Фридрих Незнанский - Последняя роль
— С пулей в животе в атаку не пойдешь, — возразил Турецкий, снова вверяя голову в заботливые руки девушки.
— Родина заставит — побежишь как миленький. — Девушка закончила обрабатывать рану Турецкого и принялась накладывать повязку.
— Вот так, — приговаривала она. — Будете у нас как новенький.
— Это вряд ли, — усмехнулся Турецкий. — Кстати, милая спасительница, как вас зовут?
— Диана.
— Диана? — неприятно поразился Турецкий.
— Ну да. А чего вы всполошились? Имя как имя. Не нравится, можете называть меня Диной. Так тоже можно. А мне-то вас как звать? Гражданин Бревно?
— Никаких больше бревен, — строго сказал Турецкий. — Меня зовут Александр.
— Вы точно помните? — Дина критически оглядела повязку, затем скользнула взглядом по бледному лицу Турецкого и сказала: — По-моему, это имя вам не очень подходит.
— А какое подходит?
— Аристарх, — насмешливо выпалила Дина. — Ну, или Полиграф. Есть в вашем лице что-то… от полиграфа.
— Полиграф — это детектор лжи, — наставительно сказал Турецкий.
— Да ну? Без вас не знала. В таком случае, вы настоящий полиграф. Врете без остановки. Во-первых, сказали, что не пили. А от вас разит, как от пивного ларька.
— Но я, в самом деле, не помню как пил, — виновато сказал Александр Борисович. — Возможно, в меня влили немного водки, пока я был в нокауте.
— Кто?
— Вероятно, тот, кто меня в этот нокаут отправил.
Дина подумала и кивнула:
— Резонно. А кто вас отправил в нокаут?
Турецкий задумался, мучительно наморщив лоб.
— Есть! — сказал он. — Вспомнил! Их было двое. Если, конечно, не считать третьего.
— Так мало? Если уж врете, врите на полную катушку. Скажите, что их было десять! Девятерых вы уложили, а десятый шандарахнул вас палкой по башке. Но вы и его успели уложить, прежде чем потеряли сознание. Вот как надо врать, господин Полиграф!
— Ловко, — согласился Турецкий. — Но тогда где же десять тел?
Дина подумала и сказала:
— Очень просто. Пока вы были без сознания, они пришли в себя и смылись. Вы ведь не били их палкой по головам. Вы действовали благородно — кулаками. А кулак против палки — пшик! Как вам такая версия?
— Мне нравится, — улыбнулся Турецкий.
— В таком случае, я вам ее дарю. — Девушка взяла его за руку. — А теперь вставайте и пройдитесь по комнате. Я хочу убедиться, что вы окончательно пришли в себя.
— Что-то мне не хочется гулять, — сказал Турецкий, вздохнув. — Лучше я еще немного посижу.
Дина сдвинула брови и фыркнула.
— Бросьте притворяться, Полиграф! С черепом у вас все в порядке, я сама проверяла. Лучше уж сразу признайтесь, что хотите напроситься на ночлег к одинокой девушке. Да только не выйдет. Я одинокая, но я не беззащитная!
— В этом я не сомневаюсь, — охотно признал Александр Борисович.
— Ага! Значит, я разгадала ваши коварные планы?
— Почти, — с улыбкой сказал Турецкий. — Но на ночлег я напрашиваться не собираюсь. Вдруг вернутся ваши родители, что они подумают?
Дина наморщила курносый нос.
— Не вернутся. Я снимаю это квартиру. Так что, фактически она моя, и я здесь полная хозяйка.
— В таком случае, может вернуться ваш… друг. Или жених.
— Опять не попали! У меня нет ни того, ни другого. Я свободна, как вольный ветер! Кстати, мне нравятся мужчины в возрасте. Особенно такие, как вы, — с забинтованной головой и глазами побитого пса. Хотите, постелю вам на коврике у двери. Заодно будете охранять мне квартиру.
— Боюсь, что охранник из меня сейчас никакой.
— Да ну? — Дина присела рядом с Турецким и как бы невзначай (или действительно невзначай?) положила руку ему на бедро. — Вы правда не маньяк? — с улыбкой спросила она, разглядывая лицо Александра Борисовича.
Он пожал плечами.
— Не знаю. У меня ведь отшибло память.
— Значит, мне придется рискнуть?
— Смотря что вы имеете в виду, — слегка запнувшись, проговорил Александр Борисович.
Дина провела ладонью по его щеке.
— А вы красивый, — тихо и хрипло проговорила она. — Как вы себя чувствуете?
— Чувствую, что живой, — ответил Турецкий, с некоторым удивлением поглядывая на девушку.
— Для мужчины это главное.
Она вдруг наклонилась и поцеловала Александра Борисовича в губы. Турецкий дернул головой.
— Что такое? — тихо спросила Дина. — Я тебе не нравлюсь?
— Слишком прыткая, — ответил Турецкий.
— А чего тянуть-то? На дворе двадцать первый век. Время скоростей, и всё такое. Или ты любитель долгих предисловий?
— Во-первых, я тебе в отцы гожусь, — сдержанно сказал Турецкий. — А во-вторых, ты меня совсем не знаешь.
— Ну, и что? — пожала плечами Дина. — Я же тебя не под венец зову. Сегодня подружимся, завтра расстанемся. Может быть, и не встретимся больше никогда. Так зачем время терять? Знаешь такую песню — «жить нужно в кайф!»
— Как у вас всё легко, у молодых, — недовольно проворчал Александр Борисович. — В наше время всё было как-то…
— Медленней?
— Изящней. Изящней и красивей.
Дина вздохнула и убрала руку с его бедра.
— Фу, какой ты скучный. Настоящий старпер. Девушка к тебе со всей душой, а ты ей про мораль и былые времена. Тоска!
Дина поднялась с дивана и оправила юбку.
— Кстати, — сказала она. — Если ты голоден, я могу чего-нибудь метнуть на стол. В морозилке есть пельмени и замороженные овощи. Ты что будешь?
— Ничего, — ответил Турецкий. — Спасибо за помощь, но мне пора идти.
— К жене? — уточнила Дина.
— В гостиницу, — в тон ей ответил Александр Борисович.
Дина посмотрела на него и весело присвистнула.
— Так ты еще и приезжий. То-то я смотрю, выговор у тебя какой-то странный, не наш. А ты откуда приехал?
— Из Москвы, — неохотно ответил Александр Борисович.
— Ва-ау! — Золотисто-карие глаза девушки расширились. — Из самой Москвы? А ты там кто?
— Дирижер в оркестре, — с усмешкой ответил Турецкий.
— Нет, я серьезно, ты кем там работаешь?
— Я тоже серьезно — дирижером. Могу продемонстрировать, если не веришь. Если найдешь подходящую палочку.
— Одну палочку ты уже нашел, — насмешливо напомнила Дина. — Ту, которой тебя приласкали по голове. Так что, лучше не выпендривайся. Короче, я пойду поставлю пельмени, а ты лежи отдыхай. У тебя вон, на повязке, пятно кровавое расплылось. Куда ты в таком виде на ночь глядя!
— Но я…
— Шурик, — с напускной сердитостью перебила его Дина, — я же сказала — не выпендривайся. Здесь моя территория, и правила диктую я. Андестенд?
Турецкий неприязненно передернул плечами.
— Как ты сказала?
— Это по-английски — «понимаешь?» — Дина насмешливо прищурилась. — А ты что, английского не знаешь? Ну, ты и темный. А еще из Москвы. Ладно, лежи, московский валенок. Накормлю тебя пельменями. Узнаешь, что такое «лебедянское гостеприимство».
— Спасибо, я уже узнал, — саркастически заметил Александр Борисович и потрогал ушибленную голову. — Не боишься, что я тут у тебя помру?
— Помрешь, значит, помрешь. Хоть наешься перед смертью. Ну, всё, — валяйся.
Дина выскочила из комнаты, и уже через секунду загремела на кухне какими-то кастрюлями.
Турецкий улыбнулся. Забавная девчушка. Ах черт, как же это всё-таки неприятно — стареть. Встречаешься симпатичную девушку, а в голове одна мысль — что она тебе в дочки годится. И всё. Романтичное знакомство омрачено.
«Надо идти», — подумал Александр Борисович, вздохнув.
Он оперся о кровать ладонями, собрался с силами и рывком поднялся с кровати — как в ледяную воду прыгнул. В голове зашумело, перед глазами вновь повисла отвратительная, тошнотворная желтая пелена.
— Ди-на… — сдавленно проговорил Турецкий.
Он пошатнулся и понял, что теряет сознание, но поделать ничего не смог. Ноги Александра Борисовича подкосились, и он рухнул на кровать.
36
— Эй! — И снова кто-то потряс его за плечо. — Ты думаешь просыпаться?
Турецкий открыл глаза и посмотрел на Дину. Первое, что бросилось в глаза, её голове плечо, торчащее из-под одеяла. Затем — голая, упругая грудка.
— Черт, — простонал Турецкий и приподнял над собой одеяло.
— Ты чего? — удивилась Дина. Затем поняла и рассмеялась. — Смотришь, голый или нет? Ты что, опять ничего не помнишь?
— Как-то смутно, — тихо ответил Александр Борисович. И только тут начал припоминать. То, как согласился выпить пару рюмок коньяку, как ходил в душ, чтобы прийти в себя. Как потом… — А черт… — простонал Турецкий и хлопнул себя ладонью по лбу. — А черт! — вскрикнул он — на этот раз от боли.
— Ты чего, припадошный? Убить себя решил?
Она заботливо поправила повязку на голове Турецкого.
— Нечего казниться, — сказала Дина. — Переспали и переспали. Дело-то житейское. Вряд ли я первая женщина, с которой ты это проделал.
