Сергей Зверев - Секретный туннель
Тритон, мгновенно оценивший состояние как одного товарища, так и второго, сильным гребком подогнал дюралевую лодку бортом к едва державшимся на плаву пловцам и в первую очередь схватил за шиворот Орехова, без особых церемоний выдернул его из воды и уложил на сбитый из деревянных реек трап, прикрывавший пол суденышка. Затем помог забраться на борт лейтенанту и, не медля ни секунды, вновь взялся за весло — следовало как можно быстрее уносить отсюда ноги. Отдыхать, осматривать раны и заниматься перевязкой можно будет чуть позже, когда вся четверка окажется в надежном укрытии, которое ждало их в нескольких километрах отсюда, на борту трофейного двенадцатиметрового «лайнера»…
Бандиты не сочли нужным садиться в лодку и обшаривать окрестности, дабы убедиться, что наглым пришельцам пришел конец. Но двое пловцов в полном снаряжении все же проверили прилегающий к скале район — ни одного тела обнаружить не удалось, лишь обрывки изрезанной капроновой сети медленно колыхались на дне реки, удерживаемые на месте свинцовыми грузилами. После недолгих колебаний хозяева базы решили, что оба диверсанта погибли и тела их унесло течением. А уж дальше можно было быть уверенным на все сто, что зубы прожорливых пираний довершат не законченное наемниками дело…
Спасенный бандитами часовой клялся всеми святыми и самой Девой Марией, что нападавшие свалились ему на голову буквально с неба, что они были самыми настоящими американскими спецназовцами и лишь поэтому смогли справиться с ним и с напарником, которого эти звери убили. На вопрос Джексона, что же они успели выболтать американцам, бандит опять же клятвенно заверил, что они молчали как рыбы. Мол, напарник за свое стойкое молчание получил нож в шею, а ему, часовому, несказанно повезло — помощь подоспела вовремя, и его допросить спецназовцы просто не успели. Кэп внимательно все выслушал, почти сочувственно покивал и великодушно простил неудачника, хотя, естественно, и не поверил ни единому слову из его рассказа…
33
Блестящая пуля с противным звяком упала на донышко белой фаянсовой тарелки. Мария сноровисто обработала края вокруг ран, наложила на входное отверстие и на разрез, через который извлекла пулю из бедра Орехова, ватно-марлевые тампоны и начала ловко бинтовать ногу. Сделала последний оборот бинта и заправила конец тряпицы под повязку. Держа перемазанные кровью руки на отлете, попросила стоявшего рядом Троянова:
— Полейте мне…
Мичман снял со спиртовки горячий кофейник и начал понемногу сливать девушке на руки, стараясь не смотреть, как в таз стекают розовые струйки воды. Даже очень стойкие и бывалые мужчины порой не очень-то любят смотреть на кровь.
— Горячо, — поморщилась Мария, но руки не убрала и продолжала методично промывать каждый палец.
— Ну что там с ним? — Скат мрачным взглядом окинул майора, лежавшего на диванчике — лицо командира, почти мгновенно уснувшего после примитивной операции, было заметно белым и каким-то не по-хорошему усталым.
— Я же не хирург, — пожала плечами девушка и начала неторопливо вытирать руки чистым полотенцем. — Пуля прошла почти навылет, кость вроде бы не задета. Без рентгена вам никто, пожалуй, точно не скажет. Вторая пуля прошла почти вскользь, только немного мышцу над ключицей разорвала. Крови он много потерял, а так, по-моему, ничего страшного. Конечно, его бы в госпиталь настоящий — там он за неделю-другую на ноги встал бы, но где тот госпиталь…
Мария взяла новый пакет с бинтом, разорвала упаковку и начала еще раз, «начисто», бинтовать ногу спящего. Орехов, видимо, не чувствовавший сейчас ничего, даже не поморщился и не издал ни звука. Девушка закончила перевязку, завязала по-женски аккуратный узелок и сказала, обращаясь сразу к обоим пловцам:
— Я ему обезболивающее и снотворное вколола. Думаю, часов десять он проспит точно. Нужно будет и антибиотики колоть, иначе может быть заражение крови — черт ее знает, какая зараза могла в раны попасть, пока вы в грязной реке болтались… Все, парни, я пойду хотя бы пару часов посплю, иначе просто свалюсь. Дежурить около него не нужно, пусть спокойно спит. А вы можете своими делами заниматься. Все, я пошла в свою каморку… Да, пожалуйста, приберите здесь.
Троянов проводил взглядом девушку, покосился на обрывки перевязочного материала и на то, что осталось от брюк командира, и почти умоляюще посмотрел на Ската. Тот чуть заметно скривил губы в насмешке и протянул: «Не-а!»
Мичман со вздохом собрал весь мусор, скрутил его в тугой клубок и, выйдя на палубу, забросил тряпки в кусты. Вернулся, подхватил таз и так же выплеснул воду в реку, после чего тщательно отмыл посудину от розовых потеков. Катков, молча наблюдавший за работой товарища, о чем-то усиленно размышлял. На миг Тритону представилось, с каким нежным перестуком вертятся в голове лейтенанта маленькие блестящие шарики, и мичман не удержался, издал короткий смешок.
— Чего веселишься, санитар хренов? — неодобрительно проворчал Скат. — Нас две боевые единицы осталось, а задания нам никто не отменял, понял?…
— Да нет, это я вспомнил, как Машка майора голого мыла и потом пулю тащила. И хотя бы жилка у девки дрогнула — железная леди, блин… Подожди, как две? А Мария?
— Валер, не изображай из себя большего дурака, чем ты есть. А майора одного в лесу бросим? Он сейчас сам ни попить, ни в сортир сходить не сможет…
— И что делать будем, командир?
— Сначала думать. Потом работать. Ясен расклад, товарищ мичман?
— Так точно, товарищ… тениенте, ясен перец, — вздохнул Троянов. — Будем мочить супостатов в сортире…
Почти в эти же самые минуты в кабинете Алехандро четверо беседовали примерно о том же самом — о планах на ближайшее время. Толстяк босс, сидя в начальственном кресле, старался демонстрировать невозмутимость и то, что обычно называют умением держать ситуацию под контролем. Алехандро сосредоточенно дымил своей сигарой, поочередно выслушивал своих подчиненных и то благосклонно кивал, то изображал легкое недовольство.
— Подводная лодка завтра утром, ровно в семь тридцать, должна выйти в рейс, — босс сделал многозначительную паузу и подумал, что его хозяева там, в Колумбии, совсем заигрались в войну. Почему в семь тридцать, а не в семь или не в восемь? В девять, черт возьми? Это же не аэропорт имени этого… которого грохнули в Штатах… а, Кеннеди. — Капитан, у тебя все готово?
— Да, босс, как всегда, — кивнул невысокого росточка худощавый мужчина, капитан мини-субмарины, из бывших военных подводников. — Груз уже в отсеке, команда готова. Горючее заправлено под пробку. Осталось только закачать сжатый воздух в баллоны.
— Хорошо, — толстяк пыхнул сигарой и обратился к старшему из двух недавно прибывших боевых пловцов: — У вас что, парни?
— Мы в любую минуту готовы, — утвердительно качнул головой пловец. — Костюм и баллоны надеть недолго.
— Отлично. Теперь ты, Джексон. За последние дни ты и твои ребята напороли немало косяков, так что с вас спрос особый. Завтра ровно в шесть вы выйдете на облаву. Нужно будет проверить каждый куст, каждую протоку — я хочу быть уверен, что выходу подлодки никто не сможет помешать. Повторяю — никто! Ты, рейнджер, утверждаешь, что двоих вы прикончили, так?
— Так, босс, — Джексон спокойно выдержал неприязненный, недоверчивый взгляд толстяка.
— Пусть так, хотя я по-прежнему не видел ни одной головы, ни одного вражьего уха. Если двоих они уже лишились, то, по моим прикидкам, их осталось двое-трое. Думаю, не больше, как бы ни старались все эти придурки уверить меня, что американских спецназовцев здесь не меньше взвода. С тремя-то твои «очень крутые парни» справятся, надеюсь?
— Можете спать спокойно, босс, — едва удерживаясь от жгучего желания хорошенько врезать по этой самодовольной тупой роже, ровным голосом заверил Алехандро наемник.
— Поспишь тут с вами, — не скрывая недовольства топорной работой наемников, ядовито проворчал босс и, вероятно, вспомнив что-то еще, поинтересовался у капитана субмарины: — Что там наш русский инженер?
— Как всегда, босс: жрет, спит и хлещет виски. Да и зачем он вам? С лодкой все в порядке.
— Там, — Алехандро неопределенно кивнул куда-то за спину, что, очевидно, означало колумбийских хозяев, — требуют, чтобы он вышел с вами в рейс — мало ли что может случиться с механизмами… Все, можете быть свободны. Завтра нас ждет нелегкий день…
34
Бывший ленинградский, а чуть позже петербургский инженер-корабел носил самую что ни на есть оригинальную фамилию Иванов. Зато, как выяснилось после двухтысячного года, имя и отчество бывшего выпускника ленинградского института кораблестроения оказались на редкость удачными: Владимир Владимирович. Что, бывая в веселой дружеской компании, инженер любил подчеркнуть, многозначительно поднимая указательный палец вверх. Однако приятное совпадение инициалов отнюдь не спасло корабела ни от развала советской кораблестроительной отрасли, ни от увольнения из некогда очень закрытого и нужного стране конструкторского бюро, ни от нищеты.
