Юрий Рогоза - Америкен бой
— Вы обратно вдвоем собираетесь, или ты его голову один понесешь? — зло спросил Ник. — Ну, что вылупился, урюк? Не привык, когда не слушаются? Привыкай… Пистолет на пол, медленно. И ногой ко мне.
Кавказец испугался, это было видно. Он медленно положил пистолет на пол и толкнул его ногой в сторону Ника.
Ник, ведя перед собой пленника и ничуть не заботясь о том, что бритва пилит ему горло, подошел к пистолету и, присев синхронно с кавказцем, а того уже ноги не держали, быстро перехватил пистолет в левую руку.
Он направил его на второго, а сам аккуратно вытер бритву о курточку первого и сунул в карман.
— Чего стоим? — удивился он. — Вторая обойма, живенько!
Тот протянул ему вторую обойму и сделал полшага вперед.
— Стой, где стоишь! — прикрикнул Ник. — Бросай сюда. Кавказец послушался и обойма со звонким металлическим стуком упала к ногам Ника. — Хорошо, — отметил Ник, пряча ее в карман.
— Слушай, мы это, просто шутить хотели, — забормотал старший. Второй лежал в ужасе на полу, зажимая рукой порез на шее и, кажется, всхлипывал.
— Ну вот и пошутили, — легко согласился Ник. — Шутка удалась! Пока.
И Ник собрался выйти из подъезда, но старший кавказец все-таки не выдержал и ринулся за ним:
— А деньги?
— Чуть не забыл! — Ник резко развернулся, чего кавказец явно не ожидал. Он готовился напасть на Ника сзади, но просчитался.
Откуда ни возьмись, в пах ему ударила нога, а когда пол начал стремительно приближаться, в переносицу с хрустом врезалось ребро ладони Ника.
В подъезде стало тихо.
«Убил, наверное, — безразлично думал Ник, спокойно выходя в переулок. — От такого удара ломается кость и осколок идет в мозг. А может и выживет. Только зачем? Ну, еще месяцев шесть, ну, год… Все равно убьют. И всех их убьют. Торговля оружием — слишком денежное дело. А потому торговцы оружием живут очень хорошо и очень богато. Но очень недолго.»
Ник знал это в основном по Афганистану. Там тоже сновали такие — то ары, то пакистанцы, то залетал какой-нибудь прапорщик к душманам, со своих складов снабжая их нашим же оружием. Ник долго был в плену и заметил, что жизни всем им отпущено было от силы года полтора. А потом, на первой же крупной партии, их убивали. Не по злобе, а просто чтобы не платить.
Ник сориентировался в переулке и через минуту сидел за рулем «Запорожца».
Карман ему приятно оттягивало оружие. Он проверил механизм. За пистолетом явно ухаживали, он был смазан и в хорошем состоянии.
Ник не очень любил эту модель, но, как он предполагал, «Макаров» у него ненадолго. В ближайшее время у него будет возможность выбрать себе оружие по вкусу. Если, конечно, повезет.
Но на первое время и «Макаров» не плох. Даже очень хорош. Таких много, примелькаться с ним сложно. Конечно, если начнут кавказцев трясти, те его мигом сдадут. Не милиции. Ментам слова не скажут, а вот своим бандюкам еще как настучат.
Только что они смогут сказать? Машины никто из них не видел, а самого Ника хоть описывай, хоть не описывай…
* * *
Место, которое он выбрал для парковки, оказалось удачным. А за время пути он несколько освоился и с мотором, и с коробкой передач, и с педалями. Около «трубы» он оказался задолго до четырех.
Чтобы лишний раз никому не мозолить глаза, Ник открыл крышку мотора и с помощью отвертки немного подтянул крепления на шлангах, проверил свечи и отрегулировал обороты так, чтобы машина могла ехать достаточно быстро. Будет шумновато, и бензин станет уходить в чудовищных количествах, но за скорость этого не жалко.
Будучи человеком осторожным, проверил и колеса. Подкачал одно, надеясь, что влево вело именно из-за него. Надо бы поменять их местами: на передних резина стерлась значительно сильнее, — но оказаться со снятым кслесом в самом интересном месте он не хотел и оттого рисковать не стал. Ничего, покатается и так.
Не заперев дверь, он, ровно без четверти, вышел к «трубе» и закурил «Яву», пачку которой тоже приобрел накануне.
За то время, пока Ника не было, место это несколько изменилось.
Фланирующей публики поубавилось, с нею пропали большинство сувенирщиков и художников. Оркестр, игравший джаз, тоже исчез. На его месте надрывался чем-то нечленораздельным какой-то юнец с гитарой, которому подавали нехотя, слишком истерично он пел.
Несмотря на то, что до сумерек было еще далеко, сюда стекались какие-то темненькие людишки, которые вели себя пока на удивление тихо. Чем-то обменивались. Из рук в руки сновали деньги.
У входа под землю оживленно беседовали пять или шесть немых. К ним подходили молодые ребята, что-то покупали.
«Дилеры, — понял Ник. — Торгуют наркотиками. Вот там идет валютная возня. А что же тогда под землей?»
Он спустился в переход и подошел к выбранному месту. На его беду лоточник уже сворачивал свою лавочку, аккуратно заправляя непроданные газеты и журналы в рюкзак и складывая легкий столик.
Как ни странно, в основном тут торговали цветами. Ник подивился ценам, которые оказались раза в четыре выше американских. За спинами каждой группки хорошеньких цветочниц стояли один-два качка. У тех что-то тоже было на продажу, но что, Ник рассмотреть не сумел. Что-то они предлагали, передавали свертки любителям цветов. Иногда те уходили не только с цветами, но и уводили с собой цветочниц. Механизм был предельно прост: заказчик тыкал кому-нибудь из сутенеров в понравившуюся девчушку, отслюнявливал деньги и брал ту с собой. А то захватывал и пару. Один раз Ник заметил, как девица заупрямилась, но тут же получила от своего благодетеля такого тычка по ребрам, что чудом не свалилась. Взвизгнула тихонько и пошла… Впрочем, подробности Нику были не интересны.
Когда газетчик ушел, Ник оказался на виду. Стоять было нельзя, место, любовно выбранное с утра, прогорело. Он медленно двинулся на запасную точку.
У телефонов все так же стояла очередь. Ник встал в нее и глянул на часы. Было без четверти четыре.
«Хорошо, что очередь еле двигается, — подумал Ник, — Глядишь, и зверь на ловца прибежит. Давай, беги сюда. Ловец уже на месте и не заставляй его ждать…»
— Горя-а-а-чие пирожки! — голосила рядом баба с громадной кастрюлей, стоящей перед ней на хлипкой табуретке. Она размахивала перед собой вилкой, словно дирижировала. — С мя-а-а-сом пирожки! Горя-а-а-чие пирожки!
От кастрюли гадко пахло прогорклым горелым маслом и острым, чтобы прибить запах тухлятинки, фаршем.
Ник понимал, что торгует баба гадостью несусветной, но рот сам собой наполнился слюной.
«Ну, вот, — отметил Ник. — Совсем городской стал, пирожков хочется… Давно не травился.»
Он приказал себе забыть обо всем и сосредоточиться на окружающем.
И сразу, словно кто-то всесильный выключил звук: Ник рассматривал безмолвную сутолоку людей, стремясь в бестолковости обнаружить организующее движение. Надо было просто ждать и смотреть по сторонам.
* * *
Мухин сидел за своим столом в кабинете, который делил еще с тремя следователями, и смотрел в окно.
За окном слегка начинало вечереть, солнце уже било косо, подчеркивая редкие лепные украшения на доме напротив, фактурно подсвечивая деревца на бульваре, пряча в тенек грязь на тротуарах.
Мухин любил это освещение. Он просто смотрел в окно и ни о чем не думал. Надо было писать очередной рапорт, но терять эти короткие минуты затишья не хотелось. Соседние столы пустовали, в комнате стояла непривычная тишина. И даже по коридору никто не топал сапогами, не матерился с задержанными… Природа в этот час, даже преступная ее часть, казалось, отдыхает.
Мухин на время даже перестал быть Железякой. Он довольно печально и неторопливо думал о том, что вот опять остался один, а значит питаться придется всухомятку до тех пор, пока кто-нибудь из старых знакомых не позовет в гости.
Специальных праздников в ближайшее время не предвиделось. Квартиры тоже никто не получал. «Может, день рождения у кого?» — вяло подумал Железяка. Единственная возможность заманить к себе хоть какую-то особь противоположного пола была связана с гостями. На улицах Железяка знакомиться не умел, да и не любил. По ресторанам ходил редко и там знакомиться опасался, четко представляя себе контингент возможных девушек.
Нет, оставались только гости. Все его знакомые уже давно были женаты, у некоторых проклюнулись дети. Но у жен всегда находились незамужние подружки, которые поначалу непременно клевали на такую романтическую профессию, как следователь. Еще им нравилось, что он так одинок и неухожен. Как натуральные «русские женщины», вне зависимости от национальности, они хотели немедленно отправиться за гипотетическим мужем в Сибирь и там страдать, не просто так, а со смыслом.
«Снимались» эти девушки на раз, как зачарованные мыши за гаммельнским крысоловом брели за Железякой в его квартиру, безропотно отдавались и уже утром начинали убираться и стирать.
