Анатолий Ромов - Знак темной лошади
— Угроза. Серьезная угроза Омегву.
— Омегву?
— Да. Все остальное объясню в самолете. Все, пока.
* * *
Взглянув на табло в салоне самолета, Анри увидел горящие буквы. Отложил журналы. Два с лишним часа полета он еле вынес, хотя в общем-то рейс с самого начала, с момента взлета в Бурже, проходил отлично. Небо было безоблачным, внизу расстилался безбрежный серебристый океан. Все эти два часа Анри думал только о Ксате. О том, что минут через сорок, максимум через час, после посадки он будет всего в полутора часах езды от нее. В столице, на привокзальной площади. Ясно, как только он окажется там, он сразу же займется поисками такси. Обратные билеты на ночной рейс у него в кармане. На всякий случай он взял наличные деньги, по карманам куртки у него распихано сейчас что-то около десяти тысяч франков. Мать и Жильбер не раз говорили ему, что за твердую валюту в столице можно достать все.
Сойдя с самолета и пройдя таможенный досмотр, он сразу направился к стоянке такси. При его появлении водитель одной из машин, быстро приоткрыв дверцу, спросил с готовностью:
— Месье, вам куда? В гостиницу «Хилтон»?
— Мне нужно в Бангу.
— В Бангу? — водитель присвистнул. — Ого.
— Учтите, я хорошо заплачу. Валютой.
— Понимаю, что валютой. Нет, месье, простите. Куда угодно, но в Бангу я не поеду. Поговорите с кем-то еще.
— Но почему?
— Вы что, не знаете, что это за район? Там же всякое может случиться. — Видимо, решив хоть как-то помочь Анри, водитель крикнул в окно: — Эй, ребята! Есть желающие сгонять в Бангу?
Ближайший к нему таксист, услышав слово «Бангу», молча покачал головой. Водителем следующей машины, к которой подошел Анри, был молодой парень; внимательно изучив Анри, он почесал кулаком нос.
— Вам в Бангу? И все?
— Мне в Бангу и обратно. Причем обратно я поеду с молодой девушкой, моей женой.
— Понятно. Парень помолчал. — Ну а вообще, так, между нами сколько вы дадите?
— Я готов дать столько, сколько вы попросите.
— Понятно. — Парень снова углубился в раздумье. — Месье, ехать сейчас в Бангу, значит рисковать получить пулю в череп. Вы знаете об этом?
— Не знаю, но меня это не остановит. Говорю вам, я заплачу столько, сколько вы попросите.
— Хорошо. Пять тысяч франков дадите?
Пять тысяч франков показались завышенной платой даже ему, заранее решившему не торговаться. Тем не менее он ответил без колебаний:
— Хорошо. Пять тысяч франков, значит, пять тысяч франков.
— Садитесь. — Подождав, пока Анри сядет рядом с ним, парень сказал: — Извините, месье, но тысячу я хотел бы получить вперед. В дороге может случиться всякое. Иначе я не поеду.
— Ладно. — Отсчитав тысячу франков, Анри передал их водителю, и тот сразу же взял свой «ниссан» с места. Пока они разворачивались, Анри увидел на фронтоне аэровокзала электронное табло, показывающее семь минут пятого по местному времени. В прошлый раз, когда они добирались до Бангу на автобусе, путь занял у них около двух часов. Отлично, подумал Анри, ведь на машине они в любом случае доедут быстрее. Так что времени, чтобы забрать Ксату и вернуться вместе с ней к ночному рейсу, у него в любом случае будет в избытке.
* * *
Балубу, высокий парень двадцати пяти лет, с мощным торсом и крепкими ногами, стоял на самой середине висячих бамбуковых мостков. Все его одеяние состояло из затертых до дыр джинсовых шортов и висящего на шее ножа в кожаном чехле; вглядываясь в застывшую перед закатом поверхность озера, он будто изучал собственное тело, состоящее, по существу, из одних мышц. Однако это была просто случайная поза; на самом деле Балубу в этот момент было глубоко наплевать на собственное мощное сложение, да и вообще на все. Единственное, что имело сейчас для него значение, было ожидание, терпеливое, покорное, не зависящее от времени непоколебимое ожидание ожидание известия от девушки, в которую он был давно и безнадежно влюблен. Балубу был абсолютно убежден, что от известия, которое ему рано или поздно должен был принести особо избранный посланник, зависят его жизнь или смерть. Впрочем, его жизнь или смерть зависели от любого, даже случайно оброненного слова этой девушки.
Наконец мостки чуть вздрогнули, и Балубу, обернувшись, с облегчением вздохнул: по мосткам со стороны деревни к нему шел его посланник. Увидев, что Балубу смотрит в его сторону, идущий по мосткам махнул рукой и прибавил шаг, хотя идти ему было трудно — он чуть прихрамывал.
В конце концов посланник остановился рядом с Балубу, с трудом переводя дыхание. Балубу смотрел на него в упор, пытаясь понять, какой же тот принес ответ. Посланник был парнем примерно его возраста, в отличие от Балубу он был низкорослым, с впалой грудью; кроме джинсовых шортов, на нем была надетая на голое тело джинсовая куртка, из-под которой виднелся католический крест. Отлично понимая значение взгляда Балубу, посланник тем не менее не торопился начинать разговор. Наконец, не выдержав, Балубу резко встряхнул его за плечи:
— Бико, очнись! Ты видел ее?
Бико помогал головой:
— Балубу, я-то здесь при чем? Дай отдышаться. Вообще сразу тебе скажу: дело плохо.
Отпустив Бико, Балубу прислонился к перилам. Помолчав, сказал:
— Что, она не придет?
— Не придет. И… — Бико отвернулся. — Нет, Балубу, я не могу тебе этого сказать.
— Что еще ты не можешь мне сказать? — Схватив Бико за запястье, Балубу притянул его к себе. — Эй, дохляк, ты что темнишь?
— Я не темню… — Бико улыбался, всем своим видом показывая покорность. — Я не темню, Балубу, но так же не делают. Я ведь старался ради тебя. Таскался на тот конец деревни. А ты мне руку ломаешь. Отпусти, больно.
— Ладно. — Отпустив руку Бико, Балубу скривился. — Прости, малыш, просто я очень долго тебя ждал. Так что там насчет «не могу сказать»? Ты что, узнал что-нибудь плохое?
— Узнал. — Опершись о перила, Бико с полминуты разглядывал воду. — Ты знаешь Блеза Ауи из Текома? Телефониста?
— Телефониста? Конечно.
— Плохо дело, Балубу. Совсем плохо. — Бико повернулся. Только, Балубу, поклянись, что ты мне ничего не сделаешь?
— Да что я тебе могу сделать? Говори, что случилось. Говори, не томи душу. Изучив взглядом собеседника, Балубу покачал головой: — Бико, вот если ты будешь молчать, я тебе не завидую. Я тебе уши оборву. Ты понял меня или нет?
— Понял. — Вздохнув, Бико затравленно улыбнулся. — Ксата сегодня уезжает. Навсегда.
— Что? — Сказав это, Балубу несколько секунд смотрел на Бико в упор. — Бико, мальчик мой, что ты мелешь? Куда она может уехать?
— В Париж. Она выходит замуж.
— Замуж? Врешь. За кого она может выйти замуж, да еще в Париже?
Неожиданно лицо Бико сморщилось. Несколько секунд он стоял, кусая руку; затем, прижавшись к груди Балубу, зарыдал, бормоча сквозь слезы:
— Балубу… Если бы ты знал… Она… Предала всех нас… С этим типом… Из Парижа… А мы ничего не знали… Понимаешь, ничего не знали… Он себе уехал, а мы ничего не знали…
Постояв немного, Балубу наконец силой оторвал от себя Бико:
— Эй, кончай… Что ты разнюнился… Какой еще тип из Парижа? О ком ты?
— О сыне Нгалы Сиссоло… Анри… Помнишь, они к нам приезжали? — Вздохнув, Бико вытер кулаком слезы. — Мне обидно, понимаешь. Ты же знаешь, что значит Ксата для нас.
— Что значит Ксата для вас. — На лице Балубу застыла каменная улыбка. — Слушай, дохляк, откуда ты все это узнал? Про сына Нгалы Сиссоло, про Париж? Про то, что Ксата сегодня уезжает?
— Я шел от Ксаты, ну и ребята мне вдруг говорят: тебя спрашивал Блез Ауи. — Бико помолчал. — Блез на площади подошел ко мне, говорит: ты ведь друг Балубу, не знаешь, где он? Знаю, говорю, я как раз иду к нему. Блез говорит: вот хорошо, что я не сам ему это передам. И дал кассету от магнитофона.
— Что еще за кассету от магнитофона?
Балубу, прости, но я ее уже прослушал. У меня же есть японский кассетник, ты знаешь. — Бико отвернулся. — Я ведь сразу даже не врубился, зачем Блез сунул мне эту кассету.
— Зачем же он тебе ее сунул? Эй, дохляк! — Закусив палец, Балубу раздраженно сплюнул. Слушай, слизняк, мне вся эта история не нравится. Говори все до конца.
— Хорошо, до конца, так до конца. Вчера Ксата говорила с Парижем, с этим самым Анри. Они уговорились, что сегодня вечером он приедет за ней сюда из Парижа и тут же увезет назад, чтобы там, в Париже, они могли пожениться. Блез все это записал.
— Пожениться? — Внешне Балубу по-прежнему выглядел совершенно спокойным. — Ладно. Малыш, ты захватил с собой этот кассетник?
Лицо Бико страдальчески сморщилось:
— Балубу, не надо. Прошу тебя, не надо. Я уже пожалел, что взял у Блеза эту кассету. Ты только растравишь себя, честное слово. А, Балубу? Может, не стоит? Ведь что уж случилось, то случилось.
