Александр Чагай - Врата джихада
Гульман перевел дыхание: — Ташакор[6]. Где научился драться? Бьешь не хуже дакойтов.
— Русский спецназ. — Ксан удостоился уважительного взгляда.
Он перевернул на спину плававшего в воде Исхана.Острый край горлышка застрял в глазной впадине.
В камеру ворвались надзиратель и двое дюжих охранников с бамбуковыми дубинками. Оценив ситуацию, вопросительно уставились на начальника, демонстрируя готовность расправиться с оставшимися в живых заключенными.
Гульман успел заговорить первым:
— Они что-то не поделили, сааб. Подрались и убили друг друга.
Надзиратель нахмурился, явно что-то просчитывая в уме,
затем кивнул Ксану:
—Пойдешь со мной. Ты, — кивок в сторону Гульмана, —уберешь эту падаль. — Имелись в виду трупы дакойтов.
Тюремщики перешагнули порог камеры, но Ксан задержался, чтобы спросить Гульмана:
— Почему ты помог мне?
Пакистанец пожал плечами; мышцы его лица оставались неподвижными.
— Сааб хорошо держался.
Улыбнувшись, приоткрыл испорченные зубы.
— Сааб — русы,я люблю твою страну. Учился у вас на врача.
Изумленная физиономия Ксана заставила Гульмана пояснить:
— Был доктором в Балакоте. Давно это было. Прощай. —Ксан с энтузиазмом пожал жесткую, как наждачная бумага, руку.
— Ну, хватит болтать! — грубо вмешался надзиратель.
Он грубо схватил Ксана за шиворот и вытащил в коридор.
— Воняет от тебя, как из задницы у буйвола...
В конце коридора они свернули налево и вышли в тюремной двор. На противоположной стороне находился офис администрации. За письменным столом, широким как палуба авианосца, восседал начальник тюрьмы. Энергичный, затянутый в полковничий мундир, он мог бы выглядеть грозными уверенным в себе, если бы не легкая растерянность во взгляде. Возможно, она объяснялась присутствием в комнате другого человека: в кресле для посетителей развалился Али Азг-хар Шах. По обыкновению, адвокат был элегантен и надушен. Белоснежный шальвар-камыз (традиционный пакистанский костюм — просторная рубаха и шаровары) отутюжен и накрахмален, из нагрудного кармашка торчит мобильный телефон. Азгхар Шах курил египетскую сигарету и стряхивал пепел на пол. При виде Ксана вскочил, принюхался и скорчил гримасу. Ткнул сигаретой в сторону начальника тюрьмы:
— Помыть, переодеть, вернуть личные вещи и деньги.
Заметив, что полковник колеблется, добавил:
— Я могу предъявить вам обвинение в незаконном задержании, пытках и в действиях, наносящих ущерб отношениям Пакистана с зарубежными государствами. Вами может заинтересоваться Комиссия по проверке госслужащих.
...Когда они подходили к машине, Азгхар Шах спросил,скорее для проформы: «В Исламабад?». И услышал искренне его удививший ответ: «В Музафарагхар!». Ксан едва держался на ногах (он уже тогда заболевал, подцепив в тюрьме какой-то вирус), однако не собирался считать себя побежденным. К требованию ехать в Музафарагхар адвокат отнесся скептически, однако вынужден был повиноваться: в конце концов, его услуги хорошо оплачивались, а клиент всегда прав. Азгхар Шах позволил себе лишь немного поворчать:«С Джаведами лучше не связываться. В этой стране полно мест, где труп может лежать годами».
.В Музафарагхаре явно не ожидали появления таких важных персон. Огромный «ниссан патрол» распугал куриц, буйволов, ослов и коз, которые бродили по главной улице городка. Собственно, это была и не улица вовсе — так, скверно расчищенное пространство между двумя рядами домов и лавок.
Пара зевак с готовностью вызвалась показать жилище Манзура, неказистое, обшарпанное. Отсутствие даже скромного сада, грубые бетонные стены, дверной проем без двери, — все это внушало уныние. Зажав нос (естественная реакция на вонь от коровьих лепешек) Азгхар Шах и Ксан переступили порог. Некрашеные стены, протертый синтетический ковер у шаткой кровати, в другой стороне — стол хозяина. На нем — какие-то бумаги, пачка дешевых сигарет, разная мелочь. Сам Манзур сидел рядом — напрягшись и раскрасневшись. Парня, верно, ошарашил приезд его недруга,которому полагалось гнить в тюремной камере. Слова вырывались из растерявшегося пакистанца как воздух из проколотого шарика, который сдувают ритмичными нажатиями:«Не имеете права. Это мой дом. Частная собственность.Негодяй. Ты пожалеешь.».
Ксан не выдержал и с угрожающим видом шагнул к мальчишке, но тот ловко выудил из ящика стола черный предмет,оказавшийся пистолетом «ТТ». Местного производства, других здесь не водилось. Грубая работа, даже издали это бросалось в глаза. В оружейных лавках такие пушки, изготовленные кустарями, стоили гроши. Иногда некачественная сталь не выдерживала, и оружие разрывалось прямо в руках.
Ксан позабыл об осторожности. Повернувшись боками, сокращая таким образом площадь своего тела, куда могла впиться пуля, бросился на пакистанца. Манзур все же успел выстрелить — за мгновение до того, как Ксан выбил у него пистолет, отлетевший в угол.
Пуля разорвала кожу на левом боку Ксана, задев одно из ребер. Это могло дорого обойтись Манзуру: он с искренним ужасом всматривался в бешеные глаза русского, который,забыв об одолевавшей его слабости, заключил юного пакистанца совсем не в дружеские объятия. У незадачливого мужа русской прелестницы затрещали ребра, он делал судорожные движения ртом, тщетно пытаясь наполнить воздухом легкие.
В общем, Марина появилась весьма кстати. Видно, она ходила за покупками. С ходу оценив ситуацию, молодая супруга обрушила на череп Ксана связку полиэтиленовых пакетов с картошкой, морковкой и бараньей ногой. Страдая одышкой (объяснимой в ее положении) и напирая на обидчика восьмимесячным животом, молодая супруга обрушила на Ксана поток непарламентских слов и выражений, означавших примерно следующее: «Вот гад, откуда ты на нашу голову свалился, что за напасть такая!».
Ксан смешался и ослабил хватку, дав Манзуру шанс на дальнейшее прозябание в городе Музафаргхаре. Дело было не только в том, что столкновение с бараньей ногой оказалось слишком болезненным, но, главное, в самой личности фигурантки, атаковавшей человека, по сути, ею же нанятого. Марина прокричала, что любит Манзура и ничто их не разлучит.
Я разлил остатки водки. Ксан выпил, вытер рот тыльной стороной ладони (руки у него были широкие, мускулистые, такие могли раздавить насмерть) и бесстрастно глянул в потолок. На мою просьбу закончить повествование лениво потянулся, сузив глаза под припухшими веками.
— Итак, мы вернулись в Исламабад, не солоно хлебавши.Но, знаешь, я был по-своему доволен, что ни черта у меня не вышло. Вот ведь... Дней десять провалялся в постели — температура, жар, словом, полный набор. Потом выздоровел,составил рапорт, дело как-никак было сделано, не моя вина,что девушка заартачилась.
— Посольство заплатило?
Ксан передернул плечами, будто отгонял муху.
— Спустя неделю после того, как эта парочка шуганула меня из Музафаргхара, Марина явилась в Исламабад с чемоданом и обоими детьми. Третий все еще сидел в утробе, но,судя по всему, планировал вскоре оттуда выскочить. Марина попросила немедленно отправить ее на родину, заодно выразив сожаление, что я работал грубо и неуклюже.
— А ты?
Ксан хмыкнул:
— Я, действительно, сделал не все, что мог. Сломал бы парнишке пару ребер, руку или ключицу..Тогда бы эта девчонка не стала так торопиться, пришлось бы ей позаботиться о своем Ромео. Может, в конце концов, и сладилось бы у них.
II. Эмоциональный контроль
— У вас благородная профессия.
По ироничному выражению лица Ксана я понял, что сказал глупость. Он отхлебнул ореховой настойки (в ее приготовлении мне нет равных) и водрузил свои ноги на кухонную табуретку. Я ничего не имел против — в конце концов, мы отдыхали, и соблюдение условностей было ни к чему.
Ксан явился час назад, захватив с собой объемистую сумку с деликатесами: красной икрой, лососиной, грибами, заморскими салатами и прочими диковинами, которые пенсионеру не по карману. Подкрепившись и выпив, мы развалились в продавленных креслах и принялись глазеть на падающие снежинки. Был конец октября: снег скоро стает, но пока что он падал, настраивая поговорить на всякие важные темы.Вот тогда я и прокололся. С другой стороны, чего стесняться? Ксан прекрасно понимал, что я простой обыватель. Может, именно поэтому он общался со мной, ценя возможность побыть самим собой и хорошенько расслабиться.
Ксан заложил руки за голову, изучая мутно-серое небо.
— Благородная. Да только.
— Да только?.. — с надеждой повторил я.
— Разведка занимается получением информации, как журналистика или дипломатия. Но, в отличие от последних, она априори предполагает нарушение законов страны пребывания, пренебрежение интересами личности. Обман, хитрость,насилие — нормальные рабочие инструменты. При вербовке нельзя думать о том, что ты ставишь под угрозу жизнь своего подопечного, благополучие его семьи. Выжать из него все,что требуется, а дальше — трава не расти. Необходим эмоциональный контроль. Стоит разок отпустить вожжи.
