Семен Кожанов - Последняя черта
— Как работать будем?
— Тело Хорошко в мою машину. Положите его в обнимку с Кружевниковым, пусть проникнется моментом. Еноту дайте снотворного, пусть поспит. Из него сейчас все равно боец никакой, — я протянул Вите упаковку таблеток, которые подмешивал Насте в чай. — Гена займет позицию на крыше отремонтированной казармы, оттуда замечательный вид — легко контролировать подступы к части. Я, Витя и Вовка заляжем в этих кустах, — я показал рукой на густые заросли, которые неприступной стеной окружали гаражные боксы. — А Ветров пусть займет позицию на крыше гаража. Всем понятно? Тогда разбежались! Первым действовать буду я, все остальные ориентируйтесь на меня.
Я взял себе еще два запасных магазина к автомату и разгрузку, которая лежала поверх одного из ящиков. Разгрузка была очень удобной — карманы для автоматных рожков располагались на поясе, по бокам. Можно было лежать и ползать по земле, не боясь, что грязь набьется в магазины.
Обе машины загнали в дальние, пустующие боксы. Гена и Ветров залезли на возвышенность. У Гены в руках был оптический прицел, снятый с СВД, это должно было ему помочь обнаружить противника на дальних подступах. Виктор лег по другую сторону гаражной площади, спрятавшись в густых зарослях дикой розы.
Я и Вовка Серов легли в кустах, которые примыкали к гаражу с закрытыми воротами.
— Слушай, Леха, ты извини, что так получилось, — шепотом произнес Вова. — Я знаю, что накосячил, но поверь мне, я хотел как лучше!
— Хотел как лучше, а получилось — как всегда! Ладно, проехали, но знай — смерть Синьки на твоей совести!
— Знаю, можешь не напоминать!
— Алексей Иванович, у нас гости, — раздался в рации голос Гены. — ГАЗ-66, тентованый. В кабине три человека. Что в кузове не знаю, не видно. Прием.
— Понял. Работай по обстановке. Прием!
ГАЗ-66 — это армейский грузовик, в кузове, закрытом брезентом, может разместиться человек двадцать. Если это так, то у нас могут быть проблемы. Знать бы наверняка, есть ли в кузове еще кто-то, можно было бы изрешетить кузов, как только машина заедет на территорию части. А вдруг это вообще не «уборщики», а местные жители, которые потихоньку разбирают здания воинской части на стройматериалы? И что тогда? Убить ни в чем не повинных людей? Твою мать, что же делать?
— Всем внимание, у нас гости! Армейский грузовик, стрелять только по моей команде! — громко произнес я, чтобы услышали Витя и Данила.
Через десять минут в ворота части въехал темно-зеленый ГАЗ-66, его брезентовый тент зиял большим количеством заплат и прорех. Из кабины выпрыгнули трое мужчин, двое из них были среднего возраста, лет сорока пяти — пятидесяти, а третий, совсем пацан, лет пятнадцати. У мужиков в руках были охотничьи двустволки. Все трое, судя по их лицам, были представителями «депортированного народа».
Молодой паренек запрыгнул в кузов «шестьдесят шестого» и принялся выкидывать оттуда большие полиэтиленовые мешки, наполненные пенопластовыми шариками. А это им еще на хрена?! Следом за мешками с пенопластом из кузова стали выкидывать мешки с цементом. А они тут что, стройку решили затеять?!
Мужики с двустволками подошли к гаражным воротам, и один из них принялся шарить ключом в замке, пытаясь его открыть.
Ну что, раз они хотят открыть ворота гаража, значит, это наши клиенты. Трое с охотничьими двустволками — это как-то вообще не серьезно.
— Вова, держи на прицеле молодого в кузове. Если рыпнется, вали его, — прошептал я младшему Серову.
Взяв автомат наизготовку, я аккуратно встал и медленно вышел из-за кустов. Оба татарина были так заняты процессом открывания замка, что даже не заметили того, что я зашел им за спину.
— Дядечки, а вы случаем дверью не ошиблись? — громко спросил я. Сзади раздался лязг передернутого автоматного затвора — это Витя Патрохов вылез из своего укрытия.
— Эй, вы кто? — испуганно прокричал один из татар. Оба замерли как вкопанные, не зная, как реагировать на наше появление. — Мы не знали, что здесь есть военные. Мы сейчас уедем.
— Папаша, хорош мне втирать, что ты, типа, случайно здесь оказался. Двустволки положили на землю, а сами тихонечко встали на колени и руки скрестили на голове. Выполняем!
— Зачем руки на голову, а, брат?! Зачем на колени вставать, давай миром расходиться, а! Брат, что скажешь?! Денег хочешь? Я не обижу! — один из татар с льстивой улыбкой демонстративно полез в карман за деньгами. — Сто долларов хватит? А нет, вас же двое. Двести долларов, да, брат!
— Руки! Руки вверх! — закричал я, опасаясь, что вместо денег татарин вытащит из кармана пистолет. — Если не перестанешь шевелить своими ручонками, получишь дырку в голову и отправишься на встречу со своими предками.
— Папа, что здесь происходит?! — молодой пацан вышел из-за «Газона», держа в руках совковую лопату. — Кто эти люди?
— Малыш, положи лопату на землю! — в дело вступил Вовка Серов. — Не доводи до греха!
— Давайте мы все-таки уедем. Мы же ничего не сделали противозаконного! Отпустите нас, — татарин начал медленно отступать в сторону, пытаясь закрыть собой пацана.
— Так, дети гор, кончайте ломать комедию. Мы знаем, что вы прибыли сюда для того, чтобы убраться за Кружевниковым. Так что у вас есть только один способ спасти свои жизни — рассказать, на кого вы работаете и сколько вас всего в этом замешано?
— Да пошел ты на…
Договорить молодой татарин не успел, приклад моего автомата врезался в его голову. Хрясь… и пацан упал как подкошенный. Оба татарина дернулись со своими двустволками, пытаясь прийти на помощь своему малолетнему единоверцу, но Витя был начеку, он дал короткую автоматную очередь под ноги татар.
— Ша! — крикнул Патрохов. — Еще хоть одно движение — и вы трупы!
— Мы не знаем никакого Кружевникова. Вы ошибаетесь, мы не те, за кого вы нас приняли!
Бах! — я выстрелил из автомата во второго татарина, который все это время стоял молча, за спиной первого. Автоматная пуля пробила горло мужчине, и он упал на землю, хватаясь руками за страшную рану на шее. Все ошарашенно замерли. Татары — от того, что их единоверца только что хладнокровно застрелили, мои подчиненные — от неожиданности, видимо, до сих пор никто из них не верил, что все происходящее всерьез. И только когда пролилась первая кровь, все поняли, что возврата назад не будет. Раненый лежал на земле, дергая ногами и хрипя, из его горла била кровавая струя.
Бах, ба-бах! — короткая очередь в два выстрела добила раненого и прекратила его мучения. Все это я сделал со скучающим выражением лица, как будто не человека убил, а прочитал скучный анекдот в газете. Самое неприятное для меня, что сейчас я ни капли не притворялся. Мне и, правда, было все равно, что я только что хладнокровно убил человека. Интересно, это произошло из-за усталости, которая навалилась на меня в связи с бурными событиями последних дней, или я по натуре своей такой морально-нравственный урод?
Я так и не понял, то ли хладнокровная расправа над сородичем, то ли выражение моего лица во время расправы сделали свое дело, но татарин в годах «поплыл». Он упал на колени и пополз на них к своему сыну — молодому пацану, которого минуту назад я ударил прикладом автомата. При этом мужчина что-то лепетал по-татарски.
— Витя, оттащи этого чучмека под стеночку гаража и свяжи его, чтобы он не убежал, — я указал пальцем на пацана. Потом, повернувшись к Вовке Серову, сказал: — Бери Ветрова и начинайте все барахло загружать в «Газон».
Вовка внимательно посмотрел на меня, при этом в его глазах я четко различил искорки страха. Не знаю, что он пытался во мне разглядеть, но уже через минуту они с Ветровым открыли гаражные ворота и приступили к погрузке трофеев в кузов грузовика. Гена остался стоять на крыше казармы — вдруг к нам пожалует еще делегация гостей. Ну а мы с Витей оттащили подальше от гаража с трофеями пожилого татарина и принялись в скором темпе его допрашивать.
Во время допроса татарина мы не применяли мер физического воздействия, так, может, пару раз всего ножичком в ляжку ткнули. И то только для того, чтобы он не забывал говорить по-русски, а то, видимо, от чрезмерного волнения несколько раз, сам того не замечая, переходил на свой язык.
Из допроса стало известно, что «уборщики» были родом из села Луговое, которое находится в тридцати километрах севернее заброшенной воинской части. Того, с кем мы сейчас «разговаривали», зовут Ильяс Вилиев, молодой пацан, его сын, — Рустем, а тот мужик, которого я убил, — двоюродный брат Ильяса, по имени Тимур.
Час назад Ильясу позвонил родственник и попросил сделать для него одну работу — прокатиться в эту воинскую часть, чтобы устранить кое-какие неприятности. Под неприятностями родственник понимал следующее: надо было скрытно вывезти все имущество, что лежало в гараже, и если получится, то связать и привезти русских парней, которые были заперты в смотровой яме. Один из русских был убит, его труп надо было залить цементно-пенопластовой смесью прямо в этой же смотровой яме. Родственник особо не уточнял насчет состава смеси, просто сказал, что лучше всего тело залить цементом. А уж применить пенопластовую крошку в виде замены песка придумал именно Ильяс; он по профессии был строителем. За проделанную работу родственник обещал списать долг за стройматериалы, которые Ильяс брал для строительства дома. По словам Ильяса, родственник был очень влиятельным в татарской общине, и отказать ему Вилиев не смел.
