Андрей Воронин - Слепой. Исполнение приговора
Подполковник Федосеев сегодня выглядел усталым. Его хищная мужская красота как-то поблекла, под карими глазами, составлявшими выгодный контраст с белоснежной шевелюрой, набрякли темные мешки, и при ярком солнечном свете было особенно хорошо заметно, какие они тяжелые и морщинистые. Время не щадит людей, особенно таких, как подполковник Федосеев, обладающих яркой, с резкими чертами, наружностью. В данный момент смотреть на него было довольно-таки неприятно, поскольку, явно перетрудившись, Игорь Степанович вплотную подошел к незримой черте, отделяющей красоту от уродства.
Впрочем, пока его личный хронометр не начал отмерять седьмой десяток (до чего, по счастью, было еще далековато), это было дело поправимое: выспится хорошенько, и будет как огурчик, хоть ты его в банку на зиму закатывай.
На этом генерал Тульчин усилием воли прервал свои размышления по поводу внешности подчиненного, поскольку не без оснований подозревал, что сам выглядит ничуть не лучше – да нет, пожалуй, хуже, потому что старше Федосеева на двенадцать лет. Счастливая серединная пора расцвета, когда такая разница в возрасте смело может не приниматься в расчет: тебе тридцать, мне сорок два – ну и что, айда, выпьем! – давно осталась позади. Дорога пошла под уклон, и тем досаднее было, и без того скатываясь в яму, в придачу ко всему еще и обдирать бока о натыканные какой-то сволочью на каждом шагу рогатки. Как будто нельзя оставить пожилого человека в покое, дать спокойно, без форс-мажоров, доработать до пенсии!
Но форс-мажоры случаются даже у пожилых, опытных бухгалтеров. Что уж тут говорить о генерале федеральной службы безопасности! В молодости это казалось естественным – на кой ляд человеку работа, на которой ничего не происходит, – но теперь, с возрастом, стало основательно напрягать: да сколько же можно в конце-то концов?! Имейте совесть, господа!
– Узнал что-нибудь? – преодолев минутную слабость, спросил он.
– Так точно, – сказал Федосеев. – Удостоверение на имя подполковника Молчанова настоящее. Ну, или представляет собой клон настоящего, что, по-моему, никак не влияет на суть дела. Федор Петрович Молчанов – это не Иван Иванович Иванов, вероятность случайного совпадения невелика. Плюс звание, плюс дата выдачи и номер удостоверения… Нет, эту ксиву точно приобрели не в подземном переходе.
– А где? – ворчливо поинтересовался генерал. Годков, эдак, пятнадцать назад, оказавшись на месте Федосеева, он почти наверняка ответил бы на этот вопрос попросту: «В Караганде!» – или еще похлеще, ввиду чего, в очередной раз призвав себя к порядку и дисциплине, уже совсем другим, извиняющимся тоном добавил: – Ты прости, Игорь Степанович, я сегодня здорово не выспался, да и дел невпроворот. Поэтому, поелику сие возможно, постарайся максимально сократить преамбулу.
– Есть, – спокойно, с готовностью откликнулся Федосеев. Бессонная ночь, и наверняка не одна, отразилась на его внешности, но явно никак не повлияла на самообладание и работоспособность. Да, ничего не скажешь, двенадцать лет – разница существенная, как ты ее ни верти. – Удостоверение наше, выдано в установленном порядке в январе прошлого года. Но в списках личного состава подполковник Молчанов не значится. Полагаю, это оперативный псевдоним, под которым скрывается свободный полевой агент с широкими – по всему видно, что очень широкими, – полномочиями.
– Не тяни кота за хвост, – буркнул Тульчин. – Не надо разжевывать, все и так понятно. И в числе прочего понятно, что этот твой полевой агент с полномочиями вряд ли сам приходил в отдел кадров за своими корочками. И наверняка не он подписывал приказ об их выдаче.
– Так точно, – утвердительно наклонив седую голову, сказал Федосеев. – Но тут, товарищ генерал, такая странная и довольно неприятная история… Даже не знаю, как сказать. Короче, удостоверение выдано по требованию генерала Потапчука…
– Кого?!
– Так точно, – повторил подполковник, – Федора Филипповича. Странно, правда? Такой, понимаете ли, честный служака, прямо столп принципиальности, эталон чекиста… И вдруг – на тебе!
– Не понимаю, – подумав, растерянно произнес генерал Тульчин. – Да нет, чепуха! Это какая-то ошибка, такого просто не может быть! Не может быть, потому что не может быть никогда.
– Требование подписано им, и в ведомости тоже стоит его подпись. Я все понимаю, но факты – упрямая вещь.
– А вот я ни черта не понимаю, – признался Андрей Константинович. – Что же это он, с ума, что ли, сошел?
– Не исключено, – быстро откликнулся подполковник. – Виноват, товарищ генерал, но я долго об этом думал… Судя по наметившейся в последние годы тенденции, Потапчук вполне мог, грубо говоря, потерять берега, вообразить себя этаким вершителем судеб, одиноким борцом за справедливость – вне закона и над законом, так сказать.
– Сам берега не теряй, – посоветовал Тульчин. – Ты кто такой, чтобы генералам сеансы психоанализа устраивать?
– Виноват, – деревянным голосом повторил Федосеев. – Возможно, я неправ. Но альтернативный вариант выглядит совсем уже погано. Хотя, должен заметить, он представляется куда более логичным, а следовательно, и вероятным. Деньги в нашей стране еще никто не отменял.
За окном послышался продолжительный душераздирающий скрежет, а следом – частое, быстро удаляющееся хлопанье крыльев.
– Голубь поскользнулся, – перехватив брошенный Тульчиным в ту сторону взгляд, объяснил подполковник. – Не смог удержаться и улетел.
– Да, – явно думая о чем-то своем, рассеянно отозвался Тульчин, – поскользнулся голубок. Поверить не могу! Помнишь, может быть, еще при Советах шла по телевизору такая программа: «Очевидное – невероятное»? Вот это оно самое и есть: с одной стороны, очевидное, с другой – невероятное. Как же так-то, а?
Вопрос был риторический, ответа не требовал, и подполковник Федосеев предпочел промолчать. Помедлив еще немного, он осторожно произнес:
– Возможно, это какая-то провокация.
– Какая? – безнадежным тоном переспросил генерал. – Чья?
– Пока не могу даже предположить. Но Струп…
– Оставь в покое Струпа, – перебил Андрей Константинович. – Забудь о нем. Бурсаков теперь действительно вне подозрений – отныне и навсегда.
– Виноват, не понял, – сказал Федосеев. – То есть как? Что случилось?
– Убит выстрелом в упор в доме начальника погранзаставы на украинской территории, – внес полную ясность генерал Тульчин. – Вместе с хозяином дома и его женой. Почерк все тот же – три выстрела, три трупа. А также три гильзы и три пули, выпущенные из хорошо знакомого нам ствола. В нашей картотеке этот ствол не значится, но догадаться, кому он принадлежит, по-моему, несложно.
– Черт, – упавшим голосом произнес Федосеев.
Он хотел добавить: «Как же так?» – но вовремя спохватился и промолчал: в этом кабинете право задавать риторические вопросы принадлежало генералу Тульчину.
– Еще что-нибудь скажешь? – не дождавшись продолжения, довольно ядовито поинтересовался генерал. – Или просто откроем сейф, сожжем пару папок с документами и посыплем головы пеплом?
Подполковник развел руками.
– Честное слово, не знаю, что и думать. Я даже как-то растерялся…
– Не имеешь права, – быстро и жестко напомнил генерал.
– Так точно, не имею. Но как-то уж очень быстро все закрутилось. Какая-то неделя, максимум полторы, какой-то действующий в одиночку бешеный подполковник, и от дела, которое уверенно шло к победному концу, остались рожки да ножки. Фигурантов нет – перебиты практически поголовно, внедренного агента нет – застрелен в упор. Если бы не этот прокол с удостоверением, пришлось бы констатировать, что мы сели в лужу – вернее, нас туда усадили.
– Очень удачный, своевременный прокол, ты не находишь? – мрачно спросил генерал.
Федосеев снова развел руками и, поймав себя на том, что слишком много ими размахивает, аккуратно положил ладони рядышком на край стола.
– Рано или поздно прокалываются все, – сказал он. – Каждый прокол противника – наша удача, и наоборот. Кроме того, эту информацию доставил Бурсаков, а он, как вы сами только что сказали, вне подозрений.
– Допустим. И каков вывод?
– Вывод напрашивающийся, – сказал Федосеев. – Помните, как давеча Валера Барабанов говорил о бритве Оккама? Мы можем ошибаться, нас могут намеренно вводить в заблуждение, но пока что все улики – прямые, ясные, не допускающие двойного истолкования, – указывают на одного-единственного человека. Разрешите вопрос?
– Валяй.
– Скажите, Андрей Константинович, а вам не намекали откуда-нибудь сверху, что это припятское дело было бы неплохо как-нибудь тихонечко, аккуратно замять?
– К чему это ты клонишь, подполковник?
– К тому, товарищ генерал, что, если бы намекнули, намеку пришлось бы внять. А если бы вы этот намек проигнорировали, вас безо всякой пальбы просто задавили бы административным ресурсом – перевели на другой участок, понизили в должности, подставили… Ну, или, на самый худой конец, похоронили с воинскими почестями. Но – только вас одного. А в заповеднике все шло бы прежним порядком.
