее ФСБ было агентом Дауда.
Ситуация изменилась, когда в 99-м Шамиль вторгся в республику. Шамиль полагал, что он будет главным во время вторжения, а его верный союзник Дауд его поддержит. Дауд же полагал наоборот. Он полагал, что если Шамиль был главным в Чечне, а он, Дауд, там его поддерживал, то теперь, когда дело идет о соседней республике, он, Дауд, должен быть главным, а Шамиль должен быть его союзником.
Из-за такого несогласия в вопросах лидерства Дауд совершенно не поддержал Шамиля и сделал вид, что вторжение его не касается, и за это решением шариатского суда был приговорен к смерти, как муртад и агент ФСБ. Как мы уже сказали, Дауд был действительно агентом ФСБ, но до тех пор, пока не вышла эта нехорошая история с тем, кто должен быть лидером, это не играло никакой роли.
Тем не менее из-за этого проклятого суда многие отвернулись от Дауда, и если бы не Пенсионный Фонд, Дауд бы совсем зачах. Но с Пенсионным Фондом дело пошло хорошо, так хорошо, что Дауд стал одним из самых влиятельных людей в республике; в придачу к Пенсионному Фонду он владел тремя депутатами, двумя главами районов, и коньячным заводом, на который племянник прокурора республики исправно поставлял технический спирт.
Вот с этим-то заводом и вышла неприятность: с утра на нем копошилась проверка, пытаясь выяснить, как завод, не имеющий не только лицензии на производство спиртного, но и зарегистрированный в БТИ как «гараж металлический, на две машины», производит десять тысяч бутылок пятизвездочного коньяка в день, и из какого, собственно, дерьма он это делает.
Христофор Мао обнялся с Даудом, и они поговорили о том, о сем. К кофейку принесли коньяк (разумеется, не Даудовский), и Христофор выразил Дауду соболезнование в связи с проверкой.
– Это все Кемировы, – сказал Христофор, – они знают, что ты тянешь к Москве, и они проплатили, чтобы тебя сняли. А после позавчерашней стрельбы Джамал совсем рассвирепел.
Темно-бордовые, цвета базальта глаза Дауда остались совершенно неподвижными.
Дауд прекрасно понимал, что чекист врет. Заур бы никогда не натравил на него проверку из Москвы. Он бы просто приказал Джамалудину.
И уж даже если бы Зауру пришла в голову удивительная мысль прикопаться к нему со стороны УК, он мог бы запросто посадить его за пьяную стрельбу в присутствии президента. Ежкин кот, Зауру, говорят, все лицо соком обрызгало, пуля ему в тарелку вошла, – в конце концов, много ли найдется президентов на свете, которым всадят пулю в тарелку, а они побранятся, хлопнут дверью, да и махнут рукой?
Проверку прислала Москва. А точнее, вот этот сам и сработал: Христофор Мао. Дауд видел его насквозь. Он был такой же, как тот, генерал, который возил из Азербайджана деньги мешками. Мастер решать проблемы, которые сам же и создавал. Жалко, что в свое время генерала пришлось скормить собакам, когда он узнал, что начальство прознало о его маленьком заработке и решил отравить Дауда, чтобы спрятать концы в воду.
– Можешь решить проблему? – спросил Дауд.
Мао помолчал.
– Скажи, Дауд, а что твои друзья в лесу говорят о Джамале?
– У меня в лесу давно нет друзей, – ответил Дауд.
Это была почти правда. С тех пор, как суд шариата приговорил Дауда к смерти, отношения Казиханова с подпольем совершенно испортились. К тому же причин, по которой их стоило улучшать, Дауд совершенно не видел. Что теперь подполье? Кучка одержимых и нищих.
– Да ладно. Вы, Дауд Магомедович, знаете все. Это правда, что Булавди и Заур держат связь через МИ6? То есть – через Водрова?
Дауд открыл рот и закрыл его. Первой реакцией его была мысль, что собеседник его совершенно и бесповоротно спятил. Но, как уже сказано, основной проблемой Дауда была паранойя. Это было вполне простительно для человека, числившегося в разное время и одновременно полковником ФСБ, заместителем руководителя шариатской службы безопасности и председателем Пенсионного Фонда республики РСА-Дарго. Можно было даже сказать, что это было необходимое для выживания качество.
