Андрей Дышев - Война закончена. Но не для меня
Так я и сказал Фролову при очередном сеансе связи: при всех моих попытках перегнать ролик система дает сбой, и я просто умоляю его поверить мне и отпустить мою жену. Фролов, ублюдок, откровенно упивался своей властью надо мной и скупо пообещал подумать над моей просьбой.
Он прислал новые координаты, и впервые они точно совпали с нашей целью. Дэвид подтвердил – да, стрелка электронного компаса указывает точно на склад. И до него осталось всего каких-нибудь четыре километра.
Когда забрезжил рассвет, мы увидели темный силуэт глинобитного бастиона, по контуру которого была натянула колючая проволока. Над мощными, закрытыми наглухо въездными воротами высилась вышка наблюдения. В жестяном скворечнике торчала голова часового в каске. Там же был установлен и пулемет на сошках.
Еще несколько сгорбленных силуэтов с оружием мы заметили по периметру стены в нескольких местах.
– Склад охраняется очень серьезно, – шепнул мне Дэвид. – В основном – изнутри. По моим сведениям, в бастионе минимум взвод хорошо обученных бойцов. В крайнем случае за оружие могут взяться также грузчики и менеджеры по отгрузке.
– Как часто открываются эти ворота?
Дэвид пожал плечами.
– Мы не контролируем логистику.
– Вы просто ее игнорируете?
– Ну да, – не без усилия сознался лейтенант. – Это так…
– Стены не такие высокие, – сказал Остап, подползая к нам. – И довольно рыхлые. По ним можно взобраться.
– Для твоего роста – они не высокие, – заметил Смола. – А я у этих стен буду прыгать, как карлик у подножки троллейбуса.
Тут в наш военный совет вмешался Фролов.
– Вы где? – тоже шепотом спросил он. – У самого склада?.. Отлично. Слушай сюда, майор! Ваша задача – ворваться внутрь и замочить всю охрану. Там их немного, человека три. Причем обкуренные бедуины. Героин упакован в большие полиэтиленовые мешки. Они лежат внутри самого большого сарая с высоким дощатым полом. Как завалите всех – сразу докладывай мне. Я скажу, что дальше делать.
– Он утверждает, что там всего три человека, – сказал я.
– Врет, – не отрываясь от оптического прицела, ответил Смола.
– Вне всякого сомнения, – согласился я.
Мы решили не дожидаться рассвета. Предрассветные часы – самые тяжелые для охраны. И глупо было их не использовать.
Смола вооружился ножом и винтовкой да рассовал по карманам пяток гранат. Остап выбрал пулемет, коробку которого стал плотно утрамбовывать лентой. Я, кроме винтовки, прихватил второй нож и пистолет.
Оставалась еще винтовка Удалого и несколько гранат. Они, бесхозные, лежали на земле. Мои бойцы под завязку набивали патронами магазины и делали вид, что не видят оружия и не понимают значимости момента.
А момент был просто ключевым. Идти против вооруженного до зубов взвода втроем или вчетвером – разница в двадцать пять процентов.
Дэвид все прекрасно понимал, но пока молчал.
– Ты сдержал свое слово, – сказал я ему. – Больше я не вправе тебя задерживать. Можешь идти, Дэвид.
– Да, – кивнул лейтенант. – Ты только пойми меня правильно… Все мои товарищи, наверное, погибли. Я единственный, кто знает правду. И, наверное, это очень важно – донести информацию до моих командиров.
– Конечно, – подтвердил я.
– Давай, топай без длинных и трогательных речей, – проворчал Смола.
– Но я хочу сказать о другом, – не обращая внимания на реплику, продолжал Дэвид. – Военных на всей планете без клятв и присяги может объединить только одно – общее и обязательно справедливое дело. Я всегда считал наркотики злом. А сейчас, когда я знаю, ради чего были взяты в плен и казнены мои товарищи, вообще считаю этот склад центром зла. И у меня к нему личные счеты… Я… я остаюсь с вами.
– Вауу! – воскликнул Смола. – Нашего полку прибыло! Клянусь своим стволом, это заявление достойно уважения!
– И в этом есть один большой плюс, – вставил Остап. – Вам, лейтенант, больше никогда не придется оплакивать гибель своих товарищей. Потому что после сегодняшнего боя оплакивать будут тебя.
– Ладно, не каркай! – сказал я и протянул Дэвиду руку. – Добро пожаловать, лейтенант, в ряды спецназа ВДВ России!
– Вы отличные парни, – расчувствовался Дэвид.
– Чего о тебе мы пока сказать не можем, – хмыкнул Смола и назидательно поднял палец.
– Советую тебе все же не терять голову и быть осторожным, – дал я совет – наверное, глупый. – Кое-кто собирается свести с тобой свои счеты.
Дэвид начертил на песке примерную схему бастиона, и мы распределили каждому сектор. Перед тем как двинуться вперед и рассредоточиться, мы традиционно обнялись. Первый раз за последние три года среди нас не было Удалого. И первый раз мы обнялись с человеком, которого знали всего чуть больше двух суток.
ГЛАВА 33
Это было одно из самых безнадежных наших дел. Мы вчетвером заползли в осиное гнездо. Мой рассудок с трудом воспринимал происходящее, ибо оно было просто абсурдным. Когда мы представляем себя, ведущего бой с противником, то наше воображение способно нарисовать ну пять… ну семь врагов, стреляющих из-за углов. Мои же глаза видели не менее двух десятков. И я был один среди них!
Нам удалось надолго оттянуть начало активных и открытых боевых действий. Я пробрался в бастион через самую дальнюю стену и бесшумно снял там одного за другим двух часовых. Сначала у меня возникло ощущение, что Фролов сказал правду. Оказавшись во внутреннем дворе, я минуту или две наблюдал за обстановкой и не видел людей. Казалось, кроме двоих, которых я убрал, да истукана в каске на вышке, здесь больше никого нет. Но едва я сделал несколько шагов, плотно прижимаясь спиной к стене, как увидел пятерых спящих вповалку афганцев. Это были не грузчики – каждый спящий, как жену, обнимал винтовку или автомат. Резать их по одному было верхом безрассудства, но я даже сам не понял, почему именно этим и занялся.
Не буду подробно рассказывать об этом мерзком деянии. Только в двух словах о методике: фокус в том, чтобы зажать одной рукой рот и резко перерезать горло надо было одновременно. А потом крепко прижать к ране скомканный шарф или накидку – что было рядом. Да еще коленом придавить ноги жертвы, чтобы не стучали по полу во время агонии. И выждать в таком раскоряченном состоянии минуту. Потом тихо перейти к другой жертве и проделать всю эту процедуру еще раз.
Я бы завершил процедуру благополучно, но везение не может быть бесконечным. Когда затих четвертый по счету охранник, началась стрельба. Последний уцелевший тотчас вскочил на ноги, попытался крикнуть, но я тотчас свалил его на пол ударом кулака. Он не выпустил из рук автомат, даже успел снять предохранитель, но я всадил ему нож в грудь по самую рукоять.
Вся остальная боевая работа проходила в дыму, с криком и почти безостановочной стрельбой. Оглушительный треск автоматов нарастал как снежный ком. Я выбежал на середину бастиона и стал крутиться на месте как юла, поливая во все стороны очередями. Перед моими глазами мелькали чалмы, темные лица с выпученными глазами, оскаленные и перекошенные рты, пламя из стволов – на все эти раздражители я реагировал мгновенно, целясь от бедра и методично нажимая спусковой крючок. Я уже сам рычал и кричал от избытка чувств и эмоций, но мой крик заглушал грохот боя.
Потом я стал пробиваться к сараю с наркотой. Справа от меня спокойно и жестко работал Смола. Мы держали друг друга в поле зрения, обменивались взглядами и подавали друг другу сигналы. Он попросил меня прикрыть его и ринулся к дверям в сарай. Из крохотных окошек, больше похожих на бойницы, хлестал огонь. Смола прижался спиной к стене, на полусогнутых ногах приблизился к одному из окошек и швырнул внутрь гранату. Взрыв вынес раму, превратив ее в щепки. Брызнуло стекло. Я поменял опустошенный магазин. Смола пытался открыть дверь, но она была заперта изнутри. Чуть выше, в надстройке, похожей на голубятню, наводил порядок Остап. Оттуда помимо стрельбы регулярно доносился смачный мат. Из единственного выбитого окна раз за разом вылетали люди. По-моему, Остап выкинул не меньше четырех. Наконец он появился в оконном проеме сам, победным взглядом осмотрел расстилающийся перед ним театр боевых действий и полез на торец стены, чтобы оттуда поддержать огнем лейтенанта, зачищающего пятачок возле входных ворот.
Не люблю хвастать, но скажу, что мы все дрались, как черти. Давно я так не упивался боем, как в этот раз. Конечно, положительные эмоции были оттого, что пока мы были живы, а врагов становилось все меньше. Не знаю, как мои друзья, а меня всего-то раз задело касательно – пуля лишь царапнула бедро, и на штанине выступило немного крови. Если бы не кровь, я бы и не узнал ничего.
Смола подорвал дверь и под прикрытием дыма и моего огня нырнул внутрь. Я остался снаружи, отбивая атаки «духов», которые продолжали вылезать из всех щелей и кидаться на защиту сарая, словно это был их родной дом. Вход в сарай, который я прикрывал спиной, не давал мне маневрировать, и я чувствовал себя приставленным к расстрельной стене. Я был слишком хорошей мишенью, но оставить это место не мог, так как внутри сарая, судя по пальбе и бесконечному мату Смолы, было крайне жарко. Оставь я дверь без прикрытия, в нее тотчас ломанутся «тараканы», и песенка Смолы будет спета. Потому я стоял тут насмерть… Блин, становилось совсем плохо! Я вел огонь на пределе своих возможностей, опережая боевиков на доли секунды. Они выбегали из-под кривого шатра, завешанного тряпками. Третий, четвертый, пятый… Я валил их на землю безупречно точными очередями, но казалось, что их бесконечно много, и у меня скоро кончатся патроны… Пули свистели и визжали вокруг меня, впиваясь в окаменевшую глиняную стену, интенсивность встречного огня стремительно возрастала, и я инстинктивно понял, что меня хватит еще на несколько секунд… Как вдруг перед глазами молнией мелькнула чья-то фигура в пятнистой форме. Мощный удар в корпус сбил меня с ног. Мы оба повалились на землю, и вслед за этим прогремел взрыв, ударная волна колко хлестнула по лицу, двор заволокло дымом.
