Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца
– Нет.
– Не надо ему пока ничего говорить. Так лучше.
Большаков кивнул.
– А где искать Алексея? – спросил он.
Хургин пожал плечами:
– Не знаю.
– А если хорошенько подумать?
– Я действительно не знаю.
– Кем он может быть, по-вашему?
– Профессия?
– Да. Пишет диссертацию, как Олег?
– Возможно. Но не надо искать прямого сходства. Есть нечто иное, что их объединяет.
– Что?
– У них схожие характеры. Про Олега рассказывали люди, которые его хорошо знали, что он был замкнут, не любил компаний, происходившее с ним, как правило, переживал в душе. Вам это ничего не напоминает?
– То же самое рассказывали об Алексее.
– Вот! – сказал Хургин. – Об этом я и говорю. Алексея будет сложно найти. Он где-то в стороне от людей, сам по себе, на отшибе. Вы обратили внимание, чему Олег посвятил свою жизнь? Взялся за диссертацию, что-то там о латыни. Понимаете? Он в седой древности укрылся, ему никто не нужен. Спрятался.
– И Алексей может себя вести подобным образом?
– Думаю, да. Попробую сейчас сформулировать, но все это будет очень зыбко и неконкретно, – Хургин развел руками, будто извиняясь. – Итак, стремление к уединению. В жизни, в мыслях. Все время один. Даже если рядом люди, то все равно не с ним. Тихое, укромное место. Олег, например, приходя в библиотеку, всегда садился в самом углу, у окна. Особое ощущение уединенности, так я понимаю. Мечта – чтобы никого не было вокруг. В общем, если абстрактно представить лелеемый им идеал, ту среду обитания, где ему было бы наиболее приятно проводить время, то это кладбище.
Хургин не видел, как при его последних словах вздрогнул Большаков.
– Да, именно кладбище, – продолжал он. – Даже вот эта тяга Олега к латыни, к мертвому, по сути, языку…
Он увидел наконец выражение лица Большакова и осекся.
– Кладбище! – потрясенно произнес Большаков.
Он заметно побледнел.
– Что?! – отрывисто спросил Хургин.
– У них у всех незадолго до случившегося кто-нибудь умер!
– У кого – у них?
– У людей, которые погибали, которых Козлов видел в своих снах! Я на эту особенность еще тогда обратил внимание, но не мог этой закономерности объяснить! Убийства происходили вскоре после того, как эти люди, жертвы, кого-нибудь схоронили! Кладбище! Все правильно вы говорили! Алексея на кладбище надо искать! – Большаков рассмеялся дробным нервным смехом и замотал головой. – Он где-то на кладбище работает! Понимаете? Он видит похоронные процессии, по два или три десятка за день. И выбирает свою будущую жертву!
– По какому принципу?
– Не знаю. Это и неважно сейчас. Можно предположить, что он выслеживает тех, кто одинок. Небольшая, в несколько человек, процессия, родственников – почти никого, безутешная вдова рыдает над гробом, и уже ясно, что она одна осталась в доме, ею и надо заняться, это почти безопасно. Вот так и происходит отбор, я думаю. – Большаков потер ладонью лоб. – Да, именно так. Девушка, которая осталась жива и Козлова опознала, была ведь приезжая. И Козлов еще тогда сказал, что он, идя на убийство там, во сне, почему-то знал, что девушки не должно быть в квартире. А ее действительно не должно было быть, она собиралась уезжать после похорон, но не купила билет и заночевала у своего дядюшки, того самого, которого в ту же ночь убили. Значит, убийца выслеживает свои жертвы, у него своя методика отбора.
Большаков был возбужден – совсем как в ту минуту, когда он вошел в кабинет Хургина.
– Мы возьмем его! Прямо сейчас!
Придвинул к себе телефонный аппарат, позвонил в управление, вызвал машину с людьми. Все, кажется, встало на свое место – так ему казалось. Он еще не подозревал о разочаровании, которое ему вскоре предстояло испытать.
Глава 48
В машине, кроме Большакова, были два оперативника.
– Он на Северном кладбище работает, – говорил Большаков, нервно потирая руки. – Кем – не знаю, но он там, я уверен. – Обернулся к сидевшему сзади оперативнику: – Как же мы кладбище прежде не проверили? А, Коля?
– Ваша промашка, Игорь Андреевич. Вы проморгали. Нам-то что, наше дело маленькое. Скажут: «Проверить!» – проверим. Скажут: «Задержать!» – задержим.
– Ты всегда ни при чем… Моя хата с краю… – погрозил пальцем Большаков, но в душе сознавал, что Коля прав.
Проехали мимо трубного завода, миновали железнодорожный переезд.
– Уже скоро, – сказал Большаков. – Значит, так: тип очень опасный, людей режет, как мясник. Использует все, что под руку попадается, одну старушку даже сковородой убил. Поэтому никакой расслабленности, чтоб в полсекунды ему браслеты надели.
– За нами не заржавеет, – мрачно произнес Коля. Ворота кладбища были распахнуты. Старушка у входа торговала цветами. Большаков купил букет, не выходя из машины.
– Вперед! – велел водителю.
Машина медленно покатила по аллее. Большаков держал букет высоко, чтобы со стороны было видно: безутешные родственники едут на могилу.
– Напрасные траты, – буркнул с заднего сиденья Коля. – Вам стоимость цветов все равно не возместят, Игорь Андреевич.
– По сторонам смотри! – оборвал его Большаков. Кладбищенская контора оказалась в самом конце аллеи. Большаков, не выпуская цветов из рук, со скорбным выражением лица вышел из машины. Оперативники разделились: один завернул за угол здания. Коля направился следом за Большаковым.
В небольшой, с затхлым запахом комнате сидели трое мужчин. Они обернулись одновременно, когда открылась дверь, – среди них не было человека, которого искал Большаков. Убедившись в этом, Большаков швырнул в сторону уже ненужный букет, коротко спросил:
– Кто директор?
– Я.
Неказистый рыжеволосый мужичонка. Большаков махнул у него перед носом удостоверением – ровно столько времени показывал удостоверение, чтобы директор кладбища успел звезды на погонах рассмотреть.
– Я из милиции.
Директор испуганно махнул рукой своим товарищам: оставьте, мол, нас с гостем. Мужчины было поднялись, но Большаков рявкнул:
– Сидеть! Никому не выходить из помещения!
Коля из окна рассматривал близкие могилы. Большаков извлек из кармана фотографию Олега Козлова, небрежно бросил на стол:
– Мы ищем этого человека!
Директор взял снимок в руки, долго всматривался. Рука со снимком дрожала.
– Не знаю такого, – сказал наконец.
– Лучше всмотритесь! – произнес с досадой Большаков. – Он шастал здесь совсем недавно, вы должны были его видеть!
– Нет, не видел, – качнул головой рыжеволосый.
– А это кто? – ткнул пальцем в мужчин Большаков.
– Наши работники.
– Пусть и они посмотрят!
Они почти и не всматривались в снимок. Только взглянули – и дружно замотали головами. Были похожи на нашкодивших мальчишек: натворили бед, но не хотят признаваться. Большаков сел напротив, расстегнул пиджак так, чтобы был виден пистолет в кобуре под мышкой, произнес значительно и с угрозой:
– Я официально предупреждаю вас об ответственности за дачу ложных показаний.
Этого ему показалось мало, и он уточнил:
– Об уголовной ответственности!
Но чувствовал он себя, несмотря на грозный вид, не очень уверенно. Когда ехал сюда, ожидал быстрого и безусловного успеха. Но все вышло совсем не так.
– Этот человек нам незнаком, – сказал директор.
В произнесенной им фразе слух Большакова резануло слово «нам». Этот рыжеволосый прямо при нем, при Большакове, инструктировал своих людей, как следует отвечать. Он с Большаковым решил потягаться. Еще не понял, с кем имеет дело. Большаков перегнулся через стол и схватил рыжеволосого за ворот рубашки. Директор оказался очень легким.
– Ты не знаешь, в какие опасные игры играешь! – рявкнул Большаков. – Ты покрываешь человека, который…
– Приближается мужчина! – бросил от окна Коля. Большаков отпустил директора, тот рухнул на скамью.
– Сюда идет? – спросил Большаков.
– Да.
– Очень хорошо.
Большаков обернулся. Кладбищенские рабочие затаились, это он увидел и недобро засмеялся:
– Сейчас все всплывет, ребята. Тихо чтоб сидели, иначе головы поотрываю.
Хлопнула входная дверь. Мужчина вошел и остановился. Коля встал у него за спиной, загораживая дверь.
– Быстро! – сказал Большаков. – Где этот человек? – Показал издалека снимок Козлова. – Сюда подойди! Ну! Мы этого человека ищем! Ты здесь работаешь?
– Да, – ответил мужчина, подойдя ближе.
– Быстро! Где он сейчас?
Большаков очень нервничал. Чувствовал, знал, что через несколько секунд все раскроется.
– Говори! Где он? Твой директор сказал, что он где-то здесь!
Большаков успевал следить за ними обоими – и за директором, и за своим собеседником – и видел, как побагровел директор, но главное – вновь пришедший дрогнул. Большаков это явственно видел и понял, что тот растерялся, что сейчас скажет все, и бросился к нему:
– Говори! Говори!
Даже дрожал от нетерпения. Но при этом он на секунду выпустил из поля зрения директора, всего на секунду, и одного этого мгновения директору хватило. Он едва заметно за спиной Большакова качнул головой, и мужчина, сразу поняв все, отступил от Большакова на шаг и твердо сказал:
![Тобиас Уэллс - Моя прекрасная убийца [Сборник]](/uploads/posts/books/159398/159398.jpg)
