Стивен Хантер - Алгоритм смерти
– Сэр, не сомневаюсь, мы сможем что-нибудь придумать. Все ваши требования будут внимательно выслушаны. Но я сразу же хочу четко заявить: я советую вам немедленно прекратить то, что вы делаете, освободить всех заложников, сложить оружие и сдаться властям. Никто больше не должен пострадать.
– На самом деле мне все равно, пострадает ли кто-нибудь еще или нет, – ответил голос. – Я ничего не имею против того, чтобы пострадали другие. У меня в руках заложники, ergo[27], у меня в руках сила. Ты заткнись и слушай, а я скажу тебе, что нужно сделать, в какие временны́е сроки, и чего ты можешь ожидать от нас. Еще одно предложение «совета» – и я расстреляю ребенка. Если хоть раз назовешь меня «молодым человеком» или «сынком», расстреляю еще одного ребенка. Еще раз скажешь: «Я хочу сразу же четко заявить», я расстреляю десятерых. А теперь, если ты хочешь спасти этих людей, ты должен сделать то, что я скажу, и очень быстро. Времени у тебя будет в обрез. Это понятно?
– На мой взгляд, подобным воинственным настроем ничего не добиться. Мы должны спокойно, неторопливо, рассудительно…
– Имам, расстреляй эту девочку, – оборвал его голос.
– Нет! Нет! Пожалуйста, вы не можете…
– На самом деле могу. Я видел тебя по телевизору, я знаю, кто ты такой: ты честолюбивый козел, убежденный в том, что сможешь добиться всего своим языком. Засунь все это куда подальше, или погибнут люди, ты меня ясно понял? Я не мыслю рационально, я не признаю́ очевидного и не собираюсь торговаться. Я убью много людей. Заткнись, твою мать, и делай то, что я говорю, мальчик с обложки журнала «Тайм»!
Обоба сглотнул комок в горле.
– Пожалуйста, продолжайте, – натянуто произнес он.
– Замечательно. Гм, сейчас уже почти шесть часов. Ровно в шесть я расстреляю еще шестерых заложников. Если только ты не обратишь внимания на мои слова и я не увижу действия.
– Вы не сможете…
– Смогу. Все, что захочу. Должен сразу сказать, что этот план зиждется на скорости. Ты должен будешь крутиться как белка в колесе, чтобы выполнить мои требования в те узкие временны́е рамки, которые я определю. Но это можно сделать. Если я не увижу твоего рвения, я подкреплю свои требования казнью заложников. Я хочу, чтобы у тебя не было времени обдумывать ответные действия, планировать штурм, умничать, устраивать совещания. У тебя не будет времени что-либо обсуждать и выдвигать встречные предложения. Все будет закончено в течение трех часов, или ты войдешь в учебники истории как самый большой дурак в Америке. Если ты сделаешь все, что я скажу, и сделаешь это быстро, не теряя напрасно время, большинство из этих баранов останется в живых. Ты о них беспокоишься; если честно, мне на них наплевать. Это стадо, а любое стадо можно проредить, таков закон природы.
«С этим не поспоришь», – подумал полковник.
– Продолжайте, – произнес он вслух.
– В исправительной тюрьме штата Миннесота трое парней отбывают срок от десяти до пятнадцати лет за ограбление банка. Ты должен помнить это громкое дело. Братья Юсуф, Джахиль и Халид Каафи. За свое преступление они получили гораздо больше, потому что они черны, хотя никто этого открыто не признаёт. В любом случае их преступление было политическим, они пытались достать деньги для своих товарищей по оружию, оставшихся дома. Мои друзья, которые сейчас рядом со мной, очень расстроены тем, что к этой троице отнеслись как к обыкновенным преступникам. Им это кажется таким несправедливым. Неужели ты не понимаешь, что законы неверных нельзя применять к тем, кто придерживается истинной веры? Вот урок, который нужно тебе преподать. Братья Каафи, отличные ребята и герои, должны быть немедленно освобождены и доставлены в международный аэропорт Миннеаполиса, где они поднимутся на борт «747» компании «Эр-Сауди», который в 19.55 вылетит в Йемен. Времени у тебя будет в обрез. Если мест не будет, вышвырнешь троих пассажиров за борт. Далее, если к семи вечера я не увижу по Си-эн-эн подтверждение того, что освобожденные пленники садятся в автобус, я расстреляю еще семерых заложников. Если в девятнадцать пятьдесят пять их не будет в самолете, я прикажу устроить бойню, которой ты так боишься. Согласись, это будет классный финал твоей карьеры. После этого тебя не пригласят в Принстонский университет и даже не возьмут в бойскауты. Что касается следующей партии, которую я расстреляю, шестерых в шесть часов, я начну с евреев. Затем, если мне что-либо не понравится, я, возможно, нарушу свои же правила, хотя я терпеть этого не могу, и расстреляю в семь тридцать семь с половиной детей. В определенный момент я разрешу каждому своему человеку изнасиловать приглянувшуюся ему женщину, а если ты знаком с образом мышления мусульманских мужчин, ты должен знать, что все они выберут девочек десяти-двенадцати лет. Если начнется штурм, я прикажу всем своим людям открыть огонь по заложникам. Ты должен подчиниться. Заложники будут освобождены, после того как я увижу, что самолет поднялся в воздух, взял курс на Йемен и через несколько минут оказался в воздушном пространстве Канады. Когда заложники будут освобождены, мы не сдадимся. Мы займем оборону. А вы сможете устроить штурм. Будет отличная стрельба. Мы не боимся смерти. Сюжет требует кульминации, и мы ее предоставим. Америка этим насладится. Хочу предупредить тех, кто пойдет на штурм: хотя в конечном счете вы и одержите верх, приготовьте много-много мешков для трупов. Я понимаю, что в данных обстоятельствах лучше было бы уничтожить нас «умной» бомбой. Но вы на это не пойдете. При взрыве пострадает слишком много обувных магазинов. Аллах акбар, долбаный ублюдок!
Говоривший разорвал соединение.
Рей решил не искать лестницу, чтобы можно было бы стрелять сверху вниз, так как это требовало времени, а также усилий по преодолению запертых дверей. Вместо этого он как мог быстро двинулся вперед, оставаясь в тенях, сгустившихся там, где встречались стены и пол, скользя, пригнувшись, под витринами магазинов. Пришлось весьма кстати и то, что он по-прежнему ежедневно занимался в тренажерном зале. Рей знал, что запас жизненных сил является основой победы; ему без труда удавалось передвигаться с большой скоростью, не по-пластунски, тем волнистым червеобразным движением вперед, а на четвереньках, подобно снайперской крысе, выискивающей добычу. У него мелькнула мысль: «Когда будут снимать фильм, эту чушь вырежут».
Переход получился долгим, и Рей был вынужден перебарывать свою усталость, в первую очередь с напряжением шеи, так как ему приходилось держать ее выгнутой назад, и использовать зрение для изучения местности впереди в поисках потенциальной угрозы. Тот, кто следил за камерами видеонаблюдения, не отличался особым вниманием; звонков от Макэлроя с предупреждением об ответной реакции боевиков не поступало, перед собой Рей ничего не видел, хотя, пробираясь вдоль магазинов, он слышал в каждом шорох, дыхание, ерзание тех, кто укрывался внутри. Ему потребовалось шесть минут, чтобы спуститься по «Колорадо» до внешнего кольца, пробраться по кольцу и подняться по «Рио-Гранде», и наконец он снова оказался на балконе, выходящем на атриум, но только в четверть оборота против часовой стрелки.
Рей устроился не у самого ограждения, а чуть поодаль. Посмотрев в щель между стальными полосами, он увидел цели. Теперь их оставалось лишь двое, поскольку один боевик скрылся в неизвестном направлении. Рей раскрыл сотовый телефон.
– Так, я на месте. Куда подевался третий?
– Несколько минут назад он просто ушел и спустился на лифте вниз. Похоже, центральный лифт работает. Я видел этого парня, он присоединился к тем, кто внизу.
– Отлично, значит, их двое. Придется изловчиться.
– Что ты собираешься сделать?
– Использовать свое секретное оружие: смертоносную картошку.
У Рея за пазухой было полно богатых крахмалом клубней. По пути он заглянул в «Жареную картошку», расположенную рядом с магазином женского нижнего белья, и захватил семь или восемь самых крупных, шишковатых и неровных картофелин.
– Картошка! – удивленно произнес Макэлрой.
– Из картофелины получается отличный одноразовый глушитель. Смотри и учись, салага!
Выбрав самую большую картофелину, Рей снял «калашников» с плеча и насадил клубень на дуло, вгрызаясь пламегасителем и мушкой в рыхлую клетчатку так, чтобы добрых два дюйма овоща налезли на ствол. Картофелина оказалась прочно закреплена.
Распластавшись по полу, Рей поднял автомат к плечу и сдвинул вниз большой стальной рычажок предохранителя, расположенный на правой стороне ствольной коробки. Нахлынули старинные воспоминания, связанные с этим оружием. Перестрелка в песках – Афганистан, Ирак, кто теперь вспомнит? – он вместе со смешанным отрядом морских пехотинцев и армейских коммандос в доме на окраине какой-то забытой богом деревушки. У него был трофейный «калашников», и он стрелял, стрелял и стрелял всю ночь напролет. Наверное, он убил человек тридцать, не меньше, а когда утром подоспела помощь, в доме не оказалось ни одного убитого, хотя были тяжелораненые. Автомат был грубым, разболтанным, грязным, но, черт возьми, он исправно выполнял свою работу на протяжении всей долгой и трудной ночи.
